17 сентября в Московском городском суде состоялась апелляция на арест Андрея Пыжа. Адвокат Светлана Байтурина просила суд изменить меру пресечения и перевести ее подзащитного из СИЗО под домашний арест, но судья Наталья Коновалова оставила блогера в "Лефортово".
Кто такой Андрей Пыж и в чем его обвиняют
Андрей Пыж – видеоблогер, он ведет ютуб-канал Urbanturizm: более 800 тысяч подписчиков, у каждого видео – 200-300 тысяч просмотров. Тематика видео, которые выкладывает Пыж, – заброшенные промышленные и транспортные объекты, в том числе закрытые для посещения, малоизвестные факты о стройках, подземных тоннелях и катакомбах, съемки в Чернобыльской зоне отчуждения и с различных высотных объектов. Комментаторы хвалят Пыжа за внимание к деталям и техническую подготовку.
Почти семь недель Андрей Пыж находится в московском СИЗО "Лефортово" – о его аресте стало известно 6 августа 2020 года. Андрей постоянно живет в Санкт-Петербурге, в Москву приезжает к девушке. Помимо российского, у него есть украинское гражданство.
Блогера обвинили в незаконном получении сведений, составляющих гостайну, и распространении этих сведений (статья 283.1 УК), ему грозит от трех до восьми лет лишения свободы.
Почти сразу после ареста у блогера появился адвокат Алексей Хальзов, который сообщил СМИ, что гостайну, по версии следствия, составляют документы, найденные на флешке блогера. Вскоре СМИ связали дело со строительством "Метро – 2″ – сети полулегендарных подземных транспортных сооружений под Москвой (бункеры и тоннели военного назначения, по данным официальных и неофициальных источников, существуют, некоторые из них даже были рассекречены, но масштабы и нынешнее состояние этих объектов неизвестны).
Также адвокат Хальзов сообщал журналистам, что Андрей Пыж признал вину.
"Андрей был уверен, что у него государственный адвокат"
Через неделю после ареста, 13 августа, в дело Пыжа по просьбе его друзей вошла адвокат правозащитной группы "Агора" Светлана Байтурина. Она добивалась первой встречи с доверителем две недели, а как только добилась, узнала, что он не признает вины. Вот что она рассказала Настоящему Времени в интервью после очередного заседания суда.
— Ожидаемое решение суда об отказе перевести Андрея под домашний арест?
— Ну, 10% надежды было. Мы все условия для домашнего ареста создали, было бы желание – отпустили бы. У нас еще продление ареста 5 октября. Так что поборемся.
— Как вы вошли в дело Пыжа?
— Со мной связалась [член ОНК] Марина Литвинович со словами, что Пыжу нужен адвокат и со мной свяжется его друг, в дальнейшем так и произошло. Мы были уверены, что у Андрея государственный адвокат, так его представляли в СМИ. Забегая вперед, скажу, что и Андрей все это время думал, что у него адвокат по назначению.
— А на самом деле нет?
— Из материалов дела следует, что нет. Я заключила соглашение с другом Андрея, поехала в Мещанский суд знакомиться с материалами стражи и увидела, что заключение под стражу не было обжаловано, а срок на обжалование уже пропущен. Более того, в материалах дела я увидела, что Хальзов значится адвокатом по соглашению.
Времени особо разбираться не было, я написала жалобу с ходатайством о восстановлении пропущенного срока и подала жалобу апелляционную, которую назначили на 15 сентября. После этого отправила следователю ФСБ ходатайство о вступлении в дело, о выдаче разрешений на посещение СИЗО, на ознакомление с делом, вот это все. Это было 14 августа. Дальше тишина.
Я сразу поехала в "Лефортово", написала заявление, чтобы меня допустили, но меня не допустили, естественно. Потому что это единственное СИЗО, где даже один раз нельзя зайти без разрешения следователя. Поехала, день проторчала там зря, потом еще два раза ездила, меня снова не пускали. Тогда я связалась с Хальзовым, думала, он мне даст контакт следователя, но он не дал, сказал, что мои контакты отправит следователю.
Следователь со мной не связывался ровно до того момента, как Марина Литвинович снова к Андрею попала, сказала ему конкретно фамилию и имя адвоката, и он уже сам написал ходатайство на имя начальника СИЗО с просьбой о допуске адвоката.
