Заключенные колонии №15 в городе Ангарске Иркутской области 10 апреля подняли бунт. Они подожгли несколько зданий. На территорию колонии введен спецназ. Заключенные записали видео, в котором пожаловались на издевательства. В пресс-службе ФСИН по Иркутской области заявили, что осужденные напали на сотрудника учреждения.
О том, что на самом деле происходит в этой колонии, мы поговорили с главой правозащитной организации "Русь сидящая" Ольгой Романовой и руководителем организации "Сибирь без пыток" Святославом Хроменковым.
– В сообщении иркутской ФСИН говорится, что на территории колонии сейчас работают прокуроры и следователи, возбуждено уголовное дело по статье "Дезорганизация деятельности исправительного учреждения". О причине бунта там же говорят, что отрицательно характеризующиеся осужденные попытались дестабилизировать работу учреждения, совершив поджог нескольких объектов в промышленной зоне колонии. Святослав, что вам известно о причине бунта?
Хроменков: Вообще, это классическая формулировка для того, чтобы оправдать применение спецсредств и физической силы в местах принудительного содержания, – 321-я статья: дезорганизация. И под нее можно подвести вообще все что угодно, любые действия человека в защиту своих прав: отрицательной направленности, не отрицательной – совершенно без разницы. Насколько мне известно, после того как избили осужденного и он вскрыл себе вены, вскрылись также два десятка человек – 17 человек, говорят, – которые находились в специальном бараке усиленного режима, которые решили его поддержать. Возник бунт. Зачинщиков бунта решено было "опустить", то есть изнасиловать. Поскольку они – взрослые мужчины, они готовы бороться за свои права. Но их действия в защиту своих прав трудно назвать противоправными и имеющими характер совершения какого-то преступления, поскольку в цивилизованном обществе, нормальном правовом государстве, несмотря на то, что люди находятся за решеткой в изоляции, принято объективно разбираться во всех обстоятельствах произошедшего и привлекать виновных к ответственности. Нужен баланс соблюдения прав человека. А если мы видим только одну сторону, видим только сторону сотрудников и, не разбираясь, обвиняем во всем осужденных, то, конечно, у власти при таком диалоге осужденные всегда будут виноваты. Вправе ли они были защищать свои права или не вправе, но я думаю, что каждый взрослый мужчина, тем более находясь в тюремной системе – а вы знаете, какая иерархия в российских тюрьмах, – вправе быть против того, чтобы его насиловали.
– Кто угрожал изнасилованием?
Хроменков: Мы эту информацию будем проверять дополнительно. Но насколько мне известно, бунт продолжился именно в связи с тем, что поступила информация от какого-то руководства. Я не знаю, от кого эта информация поступила, мы ее будем проверять.
– То есть администрация колонии угрожала заключенным изнасилованиями?
Хроменков: От властей такая угроза поступила. На мой взгляд, это адекватно – каким-то образом этому воспротивиться.
Романова: Заключенный называет фамилию человека, который угрожал его изнасиловать. И это высокопоставленный сотрудник колонии, один из заместителей начальника. Вместо того, чтобы с этой информацией работать в прокуратуре, работать тем, кому положено с этим работать, мы видим то, что заключенных продолжали избивать и унижать. Действительно, достучаться до нас с вами, до ФСИН, до Москвы, до начальства – до нас до всех – они могли только этим способом, к сожалению.
– Ольга, а вы можете назвать фамилию, которую озвучивал заключенный?
Романова: Надо поискать, я вам пришлю. (После эфира Ольга Романова сообщила, что заключенные и их родственники называют фамилию Верещак. Это, по ее словам, начальник зоны, который потребовал выдать ему 38 зачинщиков с целью изнасилования. Ответом заключенных стал бунт.)
– Этот резонанс, который сейчас поднялся, он во вред или во благо самих заключенных, по вашему опыту, Ольга?
Романова: Знаете, конечно, сейчас бунт будет подавлен жестко. Я думаю, что людей, которых назначат организаторами из числа осужденных, их будут судить и добавят им сроки. При этом я полагаю, что наказание коснется практически всех. Даже тех, кто пытался сотрудничать с милиционерами, как они называют фсиновское начальство. И, к сожалению, самое печальное, что никаких уроков ФСИН извлечь из подобных ситуаций не в состоянии. Я напомню, что последний раз очень крупный бунт в этой же самой колонии – ИК-15 – был в 2013 году.
– Чем тогда закончилось – подавлением?
Романова: Естественно. Мятеж не может кончиться удачей – в противном случае его зовут иначе.
– Святослав, насколько часто подобные бунты [происходят] в российских колониях?
Хроменков: Если говорить о том, что бунты сейчас идут в нескольких колониях, я повторюсь, что эту информацию надо проверять. Если ИК-15 поддержали две-три наши иркутские колонии, то такие массовые бунты происходят нечасто. Я занимаюсь защитой прав человека более 10 лет. В нашем регионе это первый такой крупный бунт. Были такие, когда одна колония вставала, а когда несколько колоний встают и такие массовые погромы и поджоги – такого еще не было.
