Кирилл Некрасов, военнослужащий по контракту, гранатометчик, погиб в Украине в первый день войны, 24 февраля. Бабушка, Вера Михайловна Матлаш, воспитывала его с двух лет, ему и его брату она заменила и мать, и отца. Летом 2020 года она проводила младшего внука в армию, а за два дня до начала войны в последний раз поговорила с ним по телефону. Потом уже хоронила. Кирилл не дожил до 20-летия нескольких месяцев.
– Старший внук не захотел остаться служить, он сварщик, сварку свою любит, а Кирюша ему говорил: ну и глупый, – рассказывает Вера Михайловна в интервью Север.Реалиям. – Родину ведь кто-то должен защищать. Если бы мне было хотя бы 50 лет, я бы тоже пошла сейчас защищать родину от нацистов, которые на нас напали.
Старенький дом Веры Михайловны в поселке Летнереченском под карельской Сегежей найти легко. Кругом все в снегу, только дорожка от калитки до крыльца аккуратно расчищена. У забора из сугроба едва торчит автомобиль, до весны и не откопаешь. Это машина старшего внука Саши. Сразу при входе в дом, в маленькой прихожей, висит картинка-пазл – море, пальмы, вдалеке парусник. Братья собирали мозаику вместе, но картинку с морем и пальмами выбрал Кирилл.
Их семью тут и раньше знали, а уж после похорон Кирилла и вовсе любой дорогу покажет.
– На похороны его пришло больше ста человек, – вспоминает Вера Михайловна. – Из школы пришли, из деревни, приехали из Петрозаводска. Очень много людей было, поклон им большой. Замдиректора колледжа о Кирюше говорила. Она меня хорошо знает, я ж и в колледж часто ездила. Спрашивала, интересовалась, как он учится. Я их вообще с детства контролировала. В школу на уроки часто ходила. Я их хорошо воспитала: девочек не обижают, старших уважают, в автобусе место обязательно уступают. У нас улица – одни пенсионерки. Так не успеют привезти дрова – Кирилл уже бежит, спрашивает, кому надо поколоть. Он мой любимый был мальчик. Каждое утро смотрю на его фото – и мне кажется, что он плачет. Зеленоглазенький мой...
Фотографии Кирилла стоят напротив на комоде. Вот он, маленький и щекастый, смеется, вот – в военной форме на фоне неба и надписи "Армия России".
– Девчата-то его любили, – любуется бабушка внуком. – Но постоянной девушки не было. Ему бы все в мяч поиграть, очень баскетбол любил, играл за сборную Карелии.
Перед портретом на тарелке две мандаринки и яблочко, так полагается, рядом спортивные кубки. Сверху на стене телевизор работает. Он всегда работает. Вера Михайловна подходит к комоду, достает связку спортивных медалей на лентах, потом толстый фотоальбом. Вот сколько растила она внуков – столько вклеивала любовно снимки в альбомы. Один альбом – Саша, другой – Кирюша.
– Кирюша такой детина был здоровенный, рост 190, нога 47-го размера, – она шуршит калькой, которой переложены листы в альбоме. – У нас все наличники на дверях были вечно оторванные, потому что он не ходил ведь, он прыгал. Спортивный был мальчик. На лыжах бегал, первое место по метанию мяча у него было по Петрозаводску, но главное – баскетбол.
Старшего внука она воспитывала с года и трех месяцев. Его отец, сын Веры Михайловны, в 1998 году уехал на заработки на Соловки и там умер.
– Мама у Саши такая была... Ну, не буду о ней говорить, – машет рукой Вера Михайловна. – А Кириллова мама – это дочка моя старшая. Она хорошая была, но ведомая, связалась с такими людьми... А я пьяных терпеть не могу. Если выпьет, я ее домой не пускала. И ни Саша, ни Кирилл у меня никогда не выпивали.
Когда дочку лишили родительских прав, на руках у бабушки оказался и двухлетний Кирилл. Это было в 2004 году.
– Я его сначала не хотела брать, – качает она головой. – Жили мы с Сашей и так тесно: комнатка маленькая и кухня. Еще одному ребенку даже кровать негде было поставить. Квартиру мне предлагали трехкомнатную. Но я говорю: у меня два мальчика, мне кормить их надо, дайте мне землю, чтоб я могла на ней посадить что-то, – картошка у меня тут, клубника. Дали мне этот дом.
Дом, который получила семья от поселковой администрации, был совсем ветхий и холодный. Вера Михайловна все в нем делала сама. Сначала дом обшили снаружи – для тепла, потом внутри потолки сделали и обои поклеили.
