Трагедия под Ашой. Как в России произошла крупнейшая катастрофа на железной дороге

В ночь с 3-го на 4 июня 1989 года в малонаселенном районе неподалеку от административной границы Башкортостана и Челябинской области взорвался газ, вытекший из трубопровода и скопившийся в лощине. В тот момент навстречу друг другу шли два пассажирских поезда. По разным данным, погибли от 573 до 780 человек.

Катастрофа поездов «Новосибирск — Адлер» и «Адлер — Новосибирск» по количеству жертв стала крупнейшей аварией на железной дороге в истории России.

Спустя тридцать лет Настоящее Время поговорило с теми, кто хранит память об этой трагедии: пострадавшими, спасателями, очевидцами, родственниками и друзьями погибших. Изначально этот текст был опубликован в июне 2019 года.

Поезда, которые не должны были встретиться

Ночью 4 июня Сергея Космоткова разбудил звук бьющегося стекла. 28-летний мужчина три года назад стал главой сельсовета Красного Восхода — небольшого села в ста километрах к востоку от Уфы. Проснулась и его беременная жена. На крыши домов падали обугленные головешки, куски металла. Где-то выбило двери и вырвало трубы.

Переступая через осколки, молодой человек вышел из дома и направился в местный совхоз, где велел завести вахтовый автобус «Урал». Вместе с несколькими местными жителями он решил выяснить, что произошло, и оказать, если потребуется, помощь.

Куда ехать, Космотков не понимал, поэтому сначала направил «Урал» в соседние села. Там тоже ничего не знали. Тогда автобус двинулся в сторону железной дороги через болота, лес и засеянные поля. С возвышенности, примерно в четырех километрах от Красного Восхода, люди увидели развороченный хвост поезда, а рядом с ним — раненых и обожженных людей.

По воспоминаниям главы Красного Восхода, картина напоминала фантастический фильм: «Болтались и сверкали провода, повсюду горел огонь и дымились разбросанные вагоны. В агонии метались горящие люди, а мы не могли им ничем помочь».

За пять лет до этого неподалеку от Красного Восхода закончили прокладку трубы для перекачки широких фракций легких углеводородов (ШФЛУ) — результата переработки нефтяного газа и газового конденсата. Из этой смеси делают полипропилен и полиэтилен.

Проектировщики ошиблись — проложили трубу слишком близко к соседней с Красным Восходом деревне Старый Казаяк, поэтому рабочим пришлось переделывать магистраль. Пока строили обход и делали врезки-тройники, тракторист случайно повредил трубу. Дефект никто не заметил.

Вечером 3 июня 1989 года пересекающий железную дорогу продуктопровод прорвало. За 20-40 минут до взрыва в низине образовалось облако из газового конденсата площадью 2,5 квадратных километра. Оно перекрывало полтора километра железнодорожного полотна.

Поезд №211 «Новосибирск — Адлер» ходил через день. С 25 мая к нему цепляли дополнительные вагоны — летом начинался сезон отпусков, переполненные поезда доставляли отдыхающих на море и возвращали их домой.

По расписанию поезда из Адлера и в Адлер не должны были проходить перегон, где проходила труба, одновременно. Но 3 июня оба состава опаздывали. «Адлер — Новосибирск» задерживался из-за поломки, а «Новосибирск — Адлер» из-за долгой стоянки в Челябинске. Диспетчеры вокзала долго не могли решить, как прицепить дополнительные вагоны с детьми — к голове или к хвосту поезда.

Последнюю остановку поезд из Новосибирска сделал в городе Аша, в 14 километрах от пересечения железной дороги с трубой. Несколько опрошенных НВ людей говорили, что поезд сделал остановку из-за беременной пассажирки — у той начались роды.

Примерно в час ночи по местному времени (23:14 по Москве) составы встретились в лощине. Когда поезда уже почти разминулись, прогремел взрыв. Из 37 вагонов взрывная волна опрокинула 11. На территории в 250 гектаров начался сильный пожар, несколько вагонов охватило пламя. В момент катастрофы в обоих составах находилось не меньше 1196 пассажиров. Погибли, по разным данным, от 573 до 780 человек.

