Российская журналистка Юлия Латынина, уехавшая из России вместе с родителями, в интервью Настоящему Времени рассказала, что причиной ее отъезда стал страх, что у нападавших на нее "уже совсем крыша съехала" и она не может больше "рисковать жизнью родителей", которые стали свидетелями поджога ее автомобиля.
Латынина сообщила, что надеется вернуться домой, но когда – не знает. Она также сказала, что не собирается подавать заявление в полицию на поджигателей машины. Журналистка предположила, что к токсичному веществу, которым облили ее дом, имеют доступ члены Частной военной компании Вагнера.
"Это был не баллончик "Скунс", который можно где-то купить, а это все-таки было летальное боевое вещество, которое даже не состоит на вооружении полиции", – заявила российская журналистка в интервью Настоящему Времени.
— Юля, вы покинули Россию. Где вы сейчас находитесь, в безопасности ли вы и ваша семья?
— Я нахожусь за пределами России, я бы не хотела отвечать, где.
— Но в безопасности?
— Я надеюсь. Более того, я понимаю, что не такая была страшенная опасность, это не то что меня бы намеренно пытались убить.
Это все-таки было нелетальное боевое вещество, которое даже не состоит на вооружении полиции, то есть к нему имеет доступ достаточно ограниченный круг людей, естественно, к нему, наверное, имеет доступ ЧВК Вагнера, когда действует в Сирии
Я довольно с юмором отнеслась, когда на меня надели ведро с говном, и в другой раз, когда прыснули веществом, которое, кстати, как теперь выясняется, было все-таки не очень доступное, это был не баллончик "Скунс", который можно где-то купить, а это все-таки было нелетальное боевое вещество, которое даже не состоит на вооружении полиции, то есть к нему имеет доступ достаточно ограниченный круг людей, естественно, к нему, наверное, имеет доступ ЧВК Вагнера, когда действует в Сирии. Это же тоже не было опасно для жизни, в любом случае.
А когда около твоего деревянного дома горит машина, вернее, она взрывается, видимо, сначала, то не совсем понятно. Это не совсем как поджог возле офиса, возле большого каменного здания.
Во-первых, это показывает, что у людей уже совсем крыша съехала, а во-вторых, меня, к сожалению, уже не было в Москве в этот момент, я просто была в одной из поездок, а родители выскочили из дома, папа – 79 лет, слава богу, у нас дома был огнетушитель, а, может быть, не слава богу, потому что он бегал возле этой машины, пытался ее потушить, чтобы не загорелся дом, а у машины – бензобак, и бензобак мог взорваться, не взорвался он только потому, что был полный.
Согласитесь, поджигатели не знали, что в машине полный бензобак, и она не взорвется.
Я не знаю, это был поджог или это было мелкое взрывное устройство, они [поджигатели] не знали, в какой момент она взорвется, вдруг в тот момент, когда в ней кто-то едет – я или мои родители. Они не знали, что могло случиться с мамой, когда папа так тушил машину, а маме – 77 лет, она бегала вокруг него и кричала: "Леня, отойди от машины, а то она взорвется", у нее оперированное сердце. Это значит, что эти люди не думали о возможных последствиях.
Жизнью родителей я не могу рисковать, потому что я прекрасно понимаю, что в такой ситуации была масса очень плохих возможностей, нам очень повезло, я, в общем, очень рада, что все получилось именно так, как получилось.
— А вы подавали заявление в связи с поджогом, возбуждено ли дело, вообще как это оформлено с точки зрения процессуальной, это как-то зафиксировано полицией российской?
— С точки зрения процессуальной было следующее. Когда в меня плеснули говном, я тогда подавала заявление, а там я даже не знала, что мне ответили, но после второй атаки на дом выяснилось, что был ответ.
Я, кстати, рекомендую на будущее любым людям, которые, скажем, выходят на демонстрации – они могут плескать говном в российских омоновцев, поскольку в этом отсутствует состав преступления.
