У Ивана Голунова опасная профессия – журналист-расследователь. Многие из них в современной России поплатились за свою работу: кто жизнью, кто здоровьем, кто местом в своих редакциях. Но они не ушли из профессии, а создали новые медиа, интернет-издания, телеграм-каналы. Ведущий программы "Смотри в оба" поговорил с одним из них, бывшим журналистом РБК и телеканала "Дождь", а теперь основателем и главным редактором издания "Проект" Романом Баданиным.

– "Проект" стал внимательно отслеживать дело Ивана Голунова с первых минут, вы стали добиваться официальной реакции властей. Почему это дело так важно для вашего издания и для журналистского сообщества?

– Почему это важно? Как почему это важно? Помимо того, что дело касается одного из нас, нашего коллеги и друга, оно и системно важно. Потому что такое может случиться с любым человеком в принципе. А в нашей профессии такая вероятность вдвойне больше.

– Такая беспрецедентная поддержка, такой резонанс в деле Ивана может ли что-то поменять в отношениях власти и прессы в нашей стране?

– Черт его знает. Вы знаете, я был бы рад оказаться оптимистом и сказать, что может. Он может поменять в том смысле, что в следующий раз, когда какой-нибудь "малый бес", назовем это так… Мы же исходим из того, что дело Голунова было инспирировано не каким-то там пресловутым Кремлем, Путиным и так дальше, оно, судя по всему, было инспирировано людьми на несколько уровней ниже. Это, кстати, плохая новость, которая говорит о том, что уровень и границы допустимого насилия, они расширились максимально. То есть такую провокацию против журналиста центрального издания в сущности могут заказать какие-то малые чиновники.

Впредь в ближайшем будущем, если кто-то из таких вот "мелких бесов" захочет заказать журналиста, ну, может быть, он чуть больше подумает. Хотя, я думаю, в регионах все будет продолжаться в том же духе. Мы знаем множество примеров, когда в регионах с журналистами – пусть эти кейсы не идентичны – происходят страшные вещи. Сейчас, когда мы все добивались выхода Голунова, в Калининграде главного редактора – пусть там кейс немного другой – вообще, на секундочку, приговаривают к 10-20 годам тюремного заключения.

Так что я не особый оптимист. Мелкие мерзавцы будут думать дважды, может быть. Это, конечно, хорошо, но это не решение всех медийных проблем у нас в стране.

– Если говорить о расследовательской журналистике, а "Проект" именно такого рода издание, насколько востребована подобного рода работа, вызывает ли она резонанс в обществе и какие особенные, характерные для России риски надо учитывать, занимаясь расследованиями?

– Вы знаете, я вот вам что скажу: я в этом вопросе пурист. В том смысле, что я считаю, что расследования нужны даже по принципу the social good, для социального блага. Если их прочитали десять человек и рассказали еще десяти, даже это достаточный результат. Он может нас расстраивать, каждого в отдельности из нас как журналиста, потому что мы все хотим славы в хорошем, а иногда и в плохом, наверное, смысле, мы хотим тиражей, аудитории, популярности и так далее, чтобы на улицах узнавали.

Но я исхожу из того, что оно нужно по определению, потому что в силу написанного меняются человеческие жизни, меняется жизнь в обществе к лучшему. Если не сейчас, то может измениться.

– Меня не удивило, что все эти информационные охранители режима (Скабеева, Попов, Симоньян и так далее) вдруг вспомнили про правду и стали защищать Ивана. Их просто настоятельно попросили это сделать, как в анекдоте, "концепция поменялась". С одинаковыми заголовками вышли три большие газеты. Стоит ли обольщаться, неужели пусть относительная, но свобода и самостоятельность в работе национальных СМИ появилась?

– Несмотря на то, что здесь вот все наши три крупнейшие газеты выпустили вот эту известную обложку, я почему-то не испытываю общей радости и энтузиазма по этому поводу. Мы радуемся тому, что людей не сжигают, а всего лишь поджаривают. Это примерно что-то в этом духе.

Все равно все санкционировано. Я был бы больше рад, если бы три федеральные газеты каждый день не цензурировали себя, не увольняли отдел политики, писали расследования про деньги Путина, предположим, я не знаю, деньги Шойгу. Да миллион [дел]. Куда палку не воткни – всюду взойдет.

Это было санкционировано, все просто. Ничего не делается просто так. Я вас, опять же, расстрою: по нашим сведениям, и передовицы этих самых газет руководством (по крайней мере, некоторых из них) согласовывались с куратором медийной политики в Кремле Алексеем Алексеевичем Громовым.

– Почему власть решила свернуть дело Голунова? На компромисс это не похоже, это такой тонкий расчет?

– Это уже другой большой вопрос. Первый, повторю, потому что само дело не пришло сверху. Оно пришло откуда-то сбоку, снизу, откуда-то оттуда. В нем не было большой политической заинтересованности, в нем была мелкошкурная или среднешкурная заинтересованность каких-то конкретных орлов в Москве. Да, со связями, да, влиятельных, живущих в богатых домах и ездящих на классных машинах, но в принципе они для Кремля – примерно те же солдаты разменные, что и миллион других солдат.

В иной ситуации этого, может, и не заметили бы, но тут сработал второй фактор: случился этот консолидированный протест. В Москве. В масштабах страны это, конечно, ничто, большинство населения вообще про этот протест не знало. Но у Кремля появилась классная возможность: с одной стороны, он ничего не теряет, а с другой – он легко канализирует этот протест. Поэтому и был санкционирован плавный отскок в деле Голунова, на мой взгляд.

– Спасибо, Роман. Издание "Проект", кстати, еще до освобождения Ивана Голунова написало о том, что Кремль попытается закрыть дело как можно быстрее. Источники "Проекта" в президентской администрации сообщили, что это невыгодное для власти с точки зрения имиджа дело важно прекратить до предстоящей прямой линии Путина с народом, намеченной на 20 июня. Так и произошло.