Паника и давка

Третьего июня 1989 года сыну Александра и Натальи Клюкиных (фамилия изменена по просьбе героя — НВ) исполнялось два года. Семья жила в Омске, но в начале июня гостила у друзей в Пензенской области, а мальчик остался с бабушкой. Клюкины хотели подарить сыну велосипед, но не найдя подходящего в Пензе, решили купить дома. Согласно билетам, поезд должен был прибыть на вокзал в три часа ночи, но задержался и пришел лишь к шести утра. Через Уфу поезд проехал уже ночью.

Незадолго до взрыва Александр и Наталья Клюкины зашли в видеосалон — отдельный вагон с двумя залами, где пассажиры могли смотреть фильмы. Несмотря на позднее время, оба зала были заполнены — в каждом не меньше 30 человек. Супруги сидели в третьем ряду от телевизора, недалеко от выхода. Александр запомнил, что почувствовал запах, напоминающий то ли газовый конденсат, то ли бензин. Мужчина посмотрел на стрелку часов, показывающую чуть за одиннадцать вечера, а когда поднял голову — раздался мощный взрыв.

Светлая рубашка на соседе окрасилась в темно-коричневый цвет. Наталья, сидевшая ближе к окну, сильно обгорела, приняв пламя на себя. В вагоне выбило стекла, пассажиры начали кричать, кто-то попытался встать. Через секунду взрывная волна откинула людей в правую сторону. Наталья отлетела к стене, остальных прижало к ней. Началась паника и давка, разом все двинулись к единственному выходу.

Толпа отбросила Наталью Клюкину в сторону, поэтому она спустилась не сразу. Когда мужчина выпрыгнул из вагона и вытянул руки, чтобы поймать жену, то увидел, что с его кистей свисает кожа.

Вместе пара спустилась с насыпи — стоять у раскаленных рельсов было невозможно. Супруги медленно побрели к началу поезда — Александр отдал жене спортивные чешки, потому что та потеряла тапочки. За ними шла группа людей. Расстояние каждого вагона давалось сложно: мешали кусты, болело тело. Через несколько часов Наталью эвакуировали с помощью местных жителей, чуть позже в больницу Аши увезли Александра. Тот помнит, что выпил три кружки сладкого чая, а на четвертой — отключился.

Записка в бюстгальтере

Во встречном поезде из Новосибирска с бабушкой ехала Дарья Колюжнова, ей было два с половиной года. Вагон был полон детей, но в купе с Дарьей и бабушкой разместились трое солдат. В момент взрыва они не спали — возможно, это их и спасло.

Военнослужащие выбили стекло, спустили сильно обгоревшую женщину с ребенком на насыпь. У вагона их встретили местные жители из села Улу-Теляк, которые одними из первых прибыли на место аварии. Дашу оставили в местной больнице, а бабушку госпитализировали в Уфу, а затем — в НИИ имени Вишневского в Москве, в котором женщина находилась два месяца.

Бумажку с записью, куда отправили Дашу, засунули в обгоревший бюстгальтер ее бабушки. Записку, которая лежала под носилками, нашел отец — так родители смогли найти свою дочь. С обгоревшей правой ногой, обугленными волосами и расплавленными заколками на голове, девочка выжила. За время в больнице Даша успела дать интервью местной газете, но записали ее «Машей Кутковой». Пострадавшей несли много игрушек, а лечили американскими средствами — «какой-то желто-оранжевой пеной». После выписки из больницы Даша не разговаривала три месяца, а сегодня об аварии напоминает шрам на правой ноге.

Позже Дарья Колюжнова пыталась найти людей, которые спасли ее и помогли ее бабушке, — даже обращалась в программу «Жди меня», но безрезультатно.

Наталья Якубович в июне 1989 года работала начальницей поезда и вела обучающие курсы для проводников. 28 мая вместе со своими подчиненными женщина должна была выехать из Адлера, но старший нарядчик отправила ее другим поездом на пару дней раньше. Наутро после катастрофы Наталья уже была в своей квартире. Ей не раз звонили знакомые, не знавшие, что она уехала. Позже выяснилось, что в катастрофе погибли проводники, которых она обучала.

