Фильм "Катя и Вася идут в школу" рассказывает о двух идеалистах – выпускниках московских вузов, которые едут в провинцию, чтобы учить детей в обычной среднеобразовательной школе. Они хотят попытаться изменить традиционное школьное образование и открыть новые горизонты подросткам из маленького города.

Фильм получил "Лавровую ветвь" на фестивале "Артдокфест" в Москве, победив в номинации "Лучший неигровой фильм", награду имени Александра Расторгуева на фестивале "Послание к человеку", а также удостоился специального упоминания на Краковском международном кинофестивале и был показан на IDFA в Амстердаме.

Фильм создан при поддержке Настоящего Времени и будет доступен на сайте с 6 сентября 22:00 мск в течение семи дней.

Мы поговорили с Юлией Вишневецкой о работе над фильмом и о будущем российской школы.

– Как вы пришли в режиссуру?

– Я пришла в документальное кино из журналистики. До того как стать журналистом, я училась на переводчика с немецкого, так что я по образованию филолог. Я довольно долго работала журналистом, писала лонгриды и часто снимала к этим репортажам фотографии. Потом появились камеры, которые записывают видео, мне это очень понравилось, и я стала записывать короткие видеозарисовки.

Этот опыт позволил мне прийти к тому, чтобы снимать фильмы. Сначала короткометражки, последние три года я работаю на Радио Свобода на проекте "Признаки жизни", где снимаю короткие документальные фильмы. Еще у меня был один среднеметражный фильм, он длится пятьдесят минут, называется "Хата с краю". А "Катя и Вася идут в школу" – это мой первый полнометражный фильм.

–​ У этого фильма интересное английское название "Hey Teachers". Оно отсылает к песне группы Pink Floyd "Another Brick in the Wall"?

– Cледующая строчка там "Оставьте детей в покое!"

–​ Да! А потом следует "We don't need no education" ("нам не нужно никакого образования"). И в связи с этим вопрос: как вы думаете, нужно ли вообще образование? Потому что в вашем фильме, к сожалению, как мне кажется, кроме молодых преподавателей, оно никому не нужно.

– Я по-прежнему верю в образование. Я сама получила очень много хорошего от него. Но другое дело, что важен не тот объем знаний, который дети получают или не получают на школьных уроках, а сам опыт общения с хорошими симпатичными взрослыми.

Я сама из своего опыта могу сказать, я училась в прекрасной московской привилегированной школе, но я не так хорошо помню, что именно мы там учили, но помню прекрасно учителей. Людей, которые вызывали у меня восхищение, уважение и желание заниматься тем же самым, что и они. Поэтому мне кажется, что опыт Кати и Васи в целом, конечно, не самый успешный, он все равно не бесполезный. Они привнесли что-то новое в жизнь своих учеников, как-то расширили их кругозор, и все-таки с кем-то из ребят у них сложилась дружба. И я уверена, что эти ребята в тот год, когда там работали Катя и Вася, были гораздо счастливее, чем могли бы.

– У вас на титрах как раз видна их встреча в Москве на митинге.

– Да-да. Они ходили вместе на митинг. Но это не Катя их повела туда. Скорее, ребята сами хотели пойти, а Катя пошла с ними в целях безопасности, чтобы проконтролировать, чтобы они не лезли в самую гущу, не попали под дубинки ОМОНа.

– Как вы встретились с Катей и Васей? И откуда родилась идея снимать фильм про школу?

– Вообще я давно хотела снять фильм про школу, потому что я верю в образование. У меня в детстве была школа очень хорошая, и мне было всегда интересно, а как у других. Я знала Васю как лингвиста, как специалиста по нанайскому языку. Он такой языковой активист, занимается популяризацией редких, исчезающих языков Севера. Я давно общалась с ним по работе. Но когда я узнала, что этот романтичный, прекрасный Вася идет работать в обычную районную школу, мне сразу стало очень интересно. И так как я училась в хорошей школе и не знаю жизни, я подумала, что было бы интересно ее узнать вместе с Васей.

А потом оказалось, что в этой школе еще работает и Катя, такая, как она есть: со своими прекрасными идеями, зелеными волосами, феминистическими взглядами, еще она к тому же оказалась по образованию сценаристом, закончила ВГИК. И это, кстати, нам очень помогло. Но не в том смысле, что она подыгрывала, нет, а в том, что она понимала, что мы делаем, что нам интересно, и держала нас в курсе своих планов, что для нас было чрезвычайно важно и полезно. Мы поселились вместе с Катей в одной квартире, в двух комнатах жила съемочная группа, где-то неделю в месяц, а в третьей жила Катя все время. И это нам позволило видеть ее постоянно, снимать, как она спит, живет, готовится к урокам.

