Ранним утром 24 августа в дом, где живет 14-летняя красноярская школьница Алена Прокудина с родителями, пришли с обыском сотрудники регионального управления ФСБ. Они перевернули все вверх дном, изъяли ноутбук, личные вещи Алены, ее старшей сестры и мамы, после чего увезли девочку в психоневрологический диспансер "на обследование". Там Алена провела 16 дней и была освобождена лишь после привлечения адвокатов и правозащитников и после того, как ее история попала в СМИ.
Силовики объяснили свои действия тем, что полгода назад Алена была подписана на запрещенный в России паблик "Колумбайн" в социальной сети "ВКонтакте". Он был посвящен расстрелу 20 апреля 1999 года в американской школе "Колумбайн" в городе Литтлтон, где двое старшеклассников убили 12 учеников и одного учителя, ранили еще 23 человека, после чего застрелились сами.
Сейчас Алена находится дома, но жить спокойно семья не может до сих пор. Девушку регулярно проверяет комиссия по делам несовершеннолетних, а родителям Алены предъявляют обвинения в плохом воспитании ребенка.
Алена и ее мать Ольга рассказали проекту Сибирь.Реалии, в каких условиях 14-летнего подростка содержали в психиатрической больнице в Красноярске: в смешанной палате, где лежали вместе и парни, и девушки, с разрешением мыться раз в неделю.
– Алена, что ты чувствовала в то утро, когда за тобой пришли?
– Мне казалось и до сих пор кажется, что я все это немножко со стороны наблюдаю. Будто это происходит не со мной.
– Ольга, вы сразу поняли, что это за Аленой?
– Они произнесли слова: "Обыск у Прокудиной Алены". Почему, за что, мы, конечно, не понимали. Я все время повторяла: "Вы, наверное, что-то не то делаете". А эфэсбэшники в ответ хамили. Говорили дочери: "Твоя мама когда-нибудь затыкается?"
– Меня спросили, хочу ли я поговорить с психологом, – говорит Алена. – Обещали, что это ненадолго. Я ответила: "Ну да, можно". И маме сказали, что меня отвезут пообщаться с психологом. Получается, что нас просто выманили из дома.
– Как ты держалась, что тебе помогало?
– Наверное, меня спасло максимальное непонимание того, что происходит. Я первый раз расплакалась, только когда они в больнице (сотрудники ФСБ) между собой начали ругаться, оставлять меня или нет. Когда мы приехали, они спросили у мамы про полис. Она удивилась: "Какой полис? Мы не собираемся ложиться".
Я сначала подумала: что такого плохого в трех днях обследования, почему мама так протестует? Потом подъехал эфэсбэшник Артем, он не участвовал в обыске. Он начал маму уговаривать, но она все равно не соглашалась, так как в те дни мне как раз нужно было сдавать экзамены для перехода в 9-й класс. Тогда он подошел ко мне и сказал, что, если я останусь, мне не придется сдавать экзамены и меня возьмут просто так, – якобы он договорится [с администрацией школы]. Я согласилась.
Ольга добавляет, что сотрудник ФСБ по имени Артем обещал решить все проблемы Прокудиной с учебой и сказал, что нет ничего страшного в обычном обследовании, которое займет три дня. После этих слов Ольга подписала согласие на госпитализацию.
– Ольга, когда вы поняли, что совершили ошибку?
– Как только отошла от первого шока и поговорила с адвокатом. 27 августа я написала отказ от госпитализации и отвезла его в больницу, в Министерство здравоохранения Красноярского края и в аппарат Уполномоченного по правам ребенка в Красноярском крае. А 28-го больница подала иск в суд о госпитализации Алены без ее согласия и согласия ее представителей. 1 сентября состоялся суд, который принял решение о принудительной госпитализации. Получается, что сутки, с 29 по 31 августа, Алену держали в больнице просто незаконно.
– Алена, как с тобой обращались в больнице?
– Я жила в комнате, где было девять парней и четыре девушки. Чтобы переодеться, приходилось отворачиваться к окну или идти в туалет. А в туалете не было даже ручек: вместо них дырки. Санитары вставляли в них ручки от оконных рам и так открывали. Мыться можно было только раз в неделю, голову мыть – тоже.
Ольга уточняет, что после судебного заседания, на котором было принято решение о принудительной госпитализации ее дочери, она обратила внимание на грязные волосы Алены. Сотрудник больницы, сопровождавший девушку, тогда ответила, что пациенты моются каждый вечер.
