Обладатель "Золотого медведя" Берлинале за "Безумное кино для взрослых" (2021) румынский режиссер Раду Жуде – один из самых эпатажных режиссеров Европы. Его новый фильм "Не ждите слишком много от конца света" – это саркастичный, провокативный, панк-коллаж, состоящий из пленочного черно-белого роуд-муви, тик-ток-пранков, немого документального мини-эсcе и фрагментов из протофеминистского румынского кино 80-х. Фильм затрагивает темы коррупции, войны в Украине, мизогинии, расизма, эксплуатации рабочих и смерти на рабочем месте.
Связующая нить повествования – Анжела (Илинка Манолаке) – молодая ассистентка по кастингу небольшой кинокомпании. Ее работа включает в себя все – от подбора потенциальных актеров для рекламного ролика и встречи спонсоров в аэропорту до перемещения между локациями. Анжела проводит большую часть своего восемнадцатичасового рабочего дня в машине, ловко перемещаясь в автомобильных пробках шумного Бухареста, слушая румынскую музыку. Несмотря на плотный график, она также снимает тик-ток-видео в образе пранкера Бобицы (лысый однобровый аватар – фильтр в тик-токе), чьи рассуждения отражают крайне правые националистические, женоненавистнические, пророссийские и антиамериканские взгляды.
Режиссер проводит параллель между путешествием современной Анжелы с ее тезкой из фильма 1981 года "Анжела движется дальше" режиссера Лучана Брату, в котором звезда румынского кино, актриса Дорина Лазар играет таксистку. Она тоже проводит целый день за рулем и сталкивается с мизогинией, но в Бухаресте времен Чаушеску. Снимая сцены в тех же местах, что и Брату, Жуде устанавливает визуальную связь между двумя эпохами – тоталитаризмом и демократией, коммунизмом и капитализмом.
Премьера "Конца света" состоялась в этом году на кинофестивале в Локарно, где фильм получил специальный приз жюри. Картину показали на церемонии открытия кинофестиваля в Триесте.
Мы встретились с Раду Жуде и поговорили о работе над картиной, о смерти на кинопроизводстве и о Годаре.
– Сейчас в кинематографе есть тенденция перехода на пленку. Как вы думаете почему?
– Я не первый раз использую пленку, в предыдущих фильмах я снимал и на 35 мм, и на 16 мм. В этом фильме я не был уверен с самого начала, на что снимать. Мы в фильме соединяли кадры из фильма Лучана Брату и нашу историю, я хотел, чтобы не было видно разницы. Так мы пришли к 16-мм черно-белой пленке. На нее я никогда не снимал, мне стало любопытно.
В кино есть такая проблема, что некоторые форматы исчезают. Никто не знает, как с ними работать. Нам даже пришлось сменить лабораторию, потому что они не знали, как правильно такую пленку проявлять. В музыке этого не происходит: с появлением электрогитары классическая гитара не исчезла. В живописи до сих пор используют и масло, и акварель, проблем нет. В кино, когда появляется что-то новое, про старые форматы забывают.
А если говорить о моде, это справедливое замечание. Ну что поделать? Возможно, я тоже часть этой моды. У меня нет проблем с этим. Следующие две картины я буду снимать на айфоны, я уже сделал тесты на iPhone 14, iPhone 13 и другие маленькие камеры. Айфоны – это то, что мне нужно, они идеальны. А еще это намного дешевле и проще.
– Вы уже второй раз ссылаетесь на творчество Лучана Брату. Сейчас вы буквально вставили более 10 сцен из фильма "Анжела двигается дальше". Почему?
– "Почему?" – это очень интересный вопрос. Знаете, на YouTube есть клип с очень известным атомным физиком Ричардом Фейнманом. В какой-то момент кто-то спросил его, почему существует гравитация или что-то в этом роде. И она начал рассуждать: "Давайте представим, что кто-то говорит, что моя тетя поскользнулась на льду и упала. Так почему же это произошло? Почему она поскользнулась? Потому что лед – скользкий. А почему лед скользкий? Ну потому что, когда на него нажимаешь, он ломается и становится водой. А почему он ломается? И т.д. И в конце невозможно дать ответ на вопрос "Почему?" Потому что мы приходим к вопросам, на которые нет ответа. А почему существует Вселенная вообще?
Для меня фильм – это своего рода коллаж, лоскутное одеяло. В нем есть всегда рациональная сторона и есть что-то, что немного ускользает от рациональности. Я хотел провести параллели между прошлым и настоящим с помощью монтажа. С этой точки зрения я сторонник Эйзенштейна. Для меня монтаж очень важен как инструмент не только повествования, не только истории, но и чего-то большего. Некоторые вещи я могу понять сразу, а некоторые еще предстоит понять в будущем. Иногда встречаются люди, чьи интерпретации меня поражают.
Например, директор кинофестиваля в Локарно Джона Надзаро после того, как посмотрел фильм, сказал, что фильм Брату похож на сон главной героини, сон о воображаемом прошлом. Я сам никогда не думал об этом. Но я не думаю, что такая интерпретация невозможна. Одна из книг, которая является для меня важной, – "Открытое произведение" Умберто Эко. Он говорил, что всегда существует множество возможных интерпретаций произведения, нет одной фиксированной. Моими скромными средствами я пытаюсь этого добиться.
– А что послужило отправной точкой в развитии идеи фильма? Фильм "Анжела двигается дальше" – история эксплуатации работников в кинопроизводстве, смерти в автоавариях?