Женщина объясняет, почему не удалось установить точное число жертв: дети часто ездили с родителями на одной койке, были льготные и неучтенные пассажиры. В повести «Рейс длиною в жизнь» Наталья Якубович рассказывала, что именно после катастрофы под Уфой на билетах стали печатать фамилии пассажиров и учитывать всех детей.

На каждую годовщину трагедии Якубович пишет стихотворение в память о жертвах аварии.

Мама, собирай газеты

В газетах и документальных фильмах очевидцы вспоминают о людях, которые спасали пострадавших из горящих вагонов. Например, старший лейтенант Андрей Ганцев вывел детей из горящего вагона, получил 98% ожогов и скончался в больнице. Александр Ребро вытащил из огня беременную женщину и двоих детей, но получил многочисленные ожоги и умер в госпитале Уфы. Машиниста Виктора Безверхнего выбросило из электровоза. Обожженный и раненый, он смог добраться до пункта связи и сообщить о случившейся катастрофе.

Юрий Целищев в ту ночь возвращался в воинскую часть вместе с караулом. Взрыв выкинул его из вагона. Мужчина охранял оружие, поэтому «машинально полез в полыхающий вагон», вспомнил он в разговоре с НВ. Там он заметил двух девочек пяти или семи лет и вынес их на улицу. Потом снова вернулся в вагон за женщиной. Попал в больницу с 40% ожогов и долго лечился в Нижнем Новгороде.

Людей, которые спасали пострадавших, награждали медалями. Чаще всего — посмертно.

Второго июня 1989 года Владимир Беликов получил телеграмму от близкого друга Андрея Долгачева: «Владимир, встречай. Выезжаю из Новосибирска. Андрей». Долгачев проходил службу в армии, но уволился в запас досрочно из-за болезни матери.

Долгачев должен был прибыть через два дня, но даже на третий никаких новостей от него не было. Владимир уже знал, что на железной дороге что-то случилось, но не смог рассказать об этом матери друга: «Язык у меня не повернулся, она просто могла умереть». Друзья и родные Андрея надеялись, что он был в другом поезде и из-за взрыва на железной дороге просто «стоял в пробке».

Когда матери Андрея прислали телеграмму — та впала в истерику и кричала, что «сына убили». Парень выжил, но попал в больницу в Свердловске с ожогами 28% тела и токсическим отравлением из-за горения обивки вагона.

В больнице он шел на поправку и даже просил мать собирать газеты, чтобы после выписки читать об аварии. Матери он рассказал, как лег спать на нижней полке. Вместе с ним в купе ехала девушка и другой военнослужащий. Проснувшись, Долгачев обнаружил себя придавленным верхней койкой — из-за этого он получил глубокий ожог лба. Долгачев смог отбросить полку и едва успел прикрыть глаза от пламени. В военной рубашке и брюках он выпрыгнул из еще катящегося вагона — в окне уже не было стекла.

В противоположном поезде Долгачев увидел женщину, зовущую на помощь. У нее из глазницы на одном нерве свисало глазное яблоко. Солдат вытащил пострадавшую из окна и заметил, что та была беременна, а волосы на ее голове сгорели полностью. Несколько человек около вагона Догачева собрались в группу и стали дожидаться помощи, но долгое время на них просто не обращали внимания. Уже утром Андрея отправили в Уфу на пожарной машине.

Ногами по стеклу

Осознав масштаб трагедии, Сергей Космотков развернул автобус и поехал обратно до Красного Восхода. Оттуда глава сельсовета по спецсвязи позвонил главе башкирского МВД Федору Семилетову и сообщил о тысячах пострадавших.

К тому времени к месту аварии подоспели люди из других сел — они оказывали первую помощь, оттаскивали пострадавших из зоны взрыва. Тех, кто сильно замерзал, укрывали одеждой. Ночью в селах расчищали помещения от битого стекла, чтобы принять пострадавших и уложить их.

Людей, которым не хватало мест в больнице, укладывали в совхозе, школах и пекарнях. Космотков вспоминает, что продавцы магазина в Красном Восходе не хотели отдавать замерзающим бинты и одежду. Глава села взял все расходы на себя, и только тогда они согласились. Позже молодого главу администрации наградили орденом за личное мужество.

