Бывший волонтер штаба Навального в Самаре 21-летний Вячеслав Завгородний получил статус беженца во Франции. 22 июля он получит документы. В январе прошлого года активист уехал из России и попросил политического убежища. В интервью Радио Свобода эмигрант рассказал, как получил убежище и что собирается делать дальше.
– Вы ждали решения о получении статуса беженца полтора года. Почему так долго?
– Визу, по которой я въехал во Францию, мне дала Литва. Миграционная служба Франции в соответствии с Дублинским соглашением отправила запрос в Литву. Если бы она написала ответ, что согласна принять меня в качестве беженца, то я бы был депортирован эту страну. Но Литва ничего не ответила, поэтому через год после бегства из России с меня "сняли Дублин", и я смог начать процесс получения статуса беженца во Франции. Через семь месяцев я получил положительное решение. Не так уж долго пришлось ждать. Сейчас Франция стала выносить решения быстрее. Некоторые беженцы получают ответ через один-два месяца.
– Что вы собирались делать, если бы вам отказали в статусе беженца?
– Такой риск, конечно, был. У меня сложилось ощущение, что нередко решение об убежище принимает чиновник на основании своих ощущений: верю – не верю. Беженец имеет право три раза обжаловать отказ в суде. Для этого нужно нанять адвоката и представить доказательства. Вероятность оспорить решение в суде велика, потому что во французском суде человеческий фактор играет минимальную роль. Я знаю об этом только со слов знакомых. Мне не пришлось обращаться в суд. Я очень рад, что Франция дала мне "позитив". Последние полтора года были самыми сложными в моей жизни.
– Какие у вас были доказательства политических преследований?
Советую всем политическим активистам заранее подготовить досье, сделать визу и загранпаспорт
– Фотографии с митингов, ответы полиции с отказами в возбуждении уголовного дела по факту нападения на меня, документы, подтверждающие привлечение меня к административной ответственности за участие в политических акциях, медицинское освидетельствование побоев, которые мне нанес полицейский. Полицейские ударили меня, когда я раздавал листовки. Я понимал, что, скорее всего, мне надо будет уезжать из России, и собирал папку с документами. Я не хотел эмигрировать. До последнего момента надеялся, что смогу остаться в России, но выбора не было. Я советую всем политическим активистам заранее подготовить досье, сделать визу и загранпаспорт.
– В июле прошлого года вы рассказали, как выживали на улицах Ниццы. Что с вами произошло за год?
– Я был волонтером штаба Навального в Самаре. Участвовал в политических акциях, меня судили, запугивали, однажды на меня напал человек с ножом. Я думаю, что это нападение связано с моей политической деятельностью. Во Францию мне пришлось срочно бежать, так как я узнал, что на меня могут возбудить уголовное дело об экстремизме. В Ницце я остановился у знакомого, потом пришлось съехать.
Два месяца я скитался по улицам, затем узнал, что можно ночевать в социальном общежитии. Полгода я жил в ночлежке для бездомных. Это чистое помещение, комнаты на двух человек, есть интернет и душ. Но по правилам социального общежития каждый день, кроме выходных, с 8 утра до 5 вечера я, как и другие бездомные, должен был находиться на улице. В холодное время года это было тяжеловато. Несколько раз я болел ангиной, и по непонятной причине, видимо, от стресса у меня все тело покрылось язвами. Болезни удалось вылечить.
Я старался не сойти с ума. Я научился жить одним днем
У меня была медицинская страховка. По ней любой человек, запрашивающий политическое убежище, может бесплатно получить лекарства и помощь врача. Мне платили пособие около €400. Во Франции есть столовые, где можно купить обед на €1. Я сейчас многое знаю о том, как выжить во Франции, пока ждешь решения о статусе беженца. На улице мне пришлось жить, потому что у меня год назад не было информации и я не знал, где ее получить.
– Как вы проводили время на улице?
– Я старался не сойти с ума. Долго гулял быстрым шагом, чтобы устать и ни о чем не думать. Я читал книги, чтобы отвлечься. Самым сложным были не бытовые трудности, а отчаяние, которое меня охватывало из-за состояния неопределенности. Я научился жить одним днем. Я просто ждал и пытался как-то коротать время.
Заставлял себя обдумывать только практические задачи. Сойти с ума – это не преувеличение. На моих глазах сошел с ума француз, с которым я познакомился в ночлежке. Он лишился работы, поддержки друзей и оказался на улице. От этих переживаний у француза "поехала крыша". У меня тоже были моменты, когда казалось, что я вот-вот сломаюсь и опущусь. Но чувство гнева вытаскивало меня наверх, заставляло идти дальше и поддерживать себя в стабильном состоянии.