– Я этого разговора не слышала, – говорит Алена. – Но в тот же вечер меня повели мыться. Я еще удивилась: почему вдруг? В комнате для мытья стояли две обычные ванны. Мыться можно было только всем вместе, в присутствии друг друга. Я просила, можно ли подождать, пока девочки помоются, потом зайти отдельно. Мне ответили, что нет: либо моешься со всеми, либо вообще никак.
Но самым тяжелым для меня был режим сна. По правилам больницы нам полагалось спать 13 часов! Некоторые санитары запрещали читать книги во время сон-часа. Можно было только лежать и смотреть в потолок. Это мучительно.
Воду можно было пить только из ладошек – набирать в какую-либо посуду нельзя. Ставишь ладошки под кран, набираешь и пьешь, как животное. Наклонять голову к крану тоже нельзя. Санитары запрещали: мол, сейчас обслюнявишь кран – другие не смогут пить.
В пижамных штанах спать запрещалось, только в шортах. У меня шорт 10 дней не было, приходилось спать в трусиках. Санитары угрожали детям: "Будешь шуметь – останешься без обеда" или "Не пойдешь мыться в банный день". Мне кажется, людей нельзя так запугивать. Ведь это элементарные вещи, которые должны быть у каждого человека!
Первые 10 дней гулять меня не отпускали вообще. Детей с шизофренией, детей, склонных к побегам, отпускали, а меня – нет. Когда я вышла, все отметили, что я очень бледная. Прогулку мне разрешили, только когда пожаловался наш адвокат.
Единственное, что было более-менее нормальным, – это еда: кормили нормально. Фрукты, сладости мне передавали родители. Но кушать передачки можно было только 15 минут в день. Мы шли в столовую, где стояли холодильники и хранились посылки, 15 минут ели, потом убирали все в холодильник и возвращались обратно в палату.
После того как в СМИ рассказали о моих условиях содержания, меня и других девочек переселили в палату получше – без мальчиков, там были розовые стены и новые покрывала.
– Когда ты поняла, что тремя днями это не закончится?
– У меня 1 сентября был суд...
– Ты знала, что он состоится, тебя предупредили?
– Нет, я ничего не знала. Судебное заседание прошло в психбольнице, в обычном кабинете. Приехали мама и адвокат. Представители больницы говорили, что меня нужно здесь оставить за то, что я склонна к философским рассуждениям.
Представили фотографии, где какой-то школьник направляет на школьную доску игрушечный пистолет. Утверждали, что это я сделала, хотя у меня в школе даже доски другого цвета. И люди – видно, что другие.
Еще одна фотография была уже моя. У подруги на даче я сфотографировала два игрушечных автомата. И на полном серьезе взрослые дяди спрашивали у меня, откуда эти автоматы. Хотя там видно, что они пластмассовые. Причем фотографий было несколько. Одни четкие, где явно видно, что это игрушка, и одна размазанная, где не очень понятно, что это вообще. Но к делу приложили размазанную.
Почему-то суд принял сторону больницы. Помню, что говорились такие слова: "Расстройство поведения, групповое правонарушение в ситуации "члена банды", воровство в компании, прогулы школы". И кивали на окно, мол, все это доказывает группировка, которая собралась внизу и которую я якобы привела. А в это время к больнице пришли мои друзья, чтобы поддержать меня.
В конце судья сказал, что меня помещают в больницу на обследование бессрочно. После этого я не выдержала, прямо там расплакалась. Я же думала, что сейчас уеду домой с мамой, что увижу родных, друзей. Так тяжело было. Весь сон-час я тоже проплакала.
– Что было дальше?
– Никакого лечения я не получала, обследование тоже не проводилось. Один раз ко мне пришла психолог и попросила нарисовать картинку животного, которого не существует. Я нарисовала, описала его. И все. Персонал продолжал пугать, что я здесь надолго. Однажды я спросила у медсестры, где мои влажные салфетки, которые лежали в портфеле. Она ответила, что я как-то плохо себя веду, хотя мне здесь быть еще долго...
Лишь за день до того, как меня выпустили, мне позвонила мама и сказала, что мы скоро встретимся. На другой день приехали мама с папой, адвокат, и меня забрали.
– Алена, по прошествии времени ты понимаешь, за что тебя увезли в больницу? Сотрудники ФСБ говорили, что ты была подписана в сетях на запрещенное в России сообщество.