Катастрофа произошла на перегоне в относительно малонаселенной местности. В ближайшем городе Аша тогда жили 38 тысяч человек, в крупном селе Улу-Теляк — три тысячи, в самом Красном Восходе — около восьмисот. Добраться до места аварии на автомобилях непросто и сейчас.

По официальным данным, сообщение о взрыве и катастрофе на железной дороге поступило оперативному дежурному штаба гражданской обороны Башкирии в 23:35 по московскому времени (в 01:35 по местному). Ночью к месту аварии начали стягиваться военные, курсанты и скорая помощь из Аши и Уфы. К этому моменту к некоторым вагонам было уже не подойти — они пылали внутри и снаружи. До пяти часов утра на участке работали около трех тысяч человек: примерно поровну гражданских и военных.

Жительница Уфы Мария Рождественская хорошо запомнила ту ночь. Окна ее квартиры выходили на городской автовокзал и школу. Из-за сильной жары дома никто не спал, окна были открыты. После полуночи послышались первые сирены. «Я в жизни не видела столько спецтехники, тем более ночью. Этим та ночь мне и запомнилась. Напротив моего дома вдоль всей дороги стояли машины скорой помощи, милиции, пожарные, ЗИЛ и "Камазы"», — вспоминает она.

Затыкали нос сигаретой

За две недели до аварии восемнадцатилетний Дима Гурков только сошел с поезда «Москва — Уфа» и приступил к службе в Школе младших авиационных специалистов. Уже 4 июня в части прозвучала тревога. Ранним утром курсантов, которые еще не приняли присягу, подняли, снарядили противогазами и отправили к месту взрыва на автобусах.

Молодым военным ничего не объяснили. Между собой они гадали, что случилось: думали, что началась война. Тем более, что задние площадки автобусов были забиты сухпайками в картонных коробках. Тогда Гурков решил, что уезжает надолго. Лишь оказавшись за чертой города, курсант увидел возвышающийся столб дыма над лесом.

В это время у опрокинутых поездов уже собрались местные жители — их Гурков называет «гражданскими», — курсанты из других частей и пострадавшие, которые что-то искали. Группу, в которой был курсант, отправили к насыпи — переносить раскиданные по территории тела и доставать погибших из вагонов. Выживших уже не было. Фрагменты тел складывали в сторону насыпи, а целые, но обгоревшие, переносили на руках.

Лишь у некоторых спасателей были брезентовые рукавицы и носилки — большинство работало без них. Вместо этого солдаты рвали портянки на полосы и обматывали ими руки. Обугленная кожа на трупах была неэластичной и слезала при прикосновении, а обгоревшее тело крошилось прямо в руках. Особенно Гуркову запомнились «спекшиеся женщина и маленький ребенок». Спустя час им принесли плащ-палатки, работать стало легче.

Рельсы на путях были изогнуты, стоял запах гари. Вагоны искорежило, где-то они еще тлели на насыпи, где-то — свалились на бок. Кто-то из сослуживцев Гуркова затыкал нос сломанной надвое сигаретой, чтобы не чувствовать стойкий запах, который стоял всюду.

Глава Красного Восхода Сергей Космотков долго не мог отойти от катастрофы. Мужчина вспоминает, что «месяц в рот ничего не лезло после запаха горелого человеческого мяса».

К утру 4 июня часть курсантов растаскивала тлеющие завалы деревьев, другие прочесывали лес вглубь — находили новые тела и отброшенные на сотни метров двери вагонов.

Днем солдаты и курсанты встали в оцепление — на месте аварии ждали комиссию. Дмитрию Гуркову запомнилась резкая смена погоды — начался дождь с градом и гроза: «Бритым наголо новобранцам наколотило градинами по ушам, так и стояли — красные, как светофоры».

От отца остались ножницы и ключи

После людей покореженный металл и развороченную землю разравнивали бульдозерами. Движение на перегоне восстановили уже через несколько дней. По воспоминаниям главы Красного Восхода, тогда люди «стали выступать», что в земле находят фрагменты тел — кости и личные вещи: «[Возмущались] что там по трупам [ездят]. Дорогу вскрывали по новой — находили фрагменты, какие-то вещи попадались. Если это труп, то его сразу убирали, а некоторые сгорели так, что сразу и не поймешь, что это человек».

