Десятого декабря в украинский прокат вышла "Раскрашенная птица" – картина чешского режиссера, снятая на искусственном языке.
Мировая премьера фильма состоялась в основном конкурсе 76-го Венецианского фестиваля и спровоцировала скандал: часть зрителей ушла задолго до финальных титров. Сегодня "Раскрашенная птица" отмечена номинацией на "Оскар" в категории "Лучший международный полнометражный фильм", 10 наградами от Чешской киноакадемии, а недавно номинирована и на премию Европейской киноакадемии.
Автор фильма Вацлав Маргул родился в 1960 году. Дебютировал с криминальной комедией "Хитрый Филип" (2003). Второй фильм, "Тобрук" (2008), – о чешском батальоне, воюющем в Северной Африке во время Второй мировой.
На работу над экранизацией романа польско-американского писателя Ежи Косински ушло 12 лет. На родине писателя отказались финансировать проект: "Раскрашенная птица" считается "антипольской". Впрочем, Маргулу удалось добиться согласия на участие в съемках Стеллана Скарсгарда. С таким именем поиск инвесторов пошел намного лучше. На финальном этапе к Чехии и Словакии присоединилась Украина, вложившая 9,588 млн гривен (более 340 тысяч евро).
Претензии к роману Косински со стороны Польши на самом деле необоснованны: автор убрал конкретику, действие происходит в условной славянско-католической стране. Маргул пошел дальше: снял фильм на интерславике – "общеславянском эсперанто", созданном на основе старославянского и живых славянских языков.
"Раскрашенная птица" – фильм черно-белый, жесткий и даже жестокий. Протагонист – мальчик-еврей 10-летнего возраста (Петр Котлар), время – Вторая мировая. Родители отправляют его в деревню в Восточной Европе, пытаясь уберечь от преследований. Тетка, опекавшая его там, неожиданно умирает, и с этого момента начинаются скитания героя по враждебному миру, в котором действует лишь один закон – право сильного.
Персонаж Котлара движется по некоему восточноевропейскому краю: деревянные хаты, убогий быт, домотканые одежды, самые дикие предрассудки. Кроме местных действуют еще и немцы, красные партизаны, казаки-нацисты, Советская армия. То, что взрослые делают с ребенком и друг с другом, вполне соответствует уровню озверения, присущему войнам на уничтожение. К тому же в отношении евреев это зона тотальной опасности, так что решение устранить национальные черты с помощью интерславика представляется единственно верным.
Мы поговорили с Вацлавом Маргулом о том, как создавалась картина.
– Как вы пришли в кино?
– Все началось, когда мне было шесть лет. Мы с моим другом сбежали из детсада в кинотеатр смотреть гэдээровский вестерн "Виннету". Посмотрели его три раза подряд. Домой нас привела полиция. Мне крупно влетело от отца.
А в 14 лет я без колебаний поступил в киноколледж, потом учился в киноакадемии FAMU в Праге. Работал на студии "Баррандов", но ушел через полтора года, поскольку ненавидел производить пропаганду. Стал фрилансером, организовывал подпольные арт-выставки, театральные спектакли. А после Бархатной революции вернулся на "Баррандов" как директор. Руководил ею семь лет.
– Что это за опыт?
– Очень трудный. Студия оказалась на грани банкротства. Спаслись тем, что переориентировались на США и Великобританию. В 1992 году к нам пришел "Дисней" с первым большим проектом "Дети свинга". На следующий год мы уже имели прибыль. А в 1997-м я вновь ушел с "Баррандова" и основал собственную продюсерскую компанию. Теперь работаю только на себя.
– Почему вы выбрали для экранизации книгу Косински?
– "Хитрый Филип", "Тобрук", "Раскрашенная птица" – экранизации. Я люблю книги не меньше, чем кино. Прочитываю четыре-пять книг за месяц. "Раскрашенную птицу" дал мне один друг. После четырех страниц я понял, что это исключительная литература.
– Вы для себя сформулировали, о чем эта история?
– Как ни парадоксально – о добре, любви и надежде. О том, как важна надежда, когда ты не имеешь никакой надежды. Как важна любовь, когда оказываешься на войне. И как важно быть добрым, потому что когда ты сталкиваешься со злом, то может спасти даже крупица добра. Поэтому я выбрал слоган для проката: "Свет виден только во тьме".
– Было ли для вас проблемой, что у самого Косински неоднозначная репутация?
– Ни в коем случае. То, что это не биография, понятно с самого начала. Есть мнение, что если он врет и это художественная литература, то это литература плохая. Но, позвольте, то же можно сказать тогда и об "Отверженных" Гюго или "Капричос" Гойи.
– Почему вы снимали в черно-белом изображении?
– Одним летним днем в Польше на локации был чудесный июньский день, зеленая трава, голубое небо, и в этот момент я понял, что цвет повредит моей картине. Чтобы достичь правдоподобия, она должна быть черно-белой. Наверно, ту же проблему решал Спилберг в "Списке Шиндлера". То есть я использовал такую гамму совсем не ради какого-то особенного артистизма.
