В студенческие годы Нахид Сарвестани (Перссон) участвовала в протестах против шаха Мохаммеда Реза Пехлеви. Однако ее борьба не привела к тем результатам, на которые девушка рассчитывала. В стране был создан теократический режим. Начались гонения, аресты и убийства несогласных. Нахид пришлось бежать из страны сначала в Дубай, а затем в Швецию.

Именно в Швеции Нахид стала заниматься кино. Ее наиболее известная картина – "Проституция за вуалью" о молодых женщинах, вынужденных заниматься секс-работой в Исламской Республике Иран. В 2007 году, после кратковременного заключения в тюрьму властями ИРИ за этот фильм как якобы позорящий страну, Нахид сняла жизнь полигамной семьи к югу от Шираза, тайно вывезла материал и смонтировала фильм "Четыре жены - один мужчина" в Швеции.

В ноябре 2008 года Сарвестани закончила работу над 90-минутным документальным фильмом "Королева и я", в котором рассматриваются сложные отношения режиссера с бывшей иранской императрицей Фарах Пехлеви. Премьера картины состоялась на кинофестивале "Сандэнс". Также признание у зрителей и прессы получили "Моя мать - персидская принцесса", "Конец изгнания" и "Последние дни жизни".

Перссон Сарвестани отмечена рядом наград: так, "Последние дни жизни" получили премию Шведского фонда борьбы с раком в 2002 году, а "Проституция за вуалью" номинирована на премию "Эмми". Последний фильм Нахид "Будь моим голосом" посвящен американо-иранской активистке, лидеру онлайн-движения "Моя скрытая свобода" Масих Алинеджад.

Мы поговорили с Нахид о ее режиссерском становлении, ее опыте переживания необратимых потерь и ситуации в сегодняшнем Иране.

– Нахид, скажите, увлечение кинематографом началось для вас в Иране?

– Нет, там я работала в газете, писала на тему прав женщин. Когда мне исполнилось 22 года, режим арестовал моих младших братьев и казнил одного из них. Мне удалось бежать в маленькой моторной лодке в Дубай. После прибытия в Швецию я поступила на микробиологию.

– Почему вдруг такой выбор?

– Я решила, что учиться режиссуре в Швеции будет слишком сложно. Так что выучилась на миробиолога и работала по специальности.

– А когда взяли в руки камеру?

– Я ее одолжила, чтобы снять моих детей. Не имея никакого опыта, сделала фильм об одном дне в детском садике и продала его другим родителям. Подумала, что это очень хорошо, что мне нравится это делать. А вскоре поняла, о чем хочу говорить. Сначала я снимала о миграции в Швеции и проблемах, с этим связанных. А потом, после 17 лет в изгнании, приехала в Иран.

Тогдашний президент Мохаммад Хатами сказал, что мы без проблем можем вернуться в ИРИ. По приезде я увидела, что общество изменилось в намного худшую сторону, что очень распространилась проституция. Я встретила двух девушек, секс-работниц, и сняла их, а по возвращении в Швецию смонтировала "Проституцию под вуалью". Фильм стал очень известным, поскольку никто в мире не знал, что в Иране существует проституция.

– А как вам удалось достичь такой степени откровенности с героинями "Проституции под вуалью"? Насколько опасными были эти съемки?

– Я прожила в Швеции 17 лет и не думала об опасности, что, кстати, оказалось хорошо для фильма. А когда уже работала на месте, то не могла позволить страху овладеть мной. Мы имели разрешение на съемки, но, конечно, не о проституции, а о жизни Шираза. Эти девушки нуждались в нас как своем голосе и поэтому были счастливы, что я их снимала.

– Что вас наиболее поразило при съемках?

– То, как власть эксплуатирует женщин в проституции. Мулла читает отрывки из Корана, и вы становитесь мужем и женой на пару часов. Но это все та же проституция. То есть они используют ислам, чтобы иметь секс с женщинами. Но если у мужчины и женщины будет секс без этой процедуры, то их казнят.

– И как вам удалось вывезти материалы?

– Я спрятала носитель в сумке моей племянницы. Она даже не знала, что он там.

– Но все-таки вы очень смелая.

– Знаете, вы смелы, когда вам нужно быть смелым. Но моя смелость ничто по сравнению со смелостью иранцев. В Швеции вы в относительной безопасности, а в Иране людей расстреливают прямо на улицах, но они все равно выходят на протесты. Так что быть храброй – моя часть ответственности.

– Что явилось для вас наибольшим вызовом во время работы над фильмом "Королева и я"?