– Мне разрешали так: купила, допустим, новый холодильник – написала заявление, что это для Кирилла, потолки сделала – на Сашу записала, – объясняет она. – Им как сиротам могли стоимость возместить.
Сама она в то время работала в пекарне, а там надо было посменно находиться. Как ночная смена – брала внуков с собой.
– Так и спали они под столом прямо в пекарне, – вспоминает бабушка. – Я их везде контролировала. Особенно в школе. На уроках у них сидела.
Когда младший внук увлекся баскетболом, бабушка не могла нарадоваться, потому что и сама в юности хорошо играла.
– Я азартная такая была, – улыбается она. – Если бы не бронхиальная астма, я бы и дальше тренировалась. А тут Кириллу стала все подсказывать: где сделать пас правильный, как броски делать. У него дальние броски были очень хорошие. С центра поля мог трехочковый забить.
В своей пекарне Вера Михайловна зарабатывала сначала 900 рублей, потом зарплату подняли до 1200.
– Тяжело было, – соглашается она. – Но я жила только ради внуков. С Кириллом на все соревнования ездила, на все сборы. Он у меня и в Сочи был, и в Казани. Кредиты брала на дорогу – 40 тысяч, 50 тысяч. Потом выплачивала. Пенсия у меня сейчас 18 тысяч, а тогда меньше была. Еще две тысячи я получаю как инвалид третьей группы. Ну, за внуков платили еще 10 800. А Кириллу каждые месяц-полтора надо было кроссовки 47-го размера. Зато из-за внуков я никогда в больницах не лежала. Не могла просто, не с кем было их оставить.
Когда Кирилл учился в восьмом классе, за спортивные достижения его наградили путевкой в "Артек". Но в лагерь парень так и не поехал, вместо него, говорит Вера Михайловна, "отправили сына какого-то чиновника".
– Приехал к нам тренер, сказал: надо ехать в Петрозаводск, мерки снимать и форму шить, – рассказывает она. – А потом Кириллу сказали, что он не едет. Обидно было очень. Он начал хандрить, пропускать тренировки. Я уговаривала его: ты все равно первый, все равно лучший игрок.
В армию Кирилла призвали летом 2020 года. Он учился в колледже при Сегежском ЦБК, но учебой был не то чтобы доволен, так что повестке даже обрадовался.
– Полгода прослужил и говорит: "Бабушка, я решил написать рапорт на контракт", – рассказывает Вера Михайловна. – Я ему отвечаю: ну, сынулечка, ты смотри сам. Вообще я хотела, чтобы он спортивную деятельность развивал. А он сказал: "Бабушка, я лучше буду контрактником. Заработаю, бабушка, вам на зубы". Они с братом меня на "вы" называли.
После первого полугодия службы по контракту Кириллу предложили пойти учиться, как говорит Вера Михайловна, "на офицера". Но он не захотел.
– Ну, не любил он учиться, – вздыхает бабушка. – Я ему говорю: ради бога, сыночка, только гражданской у тебя нет никакой специальности, продвижения у тебя никакого не будет. "Бабушка, – говорит, – я лучше буду так зарабатывать, учиться не хочу". Потом говорит: "Я вот этот контракт закончу – и в мореходку пойду". Он море любил.
Кирилл служил в артиллерийской части в Мурманской области, под Печенгой. Часть эта прославилась, когда были опубликованы фото и видео домов, где живут военнослужащие: текущие крыши, гнилые перекрытия, в квартирах плесень от влажности, проводка постоянно горит, канализация много лет течет, ее содержимое стоит в подвалах так, что спуститься туда, чтобы отключить, например, водопровод перед ремонтом, можно только в большом мусорном полиэтиленовом мешке. Но ничего этого Кирилл бабушке не говорил.
– Кирюша говорил, что их кормят хорошо, – объясняет бабушка. – А кушать ему надо было много при его-то росте. Единственное, жаловался, что спортзала у них там не было, надо было в зал ездить в Печенгу. А такси – 400 рублей, другого транспорта нет, каждый день не наездишься. А так только качалка у них была. Вот он качался. Я только переживала, что учиться он не пошел – значит, звездочек у него так никаких не будет.
Одну медаль Кирилл все-таки успел получить. Его наградили на учениях в Беларуси. Когда его часть туда отправилась – этого Вера Михайловна не знает, когда он оказался на войне – тоже, внук рассказал ей только про медаль. Но 22 февраля, за два дня до начала войны, подразделение, в котором служил гранатометчик Кирилл Некрасов, уже стояло под Харьковом.
