Московская группа "Аркадий Коц" – представитель пролетарского панка, собирающая на свои концерты как левых, так и либеральных активистов, столичное студенчество, лишенное какого бы то ни было политического бэк-граунда, и в то же время, поддерживающая интересы такого общественного института, как профсоюзы, кажется, окончательно себя дискредитировавшего в последние путинские годы. Накануне Первомая Настоящее Время беседует с лидером группы Кириллом Медведевым.
Настоящее Время: Впервые вас увидели во время суда над группой Pussy Riot в 2012 году. Тогда многим казалось, что не хватает каких-то небольших усилий, чтобы "разрушить эту тюрьму". Но прошло пять лет, а стены тюрьмы становятся все прочней. Сейчас вам не кажется, что тогдашние усилия были напрасны?
Кирилл Медведев: Нет, мне так не кажется. Сейчас мы на это смотрим уже как на историю, как на события 2012 года, и, в не зависимости от того, что произошло дальше, это, безусловно, героический факт нашей истории. А любые героические события в истории, если мы себя как-то с ними ассоциируем, естественно, формируют будущее. Более того, без них никакое будущее невозможно.
И то, что происходило в 2012 году, – это было первое героическое событие общенационального масштаба, потому что все постсоветское время такого события у нас не было.
Был 1991 год, который, к сожалению, частью общества до сих пор воспринимается как положительное событие. Очень большая часть ассоциирует те события с дальнейшим распадом страны и всей прежней жизни, которая была. В общем, для многих это событие не позитивное. Тем более это касается 1993 года – события, которое вообще раскололо общество.
То, что происходило в 2012 году, при том, что в этом участвовала относительно небольшая часть людей, живущих в России, в моменты подъема этого оппозиционного движения в нем был представлен максимальный спектр идеологий, каких-то представлений о том, как должно быть устроено общество.
То, что оно в итоге оказалось подавлено, сформировало восприятие мною лично и многими другими, несмотря на все дальнейшие разочарования, этого события, как позитивного и, еще раз повторю это слово, "героического", потому что это важное слово.
Либеральные критики называют вас леваками, вы свои в рабочей среде, что для современной России все же необычно: тут либо гламур, либо блатной шансон. Гребенщиков, Макаревич, Шевчук вынесены на периферию массового сознания. Вот этот рабоче-крестьянский панк – это сознательный ваш выбор или же удачно просчитанный ход? Ведь вы в известном смысле единственная группа, которая смогла соединить пролетарскую риторику и либеральный посыл.
Это наш политический выбор, потому что до того, как мы объединились в эту группу и начали петь эти песни, все мы на тот момент так или иначе определились не только со своими левыми взглядами.
Практически все мы были активистами, то есть так или иначе себя проявляли в тех или иных сферах – будь то университетская борьба, когда случилось знаменитое восстание на соцфаке МГУ. В нем участвовал и был одним из лидеров наш скрипач Олег Журавлев – собственно, сооснователь группы. Я на тот момент состоял в таком лево-радикальном движении "Вперед". И так далее.
Поэтому то, что мы в итоге стали играть эту музыку, было с одной стороны выражением естественной потребности в коллективном творчестве. Многие из нас на тот момент и так реализовывались в творчестве.
Я – как поэт, Николай Олейников – как художник, Михаил Грибоедов занимался музыкой. Но вот эти две наши потребности – с одной стороны заниматься творчеством, причем коллективным, с другой стороны – содействовать рабочему, профсоюзному движению не только активизмом, не только ходить на пикеты, митинги, участвовать в традиционных на тот момент политических формах, но и делать что-то в искусстве. В том числе в искусстве не массовом, но востребованном более или менее широкой аудиторией.
И в этом состоял вызов. Что всегда интересно и для художника, и для активиста – это вызов. В этот момент не только сложно для тебя работать в нем, но и даже, я бы сказал, максимально дискредитировано.
Что такое песни рабочих, искусство, музыка для рабочего класса. Само словосочетание на тот момент звучало, как какая-то глупая шутка.