– Судите сами: я участвовала в революции против мужа главной героини. Мои родители очень тяжело работали в Иране, моя семья нуждалась, а шах и его окружение утопали в роскоши, да и теперешняя роскошь королевы тоже казалась мне некомфортной. Это одна из причин революции: мы хотели справедливости. С королевой было трудно связаться, но когда мы встретились и начали проводить время вместе, мои чувства изменились.

Съемки шли сложно еще и потому, что мои левые друзья не хотели со мной разговаривать, ведь я делала фильм о жене диктатора, хотя она ничего не решала в Иране. Роялистское окружение Фарах тоже меня недолюбливало. Даже после завершения съемок на меня пытались давить с разных сторон, поэтому на время монтажа я просто закрылась в комнате. Одним словом, этот фильм было сложно делать по многим причинам. В конце концов мы хотя и не стали лучшими подругами, но согласились, что имеем одного врага – исламскую республику — и поэтому можем объединиться.

– Фарах Пехлеви видела фильм?

– Она приехала в Швецию, посмотрела окончательный вариант у меня дома, и он ей понравился. Думаю, я проделала хорошую работу.

– Могут ли нынешние волнения в Иране изменить ситуацию к лучшему?

– Иранцы уже давно и активно выходят на акции протеста. Если мы получим реальную помощь Запада, то сможем победить. Запад говорит, что поддерживает иранский народ, и при этом подписывает контракты с муллами. Так что слов мало – нужны практические действия.

– А санкции?

– Санкции сработают, если их адресно наложить на Корпус стражей иранской революции, который является главной опорой режима. "Стражи" контролируют большую часть иранской экономики, так почему же не обложить санкциями именно их? И закрыть все посольства ИРИ. Режим нужно полностью изолировать. Ведь западные правительства не пожимали руку Гитлеру. Так почему они пожимают руки аятоллам?

– Кстати, верхушка КСИР считает себя обязанной следовать нормам, которые она налагает на других?

– Понимаете, это все не об исламе, а о деньгах. Они крадут наши деньги и отмывают их в других странах. И посмотрите на детей руководства "Стражей" в этих странах. Они ходят в бикини, не носят никаких хиджабов, ведут роскошную жизнь, и все эти правила их не касаются.

– Вопрос о другой вашей героине: по вашему мнению, в чем источник силы таких женщин, как Масих Алинеджад?

– В Иране очень много женщин и девушек, таких как Масих. Да, ее слышат, она активно работает, но Масих не могла бы ничего сделать без тех девушек. Иранки борются вопреки угрозе тюрьмы, вопреки всему. Они сильны, потому что они свободны. А когда убивают вашего ребенка…

Много родителей в протесте, потому что их детей убил режим. Им нечего терять. И теперь диктатура уже арестовывает этих осиротевших родителей. Множество отцов и матерей в тюрьмах, потому что они спрашивали: "За что вы убили моего сына, за что вы убили мою дочь?" Эти мысли не дают мне покоя: как можно убить 12-летнего ребенка?

Режим убил более 600 человек за последние полгода, убил 1200 людей два года назад, когда народ требовал снижения цен на бензин. В Иране так много храбрости. И так много страданий. Даже мы в эмиграции ощущаем угрозу, потому что этот режим способен на что угодно. У меня трое детей и шестеро внуков, и я боюсь за них. Я не живу нормальной жизнью. И такая ситуация не только у меня, а у многих выходцев из Ирана.

– Вы пережили огромную потерю еще в юности, когда ваш 17-летний брат был казнен. Как вы справляетесь с травмами прошлого?

– Снимаю фильмы. Помогаю людям в Иране. Это все, что я могу сделать.

– Вы переоценили левые убеждения своей молодости?

– Я больше не коммунистка. Впрочем, я по-прежнему верю в равенство, в свободу слова, в демократию как лучший путь развития. Я всегда хотела лучшего для страны, потому что видела, как все несправедливо.

– Над чем вы работаете сейчас?

– Над картиной о своем друге Рухолле Заме. Он жил во Франции, был журналистом и активистом, публиковал много секретных документов режима на телеграм-канале Amad News. Он был сыном муллы – по сути, принадлежал к властной верхушке в ИРИ – и пошел против своего отца. Я его начала снимать, но вскоре его похитили и казнили.

– Есть ли у вас интересы вне кинематографа?

– Люблю растения, садоводство. Когда очень жарко, иду в свой сад, там у меня много цветов, овощей. А когда приходит зима, я лишь работаю и работаю. Сплю пять-шесть часов в день. На остальное просто нет времени. Самое важное – быть голосом своего народа.