– Как к вам относились жители Франции, когда вы жили на улице и в ночлежке?
– Французы доброжелательно относятся к бездомным. В кафе рядом с социальным общежитием часто сидели бездомные. Персонал кафе их не выгонял.
– Вам кто-то помогал в этот период?
Мне можно писать и задавать вопросы, связанные с получением убежища
– Люди, которых я нашел в общежитии: социальные работники и другие бездомные. Мне очень помог гей, бежавший из России, с которым я познакомился в ночлежке. Он до сих пор не получил решения о статусе беженца. Я вижу, что этот парень очень устал ждать. После того, как обо мне написали СМИ, многие люди предложили помощь. Среди них были русскоязычные эмигранты и французы. Всем помогавшим мне – большое спасибо. Благодаря помощи одной из моих новых знакомых в мае этого года я попал в проект адаптации мигрантов. Беженцы в рамках этой благотворительной программы могут полгода жить во французских семьях. Это проект католической организации. Я заметил, что католическая церковь во Франции много помогает людям. Сейчас я живу в семье пожилой пары. У меня есть ключи от квартиры, и моя свобода никак не ограничена.
– Они вас пытаются воцерковить?
– Проект не преследует такую цель. В нем принимают участие люди разных религиозных убеждений, как правило, беженцы-мусульмане. Хозяева дома, где я живу сейчас, знают, что я атеист. Они относятся с уважением к моим религиозным взглядам. О религии мы разговариваем не больше, чем на другие темы. Французы очень интересуются происходящим в России и многое об этом знают.
– На каком языке вы с ним разговариваете?
– Пока я жил на улице и в общежитии, я не мог учить французский язык. Я пытался, но не получалось из-за стресса. Во французской семье я уже начал немного говорить на французском. Но пока могу обсуждать только бытовые темы. Мне комфортно во французском обществе, я подстраиваюсь под нормы поведения этой страны и учусь быть менее прямолинейным. Люди, у которых я живу, относятся ко мне как к другу.
Но я очень устал быть зависимым от помощи других людей. Я всегда стремился к самостоятельности. Я тяжело перенес состояние, когда не мог ничего дать взамен, отблагодарить за помощь. Я готов помогать другим политэмигрантам, которые оказались в ситуации, похожей на мою. Мне можно писать и задавать вопросы, связанные с получением убежища. Я готов делиться всем, что узнал за это время.
Я очень устал быть зависимым от помощи других людей
– Что вы дальше собираетесь делать?
– В понедельник [22-го июля] я получу новые документы и поступлю на официальные языковые курсы. После того как выучу язык, буду учиться по профессии "программист". Одновременно начну работать. Работу я хочу найти так быстро, как это только возможно. Мне будут продолжать платить пособие, но я не собираюсь на него рассчитывать. Моя задача –начать обеспечивать себя собственными силами. Я понимаю, что могу претендовать на вакансии только в сфере неквалифицированного труда, но я не боюсь никакой работы.
– Уровень безработицы во Франции выше, чем в других странах Европы. Как вы планируете искать работу?
– Всеми возможными способами. Буду упахиваться больше остальных на неквалифицированных работах. Когда стану профессиональным программистом, проблем с трудоустройством не будет.
– Вы следите за тем, что происходит в России? Или уже не связываете себя с Россией?
– Конечно, я читаю новости о России, но уже не совсем понимаю, что там творится. Когда я занимался политикой, у меня была надежда, что мы сможем забороть эту власть и построить что-то новое. Сейчас надежды нет. Я когда думаю о России, чувствую сильное разочарование и бессилие. Власть совсем абстрагировалась от людей и положила болт на их мнение. У меня много друзей среди оппозиционеров, и мне кажется, они устали и чувствуют апатию.
Когда думаю о России, чувствую сильное бессилие. Власть абстрагировалась от людей и положила болт на их мнение
– Не скучаете по России?
– По чему мне скучать?! По разбитым дорогам и ворам-чиновникам? Нет уже никакой России! Мы все потеряли, все разворовано и уничтожено. Я не верю, что в ближайшее время в России что-то изменится к лучшему. В России очень низкий уровень политической культуры. Жители России интересуются политикой, но ничего в ней не понимают. Политику любят обсуждать, особенно международную, но знания в этой сфере у большинства россиян поверхностные. Люди в России не понимают, чего хотят от власти, и не знают, как сформулировать свой запрос. Они не понимают, в какой политической формации находятся.
Если бы жители России лучше понимали разницу между диктатурой и либерализмом, то это помогло бы им ясно говорить, что именно им нужно от государства. Мне кажется, что если бы каждый гражданин России прочитал хотя бы один учебник по политологии, то у страны была бы надежда.