Случился странный и важный для нас диалог между английским левым певцом Билли Брэггом (Billy Bragg), который приехал в Ленинград на гастроли, общался и выступал вместе с питерскими рокерами, с [Борисом] Гребенщиковым и другими. И спорил с ними, доказывая, что нужно играть музыку для рабочего класса, как он, собственно, и делал.
Это такой панк из 70-х, начинал на вот этой панковской волне, но изначально был очень мощно ангажирован.
И они смотрели на него, как на идиота, говорили: "Ты что, какая музыка для рабочего класса".
И по большому счету так получается, что за 25 лет восприятия этой темы ничего не изменилось, в какой-то момент так все сложилось, что мы [группа "Аркадий Коц"] сошлись вместе и решили, что это подходящий для нас вызов.
Американский певец Дин Рид, тоже один из апологетов рабочего движения не только в США, но и в мире, все-таки жил в демократической стране. И в этом смысле ваш опыт не повторяется. В режиме тотального замалчивания экономических и политических проблем, разгона мирных демонстраций и шествий голос российских рабочих почти не слышен. В большинстве своем они либо помалкивают, либо поддакивают властям. Есть ли тут вообще место музыке?
У музыки во всей этой ситуации место, я бы сказал, первостепенное, потому что главная проблема всех активистских движений, инициатив, в которых мне доводилось участвовать, – это всегда были сложности с тем, как доносить их повестку до общества.
Причем таким образом, чтобы, с одной стороны это звучало достаточно громко и внятно, с другой – чтобы за внешним выражением, за внешней эффектностью не терялось послание, потому что тут есть всегда некоторая проблема: некая эффектная акция, автор которой хочет донести некий политический смысл, воспринимается в чисто эстетических категориях. Тут есть опасный момент эстетизации политики, чего мы абсолютно не хотим.
И этот жанр рабочей протестной песни в этом смысле максимально подходит: с одной стороны он дает возможность выйти на широкую аудиторию, с другой – мы не теряем изначального пафоса, который пусть в нынешней ситуации звучит по-прежнему маргинально, к сожалению.
Мы это принимаем, как факт, мы хотим это преодолевать, но мы не хотим этого скрывать.
Вот у нас есть песня "Быть рабочим не стыдно". Быть певцом рабочего класса не стыдно – у нас такой посыл.
Я видел вашу аудиторию. Это, главным образом, университетская публика. Можно ли сказать, что левые, в российском контексте, конечно, настроения все больше занимают институтские аудитории?
Мы пытаемся работать с достаточно разными аудиториями, некоторые из которых не всегда видимы. Конечно, если вы приходите на наш московский концерт, то видите там в первую очередь молодых московских интеллигентов, интеллектуалов. Да – левых, протестно настроенных, университетских. Это нормально.
Одновременно другая часть нашей аудитории, может быть, менее видимая в информационном поле, но не менее важная, не менее серьезная – это, собственно, профсоюзные активисты, до которых наша музыка, наши диски доходят по профсоюзным каналам.
Последний диск "Музыка для рабочего класса" был записан при поддержке профсоюза и распространялся по профсоюзным каналам. Например, профсоюз докеров, очень большое отделение в Туапсе на Черном море. Они заказали несколько сотен экземпляров нашего альбома для своего актива.
Это для нас большая радость и доказательство того, что наша аудитория состоит, в том числе, из таких людей, и наша претензия на то, что мы пытаемся выражать в музыке интересы и пафос борьбы рабочего класса, не беспочвенны.
Это не просто риторика, это не просто мы выдаем желаемое за действительное, это факт. Наиболее передовая часть рабочего класса, наемных работников, входящая в независимые профсоюзы, – это, безусловно, наша аудитория, и относится это, кстати, не только к России, но и к Украине, где нас так же знают, мы не раз там выступали – в том числе на профсоюзных мероприятиях.
По-своему мы, музыканты, пытаемся решать проблему, как объединить вот эти разные аудитории. Дело в том, что мы, с одной стороны, по-прежнему ощущаем себя частью широкого протестного движения. Не случайно мы в 2012 году активно участвовали в этом во всем, не случайно мы выступаем в поддержку политзаключенных и так далее.
