Орест Грицюк на фронте был медиком одной из бригад ВСУ. Когда их разбила российская армия, украинец оказался в плену, где провел девять месяцев. Вернуться домой в конце апреля 2023 года он смог благодаря обмену военнопленными. После освобождения Орест Грицюк прошел реабилитацию. Сегодня он снова на войне.
"Если снимать фильм о плене, то в таком качестве ты его и видишь. Оно такое рваное, ржавое, черно-белое. И когда возвращаешься, снова появляются краски. Ты чувствуешь снова жизнь", – говорит Орест Грицюк, пересматривая кадры своего освобождения. По образованию он психолог. До начала широкомасштабной войны работал в киевской патрульной полиции, в частных компаниях. После вторжения российской армии в ВСУ попросился сам.
Орест стал медиком в одной из бригад ВСУ. Новобранцев отправили на Донбасс. Село Новомихайловка у Донецка. "Это была самая дальняя позиция, такой кусочек прямо на дороге, под самой дорогой. Название "Коблево". Самый тяжелый участок. У меня как у боевого медика была позиция такая: если есть ребята на позиции, на позициях должен быть медик. Семь часов они лупили по нашей позиции. И ровно в два часа начался их штурм, и понеслась", – вспоминает Орест Грицюк. С этого началась его девятимесячная история плена. Несколько колоний, десяток допросов, склонение к сотрудничеству.
– Я сидел у дээнэровцев. Они позавчера были нашими гражданами. У нас что-то общее есть, какое-то понимание. На украинском языке они подкалывали.
– А что говорили?
– "Побратимами" нас называли. Говорит: что, может, затянем нашу старую "Ще не вмерла Украiна, i слава, i воля"? И смеется.
Самые страшные допросы, по словам Ореста, проводили сотрудники российского Следственного комитета. Били, обещали отрезать ухо. Насилие применяли буквально ко всем без разбору. “Мне ноги отбили страшно. Мы все были просто фиолетовыми. Это потом стало... мы мерились синяками и смеялись, у кого-то галактика фиолетовая. Это все очень страшно. Ты шутишь не для себя, а для того, кто сидит в углу и сходит с ума из-за этого. Мне оставили две фотографии. Сына и жены. Я с ними разговаривал перед сном. Такая мантра была