В Донецком городском суде Ростовской области продолжается суд по делу украинской летчицы Надежды Савченко, которой грозит в России до 13 лет тюрьмы.
Настоящее Время взял интервью у сестры Надежды – Веры Савченко, которой спецслужбы пытались запретить въезд в Россию и возможность присутствовать на суде.
– Как сейчас себя чувствует Надежда Савченко?
– Она уже привыкла быть голодной, хотя это не то, к чему стоит привыкать. Она рада тому, что скоро конец этого суда, который совсем не похож на суд. Скоро политики должны будут что-то предпринимать. Чтобы они охотнее не забывали о людях, Надежда собирается вести сухую голодовку, сухой страйк.
Сейчас она во время судебных заседаний употребляет пищу наподобие детского питания. Три дня в неделю. А четыре дня она находится в СИЗО – там она вообще не ест.
– Весь фактаж, собранный защитой вашей сестры, на протяжении долгого времени судом к делу не подключается, фактически отвергается. Это касается и истории с мобильным биллингом, который показывает где, в какой момент находилась Надежда. И возможное участие в вывозе Савченко в Россиию экс-сотрудником администрации Путиным Карповым... Что собирается делать защита дальше, когда ее фактически лишают права голоса? По-вашему у адвокатов есть "план Б"?
– По-моему, нет. Адвокаты – это люди, которые должны и умеют работать в процессуальном поле, даже если оно деформировано, как в России. Я не думаю, что эти люди – какие-то виртуозы, какие-то авантюристы. Они надеются на то, что мяч перейдет на поле политиков, дипломатов. И там уже будут о чем-то договариваться. Потому что, судя по тому, как ведут себя судьи, суд не собирается быть честным.
– То есть вы утверждаете, что "плана Б" у адвокатов Надежды сейчас нет?
– То, что я знаю сейчас от адвокатов, и по моим оценкам, – нет.
– У Украины, как государства, по-вашему, есть четкая и понятная стратегия для освобождения Надежды Савченко? Потому что складывается впечатление, что, да, власть помнит о Надежде, знает о том, что она переживает сейчас в России, но все действия государства достаточно ситуативны, я бы даже сказал, хаотичны. У вас нет такого ощущения?
– Я с вами совершенно соглашусь, потому что на своей шкуре чувствую, как это. Нет определенного человека, который отвечает за кейс Савченко и остальных ребят...
– Сенцова того же...
– Сенцова, Карпюка, Клыха, Кольченко... как минимум, эта та пятерка, у которой есть все шансы... Власть интересуется, поскольку народ интересуется. Она должна интересоваться, чтобы держать свой рейтинг. И это понятно. Так поступает любая власть. Плюс в нашей стране нужно еще реформы нужно делать, а реформы – это всегда не совсем приятное, и это может породить недовольство у народа, поэтому там много других проблем.
– То есть вы говорите, что вопрос освобождения Савченко – это скорее, по-вашему, вопрос имиджевый для украинской власти, нежели стратегический, который находится в повестке сегодняшнего дня? Правильно ли я вас понимаю?
– По моему субъективному мнению – да.
– Мне ваше мнение интересно...
– Да.
– Намедни Надежда написала письмо в редакцию интернет-издания "Медуза". Но ответы на вопросы журналиста, которые обсуждает сама Надежда, сотрудники СИЗО не пропустили. И там же, в этом материале на "Медузе", Надежда дает понять, что все ответы знает моя сестра Вера. Всей информацией располагаете вы. Вы можете нам рассказать, что в итоге цензура не пропустила?
– Я знаю этот диалог с "Медузой", и, к сожалению, сейчас у меня нет ответов. Скорее всего, адвокаты забыли мне их передать. Ну, бывает такое. У нас такой более-менее надежный коридор без прослушки общаться с Надей – через адвокатов письменно. И в силу занятости адвокатов, они иногда забывают нам передать письма друг другу.
Поэтому я сейчас не располагаю информацией, что Надя написала "Медузе". Но я знала вопросы "Медузе", я понимала, что они чуть-чуть отличаются от LifeNews своими вопросами (вообще, странными были вопросы, мягко говоря), поэтому я не понимаю, на что рассчитывали эти ребята.
– В начале года адвокаты Надежды говорили: "Чем хуже – тем лучше". Мол, когда количество нарушений в суде превысит критический объем, тогда голос мировых политиков, которые продолжают делать заявления о Надежде Савченко, зазвучит громче. И в итоге заставят Кремль освободить Савченко. Мол, это может произойти уже в марте.
Насколько эта перспектива реальна, по-вашему?
– С фразой "чем хуже ведет себя суд, тем лучше для дела Савченко" я соглашусь. И действительно, самый худший момент для суда на данный момент – это то, что адвокаты поймали за руку следователя Маньшина. Он должен был давно отойти от дела (он сделал расследование и ушел). Но он почему-то сидел и суфлировал лжесвидетелям со стороны обвинения. И его адвокаты сфотографировали.
Они были уверены, что этого никто не узнает. Но вот сейчас он вынужден был приехать давать показания: почему, что он там делал, чего он хотел. Вот это очень плохо для суда.
Но мы видим, как судья выгораживал Маньшина. Он снимал все вопросы защиты, говорил: "Это не относится к делу". Говорил: "читайте материалы дела, это там есть".
Но нужно, чтобы это видел весь мир. Понимал, читал, как угодно, в комиксах, отчетах. Это нужно доносить мировым политикам. И я обращалась к новому президенту Парламентской ассамблеи совета Европы, я попросила его прислать на суды их юриста. Но мне ответили, что это - не их традиция. Задача – донести то, что творит Россия.
– Перспектива разрешения истории Савченко в России может быть связана как-то с мартом? Могут ее освободить в апреле, как вы оцениваете эти шансы?
– Ну, я шутя... Если ввести эмбарго на покупку нефти у России до освобождения Савченко, то она выйдет на свободу завтра. Но этот вопрос не поднимается. Поэтому когда – это для меня самый страшный вопрос. Я слышала от моего президента, президента Украины, что она будет свободна в мае 2015 года. Так что кого спрашивать, если мой президент ошибся?
Настоящее Время