– Нет, я до сих пор этого не понимаю. Все пишут о каких-то группах в соцсетях, но я никогда не подписывалась на них, не читала, не открывала и даже не знала, что они существуют. Единственное, что я делала, – это обсуждала вконтакте в переписке с лучшей подругой ролик на тему буллинга в школе. Я занимаюсь в киношколе "Твори-Гора" и сняла этот ролик, чтобы привлечь внимание к проблеме, так как она существует. Позже мы обсуждали его в переписке в шуточной форме, но однозначно речь шла от том, что это плохо и так не должно быть.
Удивительно, но в том ролике (продолжительностью 01:23), который появился в Сети, пока меня держали в диспансере, было больше кадров, чем в моем оригинальном (продолжительностью 00:49). Некоторые кадры, например, где я подхожу к шкафу и сажусь на стул, не вошли в окончательную версию. Как они попали в ролик, который я не делала? Остается только догадываться. Во время обыска у меня изымали телефон. Но как теперь это все доказать?!
– Подруга, с которой ты переписывалась, тоже пострадала?
– Нет. Но она очень за меня переживает и поддерживает.
– Как твои друзья встретили тебя после выписки?
– Родители одной из подруг запретили ей со мной общаться. Еще одна девочка из лагеря в беседе что-то не очень приятное высказывала. Но большинство поддержали. Особенно мои друзья из "Твори-Горы". Это они приезжали на суд и стояли под окнами больницы. И сейчас стараются побыстрее вовлечь меня в нормальную жизнь.
– Ольга, какие обвинения вам предъявляет комиссия по делам несовершеннолетних? Что означает формулировка "нарушение права на среднее образование"?
– Алена сдает экзамены для перехода в 9-й класс сейчас, а не весной. У нас сложилась такая ситуация из-за того, что Алена с зимы находится на домашнем обучении. Это прежде всего было решение Алены, и мы его поддержали. Весной, когда нужно было сдавать экзамены, школы закрылись на карантин. Мы звонили, спрашивали, как быть. Нам сказали сдавать в августе. А в августе, за день до экзаменов, за Аленой пришли.
– Как вы дома справляетесь с этой ситуацией?
– Нам тяжело и страшно. Я уже не знаю, от чего ее предостеречь. Меня это перепахало даже больше, чем Алену. У меня произошел какой-то моральный слом, меня просто растоптали как гражданина, как патриота. Я же воспитывалась в советское время, очень люблю свою страну, я патриотка. И вот это вот мое правильное воспитание сейчас полностью сломали. Как можно жить и бояться, что в любой момент к тебе могут прийти?!
Никогда не забуду, как меня обманывали в больнице. Говорили, что все будет хорошо, мы вашу девочку отпустим, она прошла тест, у нее все нормально. Ну да, есть подростковая категоричность, но у кого ее нет. Уверяли, что с ФСБ они не сотрудничают. Потом вдруг начинали пугать, что если не поместить ее в больницу, то она может попасть в СИЗО. А больница – безопаснее. Смотрели на меня такими чистыми добрыми глазами. Мне казалось, что это хорошие честные люди, что они за моего ребенка. Я поверила, уехала, а вскоре мне позвонили и сообщили, что больница подала иск на принудительную госпитализацию.
– Алена, твоя жизнь как-то изменилась? Чувствуешь ли ты теперь недоверие к людям?
– Смотря к каким. Я никогда не думала, что взрослые могут так нагло врать. Главный врач больницы Гершенович в СМИ говорил, что он лично меня осмотрел. И на основе этого осмотра принял решение, что меня нужно здесь оставить! А он никогда меня не осматривал. Только один раз, когда ко мне на свидание пришел адвокат, Гершенович подошел к нам и поговорил – единственный раз!
Апелляционный суд мы проиграли, почти час шло рассмотрение жалобы, решение первого суда оставили в силе. Но мы будем и дальше обращаться в суды. Я за справедливость, чтобы такого больше не случалось. Поначалу, когда я только вышла из больницы, думала, что нужно как-то это изменить, чтобы в нашей стране такого больше не случалось. Но сейчас мне кажется, что все бесполезно и я ничего не поменяю. Думаю, что закончу школу и уеду учиться в другую страну.
****
В больнице, где Алена проходила "обследование", корреспонденту Сибирь.Реалии сообщили, что все вопросы необходимо направлять в пресс-службу краевого Минздрава. В пресс-службе заявили, что обстоятельства госпитализации Алены Прокудиной являются врачебной тайной, которую нельзя разглашать "третьим лицам".
Полный текст интервью читайте на сайте Сибирь.Реалии