– 22 февраля мы с ним по телефону говорили, тут он и сказал, что уже под Харьковом, – объясняет Вера Михайловна. – Как это, говорю, под Харьковом, сыночек? А там уже, как он мне объяснял, "началась заваруха". Нас, говорит, сюда отправили, чтобы мы тут только показали зубы. То есть чтобы мы показали: если нацисты начнут, то наши войска стоят наготове. Я спрашиваю: ты хоть военных там видишь украинских? "А чего их, – говорит, – видеть, вон они бегают". Я его прошу: ты только, сыночка, первым в бой не встревай, не обижай никого, а самое главное, сыночка, в плен не попадай. Если попадешь в плен, лучше ты подорвися и возьми негодяев, которые тебя окружат, с собой! Чтоб меньше было их! "Бабушка, все будет хорошо", – говорит.
24 февраля Кирилл Некрасов погиб. Вера Михайловна ничего не знала. Ей сообщили только через неделю.
– Я телевизор каждый день смотрю, там говорили, что погибло наших ребят 498 человек, – рассказывает Вера Михайловна. – Еще говорили, что родным уже оказывают помощь, с ними беседуют психологи. Ко мне никто не пришел – ну, думаю, мой сыночка живой. А оказывается, до меня еще не дошла очередь.
"Очередь дошла" до нее четвертого марта. По поселку поехала машина "скорой" – и сразу к бане, где Вера Михайловна подрабатывает администратором. Директор позвонил ей с вопросом, что, мол, происходит. Она ответила, что не знает, никаких драк нет, все ушли из бани здоровыми, она пол за ними моет. Наверное, это к другой работнице, Вере Петровне, у той недавно "была операция на глаза".
– Мою я пол, а тут заходят семь человек, – продолжает Вера Михайловна. – Смотрю – подполковник с папкой. Я как заорала: "Кирилл!" А Кирилл действительно погиб.
Вера Михайловна замолкает, мнет в руках платочек, смотрит на фотографии, молчит с минуту.
– Я так кричала, так кричала, – вытерев одной рукой слезы, другой она машинально продолжает листать альбом. – Кричала, что не может этого быть, он мне слово давал, что все будет хорошо. Не мог он меня бросить. Он звал меня переехать в Мурманскую область, квартиру в Никеле можно купить, говорил, за 350 тысяч. Будете, говорил, рядом со мною жить. Я ему отвечаю: мне сначала надо зубы вставить. А он говорит: я вам дам денег на зубы, заработаю и дам.
Подполковник сообщил Вере Михайловне, что ее внук погиб как герой. И поблагодарил ее за то, что дала мальчику хорошее воспитание. Добавил, что Кирилл первым пошел в бой. Больше ничего не рассказал.
– Уж не знаю, с кем там бой был, с нацистами, наверное, – тяжело вздыхает бабушка. – Когда приехали эти семь человек, они мне даже похоронку не дали. Только после похорон мне вручили бумажку и флаг, которым был накрыт гроб, и все. Потом похоронку забрали. Сказали, что-то оформить надо. Я не интересовалась, сказали – отдала.
По телевизору Вера Михайловна слышала, что в марте еще двое погибло из Карелии, один жил в Надвоицах, другой – под Петрозаводском в поселке Деревянное.
– По телевизору говорят, что надо наших солдат молодых жалеть, – рассуждает Вера Михайловна. – Конечно, я жалею. Их же в плену так уродуют... Тоже по телевизору говорили. Если губернатор такое говорит, то как не верить? Сколько людей наших погибло – и сжигали их, и зубы выдирали...
Вера Михайловна делает телевизор погромче, там начинается какое-то ток-шоу, а она их смотрит всегда. И повторяет: будь она помоложе, так и сама бы сейчас "пошла воевать с нацистами. И не только в Украине, а во всей Европе. По телевизору ведь постоянно рассказывают, как там наших людей, русских, притесняют".
– Возьмите хоть фигуристов, – приводит она пример. – Они же чистые были, а сказали, что грязные. Ведь вот посмотрите, как к нам относятся. Сидят за круглым столом – руку жмут. А дверь еще за нами не закрылась – начинают в спину плевать. Кто? Да вообще все страны. Потому что завидуют, ведь Россия – это великая страна. Самая богатая и великая.
Похороны Кирилла оплатило министерство обороны. К осени обещают памятник поставить. Вера Михайловна этого на самотек не пустит, к осени еще напомнит военным о памятнике внуку.