Учительнице рисования из Ханты-Мансийска Ольге Буровой было 24 года, когда ее отец Алексей Козлов, директор кирпичного завода в пригороде Омска и местный депутат, уезжал в командировку. Во время прощания с ним у Буровой было плохое предчувствие: «Мне приснился сон, в котором ночное небо озарилось краснотой, будто от пожара». На тот момент ее отцу было за пятьдесят и вместе с коллегами он поехал в Пензу — на курсы повышения квалификации.

В воскресенье, 4 июня Ольга вместе с мамой отправилась на дачу. К вечеру им рассказали, что на железной дороге разбился поезд, «который ехал на юг». Об Алексее в тот момент близкие не думали: «Ехал же в Пензу, а не на море». По возвращению семья должна была отметить тридцатилетие его работы на заводе и день рождения матери — 4 июня. Но и через три дня новостей от отца не было.

Когда стало ясно, что Алексей Козлов находился в поезде, по телевизору показывали хронику: с вертолета снимали выжженное поле и поваленные деревья. Количество погибших увеличивалось ежедневно. В омском театре организовали информационный штаб. Семья Ольги бывала там каждый день, а звонили — почти ежечасно. По телефону их то просили просто ожидать информации, то уточняли приметы: «У него были вставные зубы? А родинки на теле?»

Наконец, мать Буровой сама поехала на место трагедии. Ольга осталась дома: «Я побоялась. Тогда там люди просто психику ломали». На месте пожара жена Алексея Козлова нашла его вещи — точнее, всего два предмета. «Ключи и ножницы — все, что осталось от моего отца», — говорит Ольга.

Семье Козловых, как и другим родственникам погибших, выплатили компенсацию за потерю кормильца в шесть тысяч рублей. «В то время это новые "Жигули"», — рассказывал НВ один из пострадавших. Кому-то предоставляли новую квартиру — если погибшим был единственный работающий член семьи или жилье было ветхим.

Спустя год после трагедии омская «Ассоциация родственников погибших и пострадавших в катастрофе» издала небольшую брошюру — с фотографиями и текстом о погибших школьниках из Омска, которые отправились на сельскохозяйственные работы. Один экземпляр подарили Ольге Буровой: «Когда читала про этих детей, мне больно было, потому что некоторым сейчас было бы только под сорок». Ольга отсканировала книгу и опубликовала на странице ВКонтакте.

Из 383 детей, ехавших на поезде, погиб 181 ребенок, в том числе девять хоккеистов молодежной команды «Трактор-73» из Челябинска.

Как и в случае с Козловым, родственникам часто приходилось опознавать погибших лишь по приметам, одежде или участкам тела, не обожженным огнем. Если фрагментов тела не оставалось — на железной дороге пытались найти предметы, принадлежащие погибшему: ключи, золотые коронки и украшения.

Через день после трагедии журналист «Известий» так описывал увиденное: «Рядом со сплющенными вагонами лежат на земле маленькая панамка, игрушечный пистолет, чулочки, а чуть поодаль — детская коляска, страницы книжки с яркими иллюстрациями».

Возле мемориала на 1710 километре есть братская могила, где захоронены 327 «невостребованных» урн — с прахом тех, кого не удалось опознать.

Ожоги — отсроченная смерть

Тяжелораненых на вертолетах эвакуировали в Уфу. Других — поездом в Челябинск. Катастрофа в Башкирии — первый случай в советской практике, когда в ночное время пострадавших перевозили на вертолетах «Ми-8». Треть отвезли в Челябинск на поездах без оборудования для оказания неотложной помощи. Из-за этого в Челябинске было зафиксировано в два раза больше летальных исходов, чем в Уфе. Помимо Уфы и Челябинска пострадавших, которые могли перенести полет, отправляли в ожоговые центры Москвы, Казани, Екатеринбурга, Новосибирска, Самары и Барнаула.

На утро 5 июня были госпитализированы больше 700 человек. Из-за сильных ожогов и отравлений токсичными веществами многие пострадавшие умерли. Сотрудники информационного штаба в Уфе обновляли списки опознанных и погибших каждый час: вывешивали на планшетах, отвечали на звонки по телефону. Иногда личность раненного установить не удавалось — кто-то умирал, не приходя в сознание. Тогда тела отвозили в морг, где их опознавали родственники.