– И как мы видим в вашей картине, надолго ее не хватило. Попав под идеологический прессинг, она ушла из школы по собственному желанию. Не прошла перековку в советского учителя, сдалась.

– Конкретно наши герои оказались очень стойкие, у них плохо получалось адаптироваться под систему. Но не все молодые учителя уходят. Фильм не об этом. Не о том, что если ты пойдешь работать учителем в провинциальную школу с новым методами, то обязательно тебя выгонят или ты захочешь уйти. Я бы не хотела, чтобы так воспринималось это кино.

– Интересна судьба Васи. Получилось ли у него остаться и взять этот цыганский класс?

– Нет, не получилось. Ему пришлось уволиться по собственному желанию, которого у него не было.

–​ Чем сейчас он занимается?

– Он живет в Новгороде и занимается примерно тем же, чем и раньше, нанайским языком. Делает словарь, ролики на нанайском, занимается с детьми, продвигает эту тему. У него просветительская деятельность, которая связана с образованием, но не школьным. Еще он, кажется, преподает в университете.

–​ А Катя? Ушла из педагогики навсегда?

–Да. Как пророчески сказал один из ее учеников, когда он уходила: "Ну ничего, школа – это не будущее, в кино пойдете". И она пошла в кино, пишет сценарии, занимается документальной анимацией.

–​ У вас есть довольно жуткий кадр коридора с закадровым криком пожилой учительницы. Вы вообще снимали уроки других преподавателей, чтобы показать, в чем разница? Были ли у вас какие-то проблемы с руководством школы, с цензурой? Просили ли они что-то не снимать или удалить?

– Одним из главных условий было снимать только молодых учителей, только их уроки, их первые шаги в профессии. Это было легко объяснить, это наши герои, мы их снимаем. Это нас и обезопасило. И обезопасило школу. Никто не думал, что мы ищем какие-то нарушения в их документации или какие-то огрехи. И мы совершенно сознательно не шли на уроки других преподавателей.

Да мы и так разрывались между Катей и Васей и разными классами. Мы их снимали круглые сутки. А показать, что в школе другой контекст преподавания, мы не стремились. Потому что это и так понятно. Как раз вот этими несколькими кадрами, мне кажется, мы показали, насколько жесткой и репрессивной может быть советская система образования для тех, кто с ней не знаком.

–​ А разговор Кати у двери с завучем? Когда она говорит про происки Запада и звонок ФСБ. Было ли легко его снять?

– Это единственный монтажный фокус. На самом деле Катя была за дверью, она вышла для разговора, а мы писали звук. Потом мы поставили другой кадр, где Катя открывает дверь и куда-то смотрит. Но в целом именно на уроках Кати и Васи мы чувствовали себя достаточно свободно, и они тоже. Никто не проверял, чему они учат детей, никто не вмешивался в их работу и в нашу работу. А вот когда мы выходили из класса, вот там уже могли быть проблемы.

Например, нам нельзя было снимать на переменах. По очень странной причине! Вы сейчас удивитесь. Дело в том, что дети бегают на переменах. Но, оказывается, по школьным правилам, они не должны бегать на переменах! И тех, кто бегает, их останавливают и заставляют приседать или делать какое-то физическое упражнение, чтобы они успокоились. Нам не разрешали снимать не то, что они приседают, а то, что они бегают. И когда мы выходили на перемену, мимо проходила какая-то пожилая учительница и говорила: "Так, это не снимать!". Но и мы тогда уходили. Но за год съемок у нас накопились какие-то моменты, поэтому в фильме они у нас все-таки бегают немножко.

–​ Кадры приседаний гораздо страшнее!

– Вообще, мне кажется, что мы нашим фильмом никак не опорочили школу в том смысле, как она это видит. Все, что нам может показаться ужасным, это на самом деле правильные действия по школьным устоявшимся правилам. Школьная администрация все сделала как надо. Они обратили внимание на тревожные сигналы, уволили таких подозрительных учителей. То есть в этом смысле мы вреда большого не нанесли.

–​ В этом смысле ваш фильм можно показывать на федеральном канале как инструкцию о том, что делать с такими учителями.

– Было бы здорово, но кто ж возьмет нас!

–​ А вы показывали фильм героям?

– Катя и Вася его видели.

–​ А остальные?

– Мы отправили ссылку директору, она была доступна неделю, но он, скорее всего, не посмотрел его. Пока непонятно, как показать этот фильм в школе. Надо бы приехать и показать. Но мне кажется, публичный показ с героями в присутствии других – это очень тяжелое испытание.

