Три события последнего месяца, произошедшие в самых разных областях жизни, странным образом сложились в сюжет чисто исторического характера. Это доказывает наше предположение, что представления о прошлом, типичные для большинства российского общества – и для всей российской власти – во многом определяют их поступки и действия. Это понятно. Удивительно другое – насколько такие представления являются бессознательными и наивными, что – применительно к сфере серьезной политики – становится исключительно опасным.
У нас восточное православие, у нас восточное христианство — православие, и некоторые теоретики христианства говорят, что оно во многом даже ближе к исламу, чем, скажем, к католикам.Владимир Путин
Сначала Владимир Путин, выступая на открытии новой мечети в Москве (мечеть в российских медиа отчего-то называют "кафедральной", хотя это слово из совсем другого культурного и конфессионального обихода) заявил, что ислам ближе к исконно православной России, чем католицизм. Более того, он – то ли оговорившись, то ли его неправильно поняли журналисты – назвал ислам "одной из государственных религий России".
Россия, помня и зная всё, что случилось в те годы, неизбежно должна исторически видеть себя наследницей Чингисхана. Мы с болью и в муках приняли империю Чингисхана, почти в том же географическом виде — из рук предков Державина, Карамзина и Давыдова. В этом смысле, так нравящаяся "прогрессистам" точка зрения о том, что мы затормозили своё развитие под игом — должна быть вывернута наизнанку: наследство Чингисхана — наша гордость.Захар Прилепин
Затем писатель Захар Прилепин, известный своим простодушным империализмом, опубликовал статью, где – в видах на будущие русские завоевания, от Мариуполя до Диканьки – назвал Россию духовной наследницей империи Чингисхана. Это, так сказать, жесты публичные, сделанные известными людьми. А вот третье событие, оно как бы не "событие", а "процесс". Здесь мы возвращаемся к нашей любимой теме единых школьных учебников по истории.
На днях я побеседовал со специалистом в области образования. Меня интересовала такая вещь: вот появляются новые учебники по "Истории России" и в них – история не людей, не разных этнических и религиозных групп населения нынешней Российской Федерации, а история государства. Получается, все достижения мировой и русской академической историографии последних ста с лишним лет – насмарку. Как была карамзинская "История государства Российского", так она же и осталась, только написанная гораздо менее талантливыми перьями.
В его “Истории” изящность, простота /Доказывают нам, без всякого пристрастья,/ Необходимость самовластья/ И прелести кнутаА.С. Пушкин
"История английского народа" Джона Ричарда Грина, изыскания голландца Йохана Хёйзинги, историческая антропология французской "Школы Анналов", труды Арона Яковлевича Гуревича, Михаила Бойцова и других – не говоря уже о чисто марксистской историографии – ничего этого будто бы и не было.
В новых учебниках царь следует за царем, генсек за генсеком, госреформа за госреформой. "Пусть так, – сказал я собеседнику, – но что в такой истории государства Российского делать с национальными республиками в составе РФ? И национальными автономными областями? И вообще с регионами с разным прошлым?" Ответа не последовало.
Так вот, все три вышеперечисленные ситуации имеют одну и ту же исходную точку. И находится она в столице, в Москве, в Кремле. Прошлое России и всех людей, ее населяющих, видится из именно из этой точки, причем прошлое трактуется исключительно как прошлое самого Кремля – то есть, нынешней власти. Это именно власть (Путин) и ее культурная обслуга (Прилепин) заняты поисками собственных предшественников и духовных отцов, великих традиций и вечных союзников, а не частный человек. Стоит отказаться от кремлевской перспективы, сменить точку наблюдения и интерпретации прошлого, как абсурд высказываний президента и беллетриста становится очевидным – точнее, еще более очевидным, нежели на первый взгляд.
Вообразим себе жителя Калининграда, бывшего Кенигсберга, которому говорят, что он не потомок советских переселенцев в захваченную немецкую провинцию, а духовный отпрыск монгольского хана. Или саама из Мурманской области, который, как выясняется, ближе к исламу, чем к католицизму – хотя саам никогда и не мыслил себя православным. Или татарина из Казани, который сначала откроет единый учебник по истории России и обнаружит, что несколько веков подряд являлся врагом и кровавым угнетателем, а затем – после того, как его город был захвачен русским царем – тихим подданным великого государства русских царей и генсеков. А потом он же почитает статьи беллетриста Прилепина и узнает, что все не так и что он, скромный житель Казани, есть новый Чингисхан, или хранитель чингисханового духа. Ничего кровавого в нашествии чингизидов на Русь будто и не было. Так возникает культурно-историческое раздвоение личности.
Наконец, представим себе истинно верующего, православного, который ориентируется в истории церкви, хорошо знает Писание и так далее. И вот вдруг ему сообщают, что близок он не к другому христианину, который читает то же Писание, но на другом языке, молится тому же Богу, пусть и немного по-другому, следует одним и тем же моральным ценностям, нет, он исконно близок к людям, чтущим и читающим совсем иное – не хуже, упаси Боже, не лучше, а иное? Более того, его духовным предком были не Борис и Глеб, не Сергий Радонежский, а безжалостный завоеватель, который пришел из далеких степей и уничтожил десятки городов и сотни тысяч людей? Что должно происходить в сознании такого человека?
Государство и его слуги, которые во всем видят только свой, государственный, административный, своекорыстный интерес, сами загоняют себя в тупик. Чушь, которую они выдают за глубокие исторические прозрения, прикрывает их беспомощность перед реальной жизнью страны и общества. Лучше придумать Святого Чингисхана, чем покончить с бедностью или вообще постараться устроить жизнь по-человечески. Все это банальность. Но вот уже следующая мысль кажется довольно свежей – несмотря на ее очевидность. Сочиняя сказки о прошлом, нынешняя власть вносит раскол в общество, и без того находящееся в состоянии холодной гражданской войны. Ведь многие действительно могут поверить в свое чингисханство, а это чревато – в том числе и для существования страны. И тогда вместо одного единого учебника появится не меньше полусотни, но только уже не "истории России".
***
Тексты к дальнейшему чтению:
Н.М. Карамзин. «История государства Российского»
Н.А. Полевой. «История русского народа»
Настоящее Время