Александр Клюкин очнулся в больнице, когда к нему приехал брат. Он увидел его сквозь щелки глаз — лицо покрылось твердой коркой, губы не двигались. Александр вспоминает слова брата: «Когда увидел тебя, вышел из палаты и заревел».

Из Аши его вместе с женой погрузили на носилках в вертолет и эвакуировали в Уфу. Оттуда — на самолете в Москву. Мужчина вспоминает, что чувствовал сильную боль, — любое движение давалось с трудом. Александра и Наталью положили в одну палату.

О смерти жены Клюкин узнал утром 8 июня: «Ночью очнулся от наркоза в середине общей палаты, услышал ее крик и попытался встать». Мужчине удалось сесть на кровать, но в палату зашла медсестра и ввела снотворное. На следующий день кровати Натальи в палате уже не было. Позже он услышал от врачей: «Раз встал — значит будешь жить».

Мужчину выписали из больницы через два месяца. В первое время Клюкин не мог работать — сильно обгорели кисти рук. Ему дали третью степень инвалидности и предоставили пенсию в 60 рублей (до катастрофы мужчина зарабатывал 200). Деньги, которые ему выплатило государство, Клюкин потратил на операцию и лечение, а средства за потерю жены положил на сберегательные книжки двух малолетних детей.

Другой пострадавший в аварии, Андрей Долгачев, на вторую неделю в госпитале уже пил клюквенный морс, ел приготовленную матерью еду, а в палате его и других пострадавших даже угостили черной икрой. Мать солдата позвонила Владимиру Беликову, близкому другу Андрея, и рассказала, что тот «шлет пламенный привет».

Затем с Андрея сняли спицы, и у него началось кровотечение, поднялась температура «под 40 градусов». Врачи обнаружили у Долгачева почечную недостаточность. Лечили с помощью привезенных из США «искусственных почек», но, по мнению Владимира Беликова, на всех их просто не хватило: «На "почку" шли по записи, ведь риск для жизни был у всех. Либо будут лечить одного и кто-то умрет, либо попробуют всех, но по чуть-чуть. Аппараты выходили из строя из-за того, что работали круглыми сутками».

О смерти друга Владимир узнал 19 июня. В Волгоград приехал брат Долгачева и сообщил, что «Андрей умер в больнице». В город тело доставили в оцинкованном гробу и похоронили на местном кладбище. Матери Андрея предоставили новую квартиру в городе взамен старого дома. Владимир рассказывает, что часто гостил у нее, поздравлял с праздниками и помогал по хозяйству: «Доходило до смешного: видел приступы ревности у своей мамы!»

Валерий Кондратьев, тренер хоккейной команды в городе Тогучин, опубликовал свою историю в сообществе, посвященном памяти жертв Ашинской катастрофы. Вместе с женой и дочерью он ехал к морю, в отпуск. После взрыва их госпитализировали в Улу-Теляк. По рассказам мужчины, дочь Валерия тогда смотрела на ожоговые пузыри и спрашивала у отца: «У меня в ручках конфеты?» 19 июня она умерла из-за отказа почек. Спустя год, 19 июня 1990 года у Кондратьева родился сын. Мужчина отказался говорить с НВ, пояснив, что «время не лечит».

В госпитали и больницы Уфы и Челябинска приезжали врачи из разных концов страны. Дефицит оборудования компенсировали: его везли из Германии и США. Хирург из Великобритании Колин Рейнер вспоминал, что Михаил Горбачев позвонил Маргарет Тэтчер одной из первых и та собрала делегацию врачей. В Уфе работали шестеро гражданских и 22 военных врача из США, прибывших со своими медикаментами и оборудованием. В Челябинске лечение вели врачи из Англии, Ирландии, Австралии; в Москве трудились специализированные бригады из Германии и Израиля.

За все время в больницы поступило 806 пострадавших, из них — 196 детей. По всей стране жители сдавали кровь. Трагедия под Ашой, по мнению медицинских исследователей, — это становление отечественной ожоговой медицины и развитие медицины катастроф.