Ответ был следующий: что действия тех, кто в меня плеснул говном, в них отсутствует состав преступления, поэтому их не имеет смысла разыскивать. Я, кстати, рекомендую на будущее любым людям, которые, скажем, выходят на демонстрации – они могут плескать говном в российских омоновцев, поскольку в этом отсутствует состав преступления.
И там была вторая "запятая", которая мне тоже очень понравилась: вот Латынина подала заявление о возбуждении уголовного дела, значит, в принципе можно на нее возбудить уголовное дело за заведомо ложный донос, но мы, так и быть, делать этого не будем.
В принципе ответ был такой: что мы рассмотрели возможность в связи с тем, что в Латынину плеснули говном, мы рассмотрели возможность уголовного преследования Латыниной, и, так и быть, делать, этого не будем.
Когда было второй раз нападение, я уже не подавала заявление, просто потому что это было смешно, хотя я еще не знала об этом ответе. По-моему, родители подали и соседи подали, потому что они были абсолютно взбешены: дома мыши передохли, у детей – понос, в общем, масса была неприятных вещей. Я меньше всех пострадала.
— А поджог машины?
— Я не знаю. Я не уверена, подавали ли родители заявление. Дознаватель МЧСовский точно был, собственно, он потом и сказал, что машина-то, там три очага возгорания. Но, в любом случае, я, конечно, не подавала и подавать не буду.
— После того, как вы уехали, вы получали угрозу или чувствовали слежку? Сейчас вы продолжаете переживать из-за этих нападений, их продолжение какое-то есть?
Люди, которые так действуют, являются абсолютными отморозками, и я не знаю, что у них в голове.
— Я особенно из-за нападений как-то не переживала, у меня просто есть масса других дел. Просто стало ясно, что ситуация гораздо более серьезная, чем мы представляли себе. Еще раз повторяю, не в том смысле, что на меня есть заказ, чтобы убить, но в том, что люди, которые так действуют, являются абсолютными отморозками, и я не знаю, что у них в голове. Я не могу рисковать тем, что в следующий раз у моих родителей случится сердечный приступ или они будут в этой машине, или что-нибудь такое. Я не могу представить себе, что придет в голову не совсем нормальным людям.
— А что должно измениться, чтобы вы, ваш папа и ваша мама спокойно вернулись домой в Москву, что должно произойти?
— Во-первых, я надеюсь, что родители мои достаточно спокойно могут возвращаться в Москву, потому что если эти ублюдки будут понимать, что меня в Москве нет, я как-то надеюсь, что они не будут нападать на родителей. Но, к сожалению, я и этого не могу гарантировать, потому что, понимаете, меня в Москве не было, но нападение было. Причем, в общем-то, после того, как первый раз напали на дом и на всю семью, именно на стариков, я публично сказала: ребята, нельзя ли вернуться к практике, к истории с говном, чтобы нападать на меня, не трогать моих родителей?
Я не знаю, знали те люди или нет, что меня уже нет в Москве, что они нападают именно на моих родителей, что целью их атаки является 79-летний человек и 77-летняя женщина, которые будут обречены или на то, чтобы смотреть, как сгорает их дом деревянный и вообще сгорает все вокруг, потому что там других вариантов не было, или будут пытаться тушить машину, у которой сейчас взорвется бензобак? Вот я не знаю, это был расчет или это был просто их кретинизм. И, понимаете, я бы не очень хотела это выяснить.
— То есть какое-то время, вы пока не определяете срок, сколько вы будете за границей?
У меня есть масса планов, осуществлению которых ничуть не мешает отъезд, я их буду продолжать осуществлять.
— Нет, я не определяю, но в любом случае я, естественно, надеюсь вернуться. Я продолжаю работу на "Эхо Москвы", я продолжаю работу в "Новой газете", у меня есть масса планов, осуществлению которых ничуть не мешает отъезд, я их буду продолжать осуществлять.
— Спасибо.