Мы считаем, что это первостепенная задача для нас, для левых, да и в целом для гражданского общества, потому что пока у большинства наемных работников нет своего политического представительства, никакие серьезные изменения невозможны.
Но сейчас большинство наемных работников мало ассоциируют себя с профсоюзами. Не получается ли так, что вы выступаете адвокатом профсоюзного движения?
Да, в каком-то смысле так получается. Причем мы выступаем адвокатом профсоюзов в достаточно разных контекстах: с одной стороны мы пытаемся объяснять, насколько важны профсоюзы в такой условно либерально-оппозиционной среде.
Недавно был случай, когда известный политолог Екатерина Шульман в своей интересной лекции упомянула о том, что у нас нет профсоюзного движения. Профсоюзники, естественно, с обидой отреагировали на это высказывание, это много обсуждалось, был некоторый скандал в интернете.
Опять же, это та лакуна, тот дефицит, который мы пытаемся восполнять.
Если говорить о рабочем движении, то, например, движение дальнобойщиков, которое постепенно охватывает страну, – это точно ваша стихия. Вы бываете в лагерях дальнобойщиков, поете им свои песни. Какой отзыв они получают в среде, где на лицах написано негодование, а в кабинах грузовиков по-прежнему можно встретить портреты Путина?
Портрет Путина, мне кажется, все меньше можно встретить, хотя, наверное, это случается. Нам нам невероятно приятно, когда мы запостим какой-нибудь наш ролик в группе для дальнобойщиков в социальных сетях, и нам пишут люди: "Да, ребята, помним, как вы приезжали в наш лагерь. Спасибо большое".
Но мы такие если не одни, то людей, музыкантов более известных, чем мы, готовых таким образом поддержать, а тем более приехать и выступить в лагере, не так много.
Шевчук [Юрий] приезжал в Химки, и это было прекрасное событие. Это сдвигает людей в сторону лучшего понимания политической действительности.
Группа "Аркадий Коц", лидером которой вы являетесь, находит себя не только в московских клубах, но и на улицах. Накануне 1 мая предстоит еще одна уличная акция. Вы пытаетесь возродить историю 1905 года – знаменитых маевок?
Ну, конечно, мы были бы не против возродить историю 1905 года. Конфедерация независимых профсоюзов (КТР), при нашей поддержке и участии организует такое мероприятие для московского профсоюзного актива и для всех, кто хочет в этом участвовать.
То, что это мероприятие – самое адекватное и соответствующее духу 1 мая, мне кажется очевидным, потому что там мы собираем людей, для которых их рабочая, их профсоюзная идентификация действительно на первом месте.
Одна из наших задач, и КТР всячески поддерживает эту инициативу, для них это сейчас одно из важных направлений, - это сближение прогрессивной интеллигенции (условно) и профсоюзного движения.
По истории мы хорошо знаем, чем заканчивались такие маевки. Поначалу их разгоняли и даже расстреливали, а потом постепенно участники этих маевок бесцеремонно перевернули мир.
Это не политическое мероприятие. Это такой пикник с объединяющим и в этом смысле политическим посылом. У нас есть определенная задача: мы хотим эту профсоюзную, рабочую повестку развивать, в разных формах доносить до людей, увеличивать профсоюзный актив и число людей, которые нам симпатизируют.
В принципе форма профсоюза может и должна быть востребованной самыми разными людьми. Мы видим, например, что недавно сформировался профсоюз журналистов. Это очень сложный проект, потому что понятно, что журналистам, как и художникам, людям искусства очень сложно объединиться. Они все живут каждый в своем рабочем режиме, на своих условиях контактируют с работодателем, или на его условиях. Так или иначе – каждый за себя по большому счету.
Но форма профсоюза для них потенциально – такая же возможность отстаивать не только свои трудовые права, но и гражданские, и профессиональные.
Мы предлагаем повестку, которая объединила бы общество на новых основания. Мы говорим, что исходим из интересов большинства, которое, естественно, включает в себя самые разные меньшинства. И вот эту точку зрения большинства на новых основаниях мы пытаемся формулировать и выражать.