К каждому контролера не поставишь

В конце 80-х в СССР случилось несколько крупных трагедий: 4 июня 1988 года в Арзамасе взорвался поезд, 7 декабря 1988 года произошло землетрясение в Армении, 26 апреля 1986 года — авария на Чернобыльской АЭС.

Радио и телевидение сообщили о трагедии утром 4 июня — в 1989 году власти уже не утаивали новости об авариях. Тогда же Михаил Горбачев вместе с председателем Совета министров СССР Николаем Рыжковым прилетели на место аварии. Руководство страны посетило больницу в Аше. Там руководителей спросили, не слишком ли дорого стране обходится низкая дисциплина и халатность на производстве? На что Михаил Горбачев ответил: «К каждому контролера не поставишь».

В понедельник, 5 июня в «Правде» и «Известиях» опубликовали короткие заметки с информацией о случившемся, соболезнованиями от ЦК КПСС, Верховного совета и Совета министров. Тогда же в СССР объявили траур. Шестого июня в газетах появились репортажи с места события. При этом на первой странице соболезнования соседствовали с поздравлением Центрального комитета Прогрессивного фронта народа Сейшельских островов.

Старший лейтенант Чубаров сообщил корреспонденту «Правды», что основной версией случившегося считают взрыв: «В день аварии давление в продуктопроводе сжиженного газа упало, а чтобы держать темп, его стали прибавлять. Из трубопровода случилась утечка и газ скопился в низине», — отвечал Чубаров на вопрос журналиста.

Простите нас

Уголовное разбирательство длилось шесть лет — до 1995 года. Реальные сроки получили два человека. Подсудимых обвиняли по статьям «Халатность» и «Нарушение правил при производстве строительных работ». Начальник генподрядного стройуправления треста «Нефтепроводмонтаж» Виктор Курочкин получил два года. К такому же сроку приговорили Александра Курбатова, начальника линейной инженерно-технологической службы «Черкассы» Альметьевского управления магистральных продуктопроводов и Минибаевского газоперерабатывающего завода. Остальные отделались условными сроками или были освобождены по амнистии.

Дочь погибшего в аварии директора кирпичного завода Алексея Козлова вспоминает, что на годовщину к собравшимся родственникам погибших пришел инженер, который принимал участие в закладке продуктопровода: «Он вышел на сцену и сказал в микрофон: "Простите нас. Мы гнали план, не задумывались. Возможно, сделали где-то брак и из-за этого погибли люди"», — пересказывает слова рабочего женщина.

После аварии трубу использовать перестали, а объемы добычи сырья значительно сократились. В 2011 году власти Башкирии и Татарстана решили восстановить разрушенный продуктопровод, но проект «Западная Сибирь — Поволжье» так и не был реализован. Трубу для поставок такой же смеси построили в тысяче километров от Аши — от поселка Пуровск на Ямале до Тобольска в Сибири. Дата запуска нового продуктопровода — 4 июня 2014 года — совпала с 25-й годовщиной катастрофы.

Память

Кроме обелиска на 1710 километре Транссибирской магистрали, о катастрофе больше ничего не напоминает. На выжженной взрывом территории вырос новый лес — ели сажали родственники погибших.

Пострадавшая в аварии Дарья Колюжнова вспоминает, что ее бабушка извлекала осколки из тела до конца жизни: «Они засели глубоко, но когда перемещались близко к коже — бабушка шла их удалять». После катастрофы женщина больше не ездила на поездах.

Общественный работник из Улу-Теляка Галина Трофимова рассказала НВ, что в 2019 году компания «Транснефть» выделила деньги на траурную церемонию, а также спонсирует строительство церкви в Улу-Теляке. Один из активов госмонополии — АО «Гипротрубопровод», в советское время это предприятие строило большую часть магистральных трубопроводов в стране, в том числе и взорвавшийся «Южный Балык – Миннибаево».

Сергей Космотков, который в 1989 году был председателем сельского совета Красного Восхода, спустя 30 лет после трагедии по-прежнему возглавляет село и во время разговора с корреспондентом НВ прерывается, раздавая указания подчиненным — в селе убирают территорию возле мемориала и к тридцатилетию «готовятся почтить память погибших».