Программа грантов Biennale Collage Cinema существует как часть Венецианского фестиваля уже десять дет. В 2021 году впервые в четверку финалистов вошел казахстанский режиссер Эльдар Шибанов. Он получил грант в размере 150 000 евро на реализацию проекта. В этом году на Венецианском фестивале состоялась премьера уже готовой картины "Горный лук".
Шибанов снял сюрреалистическое роад-муви о гендерных стереотипах и дауншифтинге. Главный герой фильма – 11-летний мальчик Джабай – живет с семьей в степи, продает горный лук со своей младшей сестрой Cанией на пограничном шоссе. Его родители переживают семейный кризис. Авторитарная жена просит развода у слабохарактерного мужа, который переехал из города в село по экологическим причинам. Мальчик застает своего отца в слезах. Он уверен, что мужчины всегда должны быть сильными и не имеют права на слезы, поэтому Джабай решает отправиться в Китай за волшебным лекарством "Золотая виагра", которое поможет его отцу стать сильным.
Мы поговорили с Эльдаром Шибановым о работе над фильмом.
– Как вы пришли в кинорежиссуру?
– Это получилось очень органично. Я начал работать в кино как ассистент художника, потом как художник, занимался продакш-дизайном, начал заниматься спецэффектами. Параллельно мой брат поступил на оператора. Потом у нас был травматический опыт, я работал художником на очень интересном проекте, была отличная концепция, мы целый город отстроили, но из-за того, что не мы занимались операторской и режиссерской работой, результат нас разочаровал. Мы поняли, что сами хотим контролировать весь процесс, а потом уже появились идеи, о чем рассказать.
Мы стали учиться, снимать. Мы с братом делали короткометражные фильмы. А еще наша мама по образованию режиссер-аниматор, и мы с ней работали вместе на картине "Уроки гармонии" Эмира Байгазина. На этом фильме я понял, что такое авторское кино. И захотел его снимать.
– Ваш фильм получил грант в Biennale Сollege Сinema. Расскажите, как вы попали в эту программу.
– На эту программу можно подать документы весной. Они помогают начинающим режиссерам. Мы вошли в шорт-лист из двенадцати проектов. У нас был интенсивный воркшоп с разными профессионалами со всего мира, они помогали разрабатывать сценарий. Было очень здорово. В конце этой мастерской мы готовились к питчингу, на котором был директор венецианского фестиваля Альберто Барбера и его коллеги, потом через месяц мы написали сценарий. И по итогам питчинга и сценария отобрали четырех финалистов, которым дали грант.
– Biennale Сollege Сinema как-то контролировали работу над фильмом? Просили ли что-то изменить в процессе?
– Они давали какие-то советы, указывали на слабые места. Например, мы собирались снимать часть в Китае. Они сказали: "Как вы это будете снимать, сейчас COVID, вас никто не пустит". И мы перенесли действие на границу с Китаем и снимали все в Казахстане. Не было никакого жесткого диктата от менторов, они прислушивались к авторскому голосу и давали советы.
– Я задала этот вопрос, потому что в вашем фильме есть довольно непривычные для западного общества, неполиткорректные, сексистские высказывания. Интересно, как ваши менторы реагировали на них, не просили что-то изменить?
– Они нормально реагировали. Потому что эта история рассказана глазами детей, которым навязываются эти патриархальные гендерные стереотипы. Дети впитывают как губки. Фраза, что мужчины не плачут, для нашего героя жизнеобразующая. Он ей следует. Казахстанское общество отчасти ведет себя как ребенок в вопросах гендера. И мне кажется, стоит расширить горизонт.
– Вы на визуальном уровне его точно расширяете. Ваши герои в таком патриархальном и традиционном мире выглядят очень ярко, контрастно. Получается сюрреалистическая комбинация.
– Это такой абсурдный мир, метафора Казахстана, где происходит микс культур, Европы, Азии. Там можно встретить абсолютно прогрессивных людей, которые борются за права женщин, их крутит полиция, с другой стороны есть большое количество людей, которые следуют традициям.
– Это ваша первая серьезная полнометражная работа?
– Получается, да. У меня был уже полный метр, снятый без бюджета, он пока еще никуда не вышел. Мы уже попадали в Венецию с коротким метром в 2018 году в программу "Горизонты" с фильмом "Секс, страх и гамбургеры". Нам повезло, что мы попали в Венецию с этим фильмом, здесь очень благодарный зритель.
– Еще вы поднимаете экологическую тему. Отец главного героя – дауншифтер, который уехал из города в деревню, бросив работу в офисе. Насколько это личная история?
– У меня много друзей, которые уехали из города в деревню, стали фермерами. Я, наблюдая за ними, понял, что есть такая тенденция. Я сам очень городской человек. Но мои родители поженились и, как молодая семья, поехали на Сахалин, чтобы жить отдельной жизнью, и это тоже отчасти меня вдохновило. Для сюжета очень важно, что они городские жители, поэтому одеваются они соответствующе.
– Несмотря на гендерную повестку, у вас получилось очень жизнерадостное и аполитичное кино. Насколько это для вас важно – не быть в контексте политики? Тем более в связи с последними событиями в мире и в Казахстане?
– Я говорю о том, что меня волнует. И это гендерные стереотипы. Хотя политика тоже на них влияет в каком-то смысле. Но мне хотелось, чтобы зритель отдохнул. Мне нравится личные истории. Я пытался создать маленький мир, который отражает что-то большее.
– В этом смысле ваш фильм интересно анализировать в паре с недавно показанным в Берлине "Счастьем" Аскара Узабаева о семейном насилии в Казахстане. В сцене, где дети встречают активистов, протестующих против насилия в семье, на вопрос, бьет ли отец маму, герои отвечают: "Наша мама сама всех бьет". Вы с юмором говорите об этой серьезной проблеме.
– Мне не нравится черно-белое восприятие мира. В каких-то семьях есть женщины, которые страдают от насилия. Я знаю примеры, в которых женщины держат всех в узде, являются главой семьи. Я хотел показать пример сильной женщины. У каждого своя реальность. В моем окружении женщина сама решает, с кем ей быть. Мне хотелось показать другой Казахстан. Другую модель для молодых женщин.
– Насколько успешна борьба за права женщин? Мы слышим по радио, что митинг с активистами разгоняют полицейские.
– Мне кажется, плавными шагами меняется все. Но, может, я немного оптимист.
– У вас получилось зрительское кино. Вы рассчитываете на широкий прокат в Казахстане?
– Да. Мы хотим выпустить [фильм] в широкий прокат. Хотя сначала на бумаге было довольно жесткое кино, с откровенными сценами. Но в итоге получилось все довольно невинно. В этом смысле было интересно работать с детьми. У нас был ребенок, который не мог произнести слово "секс", он постоянно менял его на "кекс". Он стеснялся. Так его воспитали.
Но наш главный герой абсолютно нормально относился к этим словам. Хорошо, что вы заметили, что кино получилось зрительским. Мы хотели сделать зрительское кино, чтобы поговорить о важных для нас вопросах с большим количеством людей. К сожалению, на авторское кино в Казахстане не ходят, в принципе и в мире, если это не Тарантино.
– Над чем вы сейчас работаете?
– Мы давно разрабатываем проект "Красный цветок" – степная версия "Ромео и Джульетта", немного отличающаяся тем, что родители, в принципе, не против брака, но настаивают на соблюдении законов. Действие происходит на юге Казахстана, и чтобы не выглядеть в глазах общественности плохо, они глупым образом пытаются это сделать; парню надо собрать калым, чтобы заплатить за невесту, и он в итоге проигрывает деньги всей семьи, а девушка должна соблюдать правило первой крови. Но у нее, как у 10% женщин в мире, нет девственной плевы. Чтобы "починить" себя, сделать операцию, она решается переспать с другим мужчиной за деньги. Из-за непонимания договоренностей они погибают.