Может быть, мы будем показывать разным участникам по отдельности. В принципе, почти все, кто у нас появляется в фильме, уже ушли из школы. Большая часть учеников после девятого класса пошла в ПТУ. Я знаю, что один мальчик учится на машиниста, другой на сварщика. Директор тоже сменился. Не из-за нас, насколько я знаю. И несколько учителей тоже ушли. Так что, может, и нет смысла показывать всем одновременно.

–​ Катя поднимает на уроках много политических тем, иногда кажется, что она не русский ведет, а обществознание. Она говорит на тему СПИДа, феминизма, порнографии, национализма. Интересно, были ли какие-то темы, которые вы вырезали? Может, о Навальном, о Путине?

– Нет, наши Катя и Вася сознательно дистанцировались от политики. И во всех разговорах учеников про Навального и Путина они участия не принимали. Там были дети, которые еще до прихода Кати и Васи были достаточно политизированными. Был мальчик за Навального, был мальчик очень левых взглядов, который был против и Навального, и Путина. Были ребята, которые интересовались политикой. Они естественным образом как-то сгруппировались вокруг Кати и Васи. И может сложиться впечатление, что именно Катя и Вася взрастили кружок оппозиции, но это не так. И такое же впечатление сложилось у региональных спецслужб, которые начали звонить в школу и интересоваться, а что это у вас тут происходит.

–​ Любопытная часть фильма. Действительно ли ФСБ мониторит соцсети школьников?

– Да, это стало одним из наших открытий. Это, на мой взгляд, не очень хорошо, а главное, бессмысленно. С моей точки зрения, экстремизм стоит искать в каких-то других местах. А это типичный поиск часов пьяницы под фонарем. Он их ищет не потому, что они там есть, а потому, что под фонарем светло. И этот звонок стал одной из причин Васиного увольнения, что, конечно, страшно обидно.

–​ Как вы думаете, какое будущее у российской школы?

– В школе все понимают, что перемены требуются. Есть запрос на перемены, но есть и большой страх, что что-то пойдет не так. Ведь не случайно директор на планерке говорит коллегам: "Вы на охране государства, как ФСБ, как МЧС". И конечно, это не удивительно, ведь школа как институт отвечает в том числе и за безопасность. Социальную безопасность, потому что школа обнаруживает какие-то сложные случаи в жизни детей. Если у них в семье алкоголизм, насилие, то именно школа первым делом подает сигналы тревоги.

В среде, где мы снимали, это чрезвычайно важно. Там примерно половина детей из семей, которые с уверенностью можно назвать неблагополучными. И именно школа может на это как-то реагировать, поговорить с родителями хотя бы. И поэтому старые учителя всегда на стреме. С моей точки зрения, если эту настороженность чуточку смягчить, то у школы есть все шансы стать каким-то более счастливым и гуманным местом для детей. Пока есть романтичные учителя, которые готовы поехать к черту на кулички и готовые преподавать за 12 тысяч в месяц, все равно есть хорошие шансы. Хотя в фильме все выглядит безнадежно.

–​ В советском фильме "Это мы не проходили" была отличная описывающая этот скепсис фраза "Учить детей всегда было трудно, а сейчас совсем невозможно". У нас в стране существует большая традиция школьного фильма, где конфликт старого и нового – это база сюжетосложения: "Доживем до понедельника", "Сельская учительница" и, конечно же, "Ключ без права передачи", на который ваш фильм очень похож. Но у вас, в отличие от советских предшественников, конфликт не только старого и нового, но советского и российского, консервативного и либерального. Интересно, был ли у вас какой-то внутренний диалог с ними? Держали ли вы в уме какие-то примеры?

– Конечно, советское школьное кино – это то, что во мне глубоко сидит. Как раз “Доживем до понедельника” и т. д. А вот “Ключ без права передачи” я не смотрела в детстве, мне о нем рассказал мой редактор Валентин Барышников, и я подумала: "Ах черт, почему мне раньше никто не сказал!". Я уже посмотрела, когда съемки закончились, и это помогло как-то сфокусировать монтаж. Есть несколько фильмов, про которые я вспоминала, чисто по сюжету. Например, "Пролетая над гнездом кукушки": человек попадает в дурдом со строгими правилами и пытается там совершить революцию, это плохо кончается. Вася еще похож чем-то на Николсона.

–​ Над чем вы сейчас работаете?

– Я сейчас работаю над монтажом фильма, который я сняла очень давно в Германии. Фильм про бродячий цирк и несчастную любовь. Это очень личная история, там участвую я, мои дети и удивительная загадочная цирковая актриса Кармен, которую я ищу по всей Германии, это такое роуд-муви. Ну и параллельно я продолжаю работать на проекте "Признаки жизни", и прямо сейчас я монтирую фильм про приморско-китайские отношения.