Берлинале всегда считался самым политическим из кинофестивалей класса "А". В этом году фокус фестиваля направлен на поддержку Украины и Ирана. 18 февраля на красной дорожке главного фестивального дворца прошла акция солидарности с протестующими в Иране, а также состоялась премьера документального фильма "Семь зим в Тегеране" немецкого режиссера Штеффи Нидерцолл.
Фильм рассказывает о трагедии 19-летней девушки Рейхане Джаббари, убившей влиятельного 47-летнего Муртазу Сарбанди, пытавшегося ее изнасиловать. Несмотря на множество доказательств, указывающих на самооборону, у Рейхане не было шансов в суде, ее приговорили к смертной казни. В течение семи лет она находилась в тюрьме, где познакомилась с другими арестантками и начала писать тексты о систематическом угнетении женщин в Иране. Некоторые тексты смогла опубликовать мать Рейхане. Вплоть до своей казни в 2014 году девушка боролась за права женщин в Иране и стала символом сопротивления.
Семья погибшей активистки предоставила режиссеру Штеффи Нидерцолл видеозаписи Рейхане. Документальный фильм восстанавливает хронологию событий и рассказывает о судьбе молодой и бесстрашной девушки. Картина открыла программу Perspektive Deutsches Kino, в которой показывают дебюты режиссеров из Германии. Также в рамках фестиваля в сотрудничестве с Amnesty International прошла презентация книги "Как стать бабочкой", которую режиссер написала совместно с матерью героини Шоле Пакрван.
Мы встретились с Штеффи Нидерцолл в Берлине и поговорили о работе над картиной.
– В титрах картины было указано, что один из ваших протагонистов отец Рейхане остался в Иране. Он не может покинуть страну?
– Да, он по-прежнему в Иране, и у него по-прежнему нет действующего паспорта.
– Как вы думаете, премьера картины может как-то навредить ему?
– Конечно, и мы, и он понимаем, что это небезопасно для него. Мы не знаем, что может случиться. Иранское правительство знает о том, что наш фильм будет показан на Берлинале. Но отец Рейхане согласился на это интервью со знанием того, что это рискованно. Вся семья решила говорить с самого начала, это их позиция – не молчать. И они понимают, на что идут. Эта история длится уже много лет.
– Почему вы решили делать фильм об Иране и о Рейхане?
– У меня были отношения с иранцем. Я писала сценарий художественного фильма, в котором были иранские сцены. Меня интересовала эта тема. Потом совершенно случайно, когда я была в Стамбуле, я познакомилась с родственниками Рейхане. Это была судьбоносная встреча. Они тогда только сбежали из страны, увозя с собой видеоматериалы, снятые втайне. Они меня спросили, не хотела бы я сделать фильм на основе этого материала. Честно говоря, я не была уверена, что смогу.
Несмотря на то, что я был знакома с иранской культурой и контекстом благодаря моему партнеру, для меня все-таки это была очень большая ответственность. С самого начала было ясно, что я не смогу поехать в Иран. Но когда я встретила Шоле (мать Рейхане Джаббари – НВ) – она тогда только уехала из Ирана, – я поняла, что я должна сделать это кино. Ведь этот фильм не только про Иран, он еще и про права женщин, про сексуальное насилие. И как женщину меня эти темы очень волнуют.
– На Берлинале прошла еще и презентация вашей с Шоле книги. Как она и фильм связаны? И как пришла идея сделать книгу?
– Идея книги принадлежит полностью Шоле. Она с самого начала хотела ее сделать. Она начала ее писать еще в Иране. Потом, когда мы начали работать над фильмом, я начала помогать ей искать издательство. В издательстве мне сказали, что было бы хорошо, если бы у Шоле был соавтор. И так вышло, что им стала я. Я была уже погружена в эту тему и глубоко исследовала ее. Это мой писательский дебют тоже.
На мой взгляд, книга очень отличается от фильма, потому что это совершенно другой медиум. Кино работает иначе, чем слова. Они по-разному производят эффект. В книге есть два нарратора: Рейхане – через ее дневники, письма и другие документы и сама Шоле, описывающая события с позиции матери. Моя задача была соединить все это вместе.
– Есть ли возможность, что эта книга и ваш фильм выйдут в Иране?
– Опубликовать ее, думаю, вообще невозможно. То же касается и фильма. Есть идея перевести книгу на фарси. Хотя, конечно, фильм не полностью на этом языке, в Иране его можно понять. Сейчас я получаю большое количество сообщений из Ирана с запросами прислать ссылку на скачивание. Но этот вопрос пока остается без ответа. Я надеюсь, что фильм дойдет до иранского зрителя.
– Часть вашей команды находилась в Иране. Сложно ли было им работать с точки зрения безопасности? И как вы работали на дистанции?
– Zebra group – это кинокомпания, которая занимается тем, что тайно вывозит видеоматериалы из страны. Они меня очень сильно поддержали. Меня восхищают иранцы, которые настолько преданы движению за права женщин, что решились помочь рассказать эту историю. Для меня было безумно интересно работать с людьми, с которыми я даже не виделась. Без них у меня бы ничего не получилось. Они очень рисковали, например, снимая дом Рейхане. Ведь неизвестно, следят ли за домом спецслужбы или нет. Мы знаем только, что, как только они доставали камеру и начинали снимать, к ним сразу кто-то подходил и говорил: "А! Вы делаете фильм о Рейхане Джаббари?!" Им это говорили в хорошем смысле. Они даже радовались, что кто-то помнит о ней. Значит, ее не забыли.
Несмотря на риск, они снимали. Их не волновали деньги, им было важно, чтобы фильм был сделан. Я за них все время очень волновалась. Но они, наоборот, меня успокаивали и говорили, что счастливы помочь.
– В связи с последними протестами, есть ли какие-то изменения в лучшую сторону или все становится только хуже?
– Я не эксперт, я могу только сказать как человек, который глубоко погружен в историю Рейхане, что сейчас подобные история повторяются. Очень многие люди в похожей ситуации, кого-то уже казнили, кто-то приговорен и ждет. Я вижу, как работает эта система, которая уничтожает людей, которые противостоят режиму, которые неудобны для государства.
Я могу только пожелать, чтобы у каждого человека на земле было право на свободу, на свободу слова, на свободу передвижения. И особенно я хочу это пожелать иранским женщинам, потому что они этого лишены на законодательном уровне.
