В Генштабе Вооруженных сил Украины заявляют, что украинская армия продолжает контрнаступление в Запорожской области на Бердянском направлении. В ведомстве говорят, что подразделения проводят успешные штурмовые действия и продвигаются вперед. Также украинские военные говорят о наступлении на Бахмутском направлении и в районе Угледара.
При этом в Минобороны России несколько дней подряд говорят об успехах в отражении атак ВСУ на Донецком и Запорожском направлениях.
А вот советник главы Офиса президента Украины Михаил Подоляк заявил: украинское контрнаступление как таковое еще не началось.
По словам Подоляка, ВСУ действуют "в рамках тестового режима" – атакуют на многих направлениях для поиска слабых мест в российской обороне. Однако 25 мая Михаил Подоляк сделал другое заявление: он сказал, что контрнаступление ВСУ уже началось и продолжается несколько дней. Позже он уточнил свои слова и сказал, что контрнаступление – это десятки различных действий на разных направлениях, которые "уже происходили вчера, происходят сегодня и будут происходить завтра".
Что сейчас происходит на фронте и чем наступательная кампания отличается от контрнаступления – Настоящему Времени рассказал украинский военный аналитик, бывший командир штурмовой роты батальона "Айдар" Евгений Дикий.
– Ощущение, что в последнее время украинские власти, чиновники, комментаторы пытаются запутать: началось контрнаступление или не началось. Ваше мнение?
– Я бы начал с того, что у нас тут внутри Украины, мягко говоря, не всем все одинаково понятно, хотя бы потому, что есть путаница в терминологии. Например, очень многих вводит в заблуждение само это понятие "контрнаступление", которое стало настолько общепринятым, что с этим уже невозможно бороться. Ко всему, что происходит, однозначно лепится слово "контрнаступление", тогда как на самом деле, с военной точки зрения мы говорим совершенно о другом.
Контрнаступление – это когда на тебя наступал враг, ты с трудом отбил его атаку, враг выдохся, ты начинаешь его отталкивать и на хвосте отступающего врага продвигаешься вперед. Это локальное действие, которых происходило десятки и еще будут происходить сотни за эту войну. А мы сейчас говорим о большой наступательной кампании, рассчитанной на все лето 2023 года. Мы говорим именно о наступательной кампании, финальным итогом которой должно стать освобождение если не всех, то как минимум значительной части временно оккупированных территорий.
Если смотреть под таким углом, то понятно, что и 25 мая уже вполне можно было говорить о старте этой большой наступательной кампании через так называемое формирование будущего поля боя. То есть в мае уже очень активно шли действия по выявлению и уничтожению тыловых складов противника, узлов коммуникации. Это все – часть большой наступательной кампании. Но при этом еще никто вперед не продвигается, а идет именно формирование будущего поля боя.
В июне можно говорить уже о начале наступательных действий, причем не на одном участке фронта, а одновременно как минимум на четырех направлениях.
Все равно при этом почему-то когда дискутируют о том, есть контрнаступление или нет, люди держат в голове такой кинематографический стереотип, что в какой-то момент условный Залужный выстреливает в воздух три красных ракеты и миллион солдат одновременно по всему фронту двигаются вперед. Но оно выглядит, разумеется, совершенно по-другому. Оно выглядит именно так, как оно выглядит сейчас. То есть одновременно на нескольких участках фронта сначала начинаются разведки боем ротными силами – максимум до батальона – в тех местах, где оборона врага оказывается хотя бы чуть-чуть послабее. Вот туда бросаются уже подкрепления посильнее – уже по несколько батальонных групп. На одном направлении максимум пока что вводилось до бригады. И сейчас идет продавливание, прогрызание русских оборонных линий.
Как будут развиваться события дальше, не может предсказать никто. Дело в том, что, как всегда на войне, то, что происходит, зависит от действий двух сторон. Я, например, отлично понимаю, что и как себе видит наша сторона, чего мы хотим добиться и какими средствами. Но очень многое зависит от того, как себя поведет российская сторона.
– Почему все так ожидали этого контрнаступления и какого-то эффекта? Потому что был опыт прошлой осени: ожидали и анонсировали контрнаступление ВСУ в Херсоне, в Херсонской области, освобождение, а вдруг посыпался российский фронт совсем в другом месте – в Харьковской области. Здесь уже можно говорить о том, что ВСУ потеряли эффект неожиданности? Российские войска уже знают, где могут наступать ВСУ?
– В том-то и дело. Как-то очень многим людям зашел в голову Харьков прошлого года. А абсолютно напрасно. Дело в том, что "харьковское чудо" действительно было чудом. Это было уникальное стечение обстоятельств, когда действительно удалось достичь полного эффекта неожиданности. И российские войска там вообще не готовились к обороне. Они почему-то вообще не предполагали, что там на них будет кто-то наступать.
Вообще-то изначально по плану там начались довольно ограниченные локальные наступательные действия. Никто сначала не ставил задачу освободить эти громадные территории. Там ставилась задача километров на 30 отодвинуть россиян от Харькова, чтобы ствольная артиллерия перестала доставать до города. Просто чтобы прекратили кошмарить гражданское население ствольной артой. Это та задача, которая ставилась вначале, я точно знаю. А когда при этом первом ударе оказалось, что россияне держать удар не готовы и они посыпались – разумеется, наше командование моментально этим воспользовалось: туда перебросили дополнительные резервы и дальше уже гнали, что называется, сколько видели. Но это уникальное стечение обстоятельств. И ориентироваться на него как на норму – это очень смешно и наивно.
А вот я бы напомнил другой опыт прошлого года. И он сейчас повторяется, только масштабированный в разы. Это херсонская операция, где было абсолютно очевидно, что мы там будем наступать. Но, к сожалению, подготовка этого наступления требовала времени. И за это время россияне готовили там эшелонированную оборону. В результате, когда 29 августа прошлого года началось наступление на Херсон, то за первые три дня удалось прорвать только первую из трех линий обороны, при этом понеся такие потери, что прорывать следующие две линии просто не стали. Дальше пришлось менять полностью стратегию, пришлось выдавливать россиян путем перебивания их коммуникаций. На правобережной Херсонщине это было удобно, потому что там было всего четыре моста. Когда ты берешь под контроль эти четыре моста, то россияне оказываются на острове. Что и было в итоге реализовано.
– Семь сел за семь дней – это большой успех ВСУ или нет?
– Это само по себе небольшой успех. Дело в том, что мы можем легко экстраполировать. Если представить, что дальше все территории нужно освобождать в таком же темпе и такой же ценой, абсолютно очевидно, что это нереально. Но на самом деле пока не вполне понятно, как долго будет продолжаться такой темп. Фактически у нас ситуация такая: мы сейчас именно прогрызаем, медленно продавливаем первую линию российской эшелонированной обороны, и фактически все зависит от того, что произойдет, когда мы ее продавим. А мы ее продавим.
И если мы ищем аналогии с прошлым годом, то, пожалуй, наиболее точной аналогией будет Давыдов Брод на Херсонщине. Это тот единственный населенный пункт, где нам удалось пробить и вторую линию обороны Россиян, а не только первую. Но ее пробивали в течение месяца и пробивали именно через несколько, если я не ошибаюсь, четыре последовательных наступления. То есть не то что с первого раза не удалось, а даже с третьего раза не удалось. С четвертого пробили.
– Вы прогнозируете, что ситуация повторится и в этот раз?
– Она прямо сейчас повторяется. Сейчас это громадный масштабированный Давыдов Брод, а дальше все зависит от того, что произойдет, когда мы прорвем эту первую линию обороны.