– Чем вызвано ваше решение сделать интерславик основным языком фильма?
– Первая причина в книге. Эта история происходит где-то в Восточной Европе. Вторая – местные говорят на некоем особенном славянском языке. Но самое важное – быть честным. Крестьяне делают ужасные вещи. И это не о поляках, чехах, словаках, украинцах. Это о нас всех. О человеческих существах. В конце концов я открыл "Гугл" и ввел в поиск "славянский эсперанто". О боже, оказывается, он существует.
– Трудно ли было научить актеров говорить на нем?
– О да. Труднее всего пришлось Сэндсу и Кейтелю. Они проделали огромную работу. Харви досталось много диалогов. Он имел языкового тренера, и во время съемок у него был наушник для коррекции. Но он настоящий смельчак.
– Кстати, об актерах. Как вам удалось заполучить таких звезд, как Стеллан Скарсгард, Удо Кир, Харви Кейтель, Джулиан Сэндс?
– Первым был Скарсгард. Кто лучше всех сыграет старого немецкого солдата? Мы были знакомы. В 1985-м мне позвонил мой знакомый, шведский кинокритик: "Ты свободен в следующий уикенд? У меня есть друг, неизвестный актер, зовут Стеллан Скарсгард. Он приезжает в Прагу, и если тебе нетрудно, не мог бы ты показать ему город?" Мы провели вместе два незабываемых дня, но потом 25 лет не общались. Однако я написал Стеллану СМС: "Привет, это я, Вацлав. Прага, 1985-й. Помнишь?" Он перезвонил мне через три минуты. Сценарий ему понравился. Верьте или нет, но его ежедневный гонорар составлял всего 100 евро.
– Невероятно.
– Он мне сказал: "Этот фильм просто должен существовать. Я тебе помогу". Так что когда я вел переговоры с другими известными актерами, то их агенты, конечно, спрашивали: "А кто у вас еще?" – "Стеллан Скарсгард". – "Ок, пришлите сценарий". И, кстати, все знали книгу Косински.
– Каким был ваш метод работы с актерами – в том числе со звездами? Общий для всех или индивидуальный с каждым?
– Общий и, значит, индивидуальный. Это всегда отдельный подход к каждому актеру. Встречаться и говорить. Пытаться понять, кем является персонаж. И, конечно, доверять друг другу. Я им всегда показывал 20-минутные фрагменты того, что снял ранее, чтобы они видели, как я думаю, что хочу сказать. Это было партнерство, а не диктатура.
– И в "Тобруке", и в "Раскрашенной птице" протагонисты – евреи во время Второй мировой, то есть по определению – чужие, отвергнутые. Почему эта тема отчуждения важна для вас?
– Я не еврей, но мой дед был евреем. Часть нашей семьи – 18 человек – погибла в Треблинке. Для меня одна из самых трудных сцен в "Раскрашенной птице" разворачивается в вагоне, где везут евреев в концлагерь. Когда я это снимал, то видел не героев, а свою семью. В конце концов прервал съемки на час, потому что расплакался.
– В фильме много эпизодов жестокости. Насколько в целом жестокость и насилие необходимы в авторском кино?
– Хороший вопрос. В чем преимущество "Раскрашенной птицы"? Эпизоды насилия в ней правдоподобны. Люди видят намного больше брутальности в голливудских фильмах, и никого это не волнует. Почему? Потому что это сказка, развлечение. В "Раскрашенной птице", повторюсь, насилие правдоподобно. Притом что я снимаю его очень сдержанно.
В сцене, где мельник ложкой вырезает глаза у своего помощника, я не показываю сам момент увечья. Когда женщину убивают бутылкой, вы тоже не видите этого. Здесь задействовано только ваше воображение. Так это работает. Насилие в моих фильмах намного правдоподобнее и тяжелее, чем в голливудских картинах, потому что это ментальная проблема. Люди верят этому.
Один из наиболее важных фильмов в моей жизни – "Иди и смотри" Элена Климова. Это одна из причин, почему я взял Алексея Кравченко в "Раскрашенную птицу" – чтобы показать мое уважение к Климову. Так вот "Иди и смотри" – именно правдоподобный фильм. Критики нас часто сравнивают, но я бы не сказал, что наши фильмы – братья; скорее кузены.
– Какие ваши режиссерские планы теперь?
– "Раскрашенная птица" полностью изменила мою жизнь. Сейчас получил предложение снимать байопик о сенаторе Джо Маккарти. Это большой вызов для меня – потому что я никогда не работал в США. Мы на стадии сценария и кастинга. Надеюсь, в следующем году приступим к съемкам.
Мне 60 лет. Я не наивен. Это уже не тот случай, когда мне предложили снимать в Америке и я кричу: "Ух ты, ура!" Просто еще один шаг в жизни. Самая моя большая амбиция остается такой, как всегда: сделать хороший фильм.