— И только после ходатайства Андрея вы смогли пройти в СИЗО?
— Буквально на следующий день со мной связался следователь, позвонил сам. Я к нему съездила, подписала материалы о неразглашении, и он подписал, что я ознакомлена с его решением о допуске в СИЗО. 1 сентября я туда пришла.
— Как прошла первая встреча с Андреем?
— Мы пообщались через стекло, через телефон, не дали кабинет отдельный. Он говорит, что [после задержания] защитник возник моментально, говорит, такое ощущение, что он из соседнего кабинета пришел. Все это время Андрей думал, что это адвокат по назначению, про соглашение он ничего не знал.
Мы с ним обсудили все моменты, состав по 2-й части [статьи 283.1 УК], предусматривающий распространение сведений, составляющих государственную тайну, либо перемещение носителей таких сведений за пределы Российской Федерации. Я попыталась ему объяснить, что сначала он должен был незаконно эти сведения получить. То есть оказывая воздействие или шантажируя, какими-то такими способами, там же все признаки состава преступления должны быть, включая незаконное получение. А когда тебе дали эти сведения, и непонятно, что тебе дали, то что, состав сразу? Он сказал, что [сейчас] все понимает, просто он был тогда в шоковом состоянии.
У него признание вины есть отдельной фразой: "Признаю вину в полном объеме". А фактические обстоятельства, им изложенные, свидетельствуют о том, что никакой вины его нет, вину он не признает.
— После первого посещения Андрея в "Лефортово" Марина Литвинович рассказывала журналистам, что у него нет ни одежды, ни денег на лицевом счете, ни связи с родными. Как с этим обстоят дела сейчас?
— По-моему, сейчас он уже получает письма, даже что-то отвечает. Но вообще до обсуждения этих вопросов у меня не дошло, время было ограничено. С родными у него тяжеловато, у него только мама пожилая в другом городе. С друзьями на связи.
— Когда дело дойдет до суда, есть хоть малейшая вероятность, что заседания будут открытыми?
— Думаю, абсолютно исключено. Хотя вот сейчас материалы дела по страже были открытые, информация была открыта, как журналисты-то узнали в первую очередь. Видимо, просто не ожидали такой реакции, поэтому сейчас все сделают, чтобы закрыть дело.
— Вы сказали, что у вас подписка о неразглашении. Исходя из этого, что вы можете сказать?
— О неразглашении материалов дела, содержащих сведения, составляющие гостайну. А также мне разъяснены положения статьи о неразглашении данных предварительного следствия. То есть я подписала, что я в курсе, что такая статья есть и мне она разъяснена.
— То есть сейчас вы не можете говорить только о гостайне?
— Для начала: то, что это гостайна, должно быть подтверждено экспертизой. Тут надо понимать, что ни я, ни следователь не знаем, гостайна это или нет. Там же, скорее всего, не стоит штамп, что это гостайна. Поэтому речь о сведениях, о которых будет какое-то заключение специалиста или эксперта, где написано, что сведения составляют гостайну.
Что касается данных предварительного следствия, то тут можно за что угодно зацепиться. Это специально делается, чтобы оказывать воздействие: "Вы сказали, вы не сказали", а где написано, что я должна говорить, – большой вопрос. Какие данные предварительного следствия – все или какие-то конкретные? Когда нет конкретики, начинаются манипуляции. Ведь от Хальзова вообще очень много информации изначально в СМИ было выдано, но ему никто ничего не предъявлял. То есть не было заинтересованности у следствия [в неразглашении] и все.
— Что вы сейчас как адвокат можете сделать? Ждете материалы дела?
— Скорее всего, нам в ближайшее время толком ничего не выдадут, ну, может, с экспертизой ознакомят, потому что обязаны ознакомить. Полное понимание, полное ознакомление с материалами дела будет позже. Пока мы с Андреем планируем контактировать с общественностью в разумных пределах, чтобы не навредить защите. Андрей все понимает, что происходило на первоначальном этапе, просто в одиночку очень тяжело, особенно неподготовленному человеку. Когда я у него была, он мне сказал: "Наконец-то я спокоен и чувствую, что у меня есть защитник".