– Да, это хороший вопрос… Потому что я не знаю ответ на него (смеется – НВ). Когда я пытаюсь определить первоначальный импульс, у меня не получается. Из всех творческих профессии авторское кино или то, что называется авторским кино, меньше всего воспринимается как профессия. Например, никто не спрашивает скрипача, почему он решил сыграть Вивальди. Я имею в виду, что для него это работа, как и для режиссера театра ставить Шекспира – это работа. А кинорежиссеру всегда нужно иметь какой-то очень важный мотив! И иногда мой мотив такой – мне нужно зарабатывать на жизнь.
После долгих лет работы помощником режиссера на телевидении, в рекламе, в мыльных операх я решил для себя больше этим не заниматься. Я не хочу тратить свои дни, годы и жизнь на дешевые, ужасные, дрянные вещи. Я решил, что хочу быть режиссером, и чтобы это стало моей профессией. Поэтому мне нужно снимать каждый год или каждые два года. И это нелегко. У меня всегда есть документы, папки на компьютере с разными идеями, которые я собираю. Я стараюсь развивать не один проект, а 20. И из этих 20 разваливается 10. И из оставшихся 10, может быть, пять получат какое-то развитие. И из этих пяти один в какой-то момент выйдет на первый план и будет требовать незамедлительных съемок. Так было и с этим проектом.
В какой-то момент моей жизни, у меня тоже была ситуация, когда меня эксплуатировали на мелких работах. Именно так я и попал в кино. Есть такие, которые сразу становятся режиссерами, им повезло. Мне пришлось работать пять-шесть лет, делая всю возможную работу в кино, чтобы заработать на жизнь. И я сам сталкивался с такими случаями, когда людей эксплуатировали, заставляли все время перерабатывать, водить машину сутками и были трагические случаи.
– Следующий вопрос должен был быть "Все ли выжили во время съемок вашего фильма?"
– Но это логичный вопрос (смеется – НВ)! А если серьезно, хотя я и не продюсер кино и не несу ответственность за все и за всех, но с тех пор, как произошел случай, около 10 лет назад одному помощнику продюсера приходилось гонять на машине как сумасшедшему, пока он не погиб, я сказал себе, что никогда не соглашусь, например, снимать фильм далеко от города, если съемочной группе не будет предоставляться рядом гостиница. Потому что часто бывает в кино, когда надо ехать 200 или 300 километров до места съемок, работать 12 или 15 часов, а потом нужно ехать обратно эти 300 километров ночью. Это самоубийство. Это безумие.
– Стоп-кадры из фильма Брату вы специально замедляете. Разглядываете лица людей, которые, вероятнее всего, мертвы. Как говорил Кокто в этом случае, ваше кино показывает смерть за работой. Ваш фильм о смерти?
– Конечно, это тема в определенном смысле постоянно беспокоит всех и меня. Кого-то, может быть, меньше. Когда вы упомянули эту фразу Кокто о смерти за работой, кажется, в моем фильме она воспринимается довольно буквально. Знаете, я буду теперь ее использовать (смеется – НВ)! Все именно так, как я сказал вначале.
Есть некоторые интерпретации, о которых я никогда не задумывался. Очевидно, что это есть в моем фильме. Жан Ренуар в интервью Риветту сказал что-то вроде: "Чтобы снять хороший фильм, надо, чтобы было слишком много мыслей. Чтобы в какой-то момент некоторые зрители увидели что-то одно, другие – другое. Таким образом фильм становится более сложным и разным для каждого". Так что да, я думаю, что в некотором смысле я следовал этому совету. В фильме есть много мыслей. Может быть, слишком много! Некоторые люди говорят: "Ох, слишком много всего. Все слишком плотно". Я не знаю. Может, они правы?
– Анализируя ваше кино, про вас часто говорят, что вы наследник Годара или второй Годар. Как вам подобное сравнение?
– Для меня Годар – режиссер настолько высокого уровня, что невозможно представить кого-то рядом с ним. Хотя нет, еще Эйзенштейн, он для меня так же важен. А вообще, когда меня сравнивают, я чувствую неловкость. Но не потому, что я хочу быть оригинальным и ни на кого не похожим. Я не оригинален и не хочу быть оригинальным. Как сказал однажды Уорхол: "Почему я не могу быть неоригинальным? Это нормально".
– Вы, как и Уорхол, в этом смысле очень честный, потому что всегда указываете источники вдохновения, прямые цитаты, имена… Это я взял отсюда, это – оттуда.
– Да, абсолютно верно. К этому я пришел после многолетней борьбы с неспособностью принять то, что я недостаточно хорош. Это был трудный момент. Потому что я давил на себя. Можно себе сказать: "Ну ладно, я снял два короткометражных фильма и один полнометражный. Они нехороши или находятся не на том уровне, на котором люди считают что-то хорошим. Так что мне делать? Я должен уйти из профессии?” Я тогда себе ответил: "Я не собираюсь уходить, потому что мне это очень нравится, потому что я очень люблю эту профессию".
Это как в футболе, кто-то играет в Лиге чемпионов, но есть люди, которые играют во второй, третьей лиге или даже на площадке с детьми. Я сказал себе: "Почему я не могу быть футболистом из второй или третьей лиги?" У меня нет амбиций на что-то большее. Конечно, я хочу снимать фильмы и зарабатывать этим на жизнь. И если фильмы будут успешны, я буду рад. А если этого не произойдет. Ну, такова жизнь.
Я стараюсь делать это ради удовольствия. Мне нечего терять. Я помню, что после того, как мой фильм получил "Золотого медведя" в Берлине, были люди, которые мне говорили: "О, теперь тебе придется снять большой англоязычный фильм и быть очень осторожным! Потому что следующее, что тебя ждет, – это "Оскар" или Нобелевская премия" (смеется – НВ). Я не хочу этого. Мой следующий фильм будет, может быть, дешевле, чем все предыдущие. Я не хочу ввязываться в эту гонку, становиться все больше и больше. Я хочу становиться все меньше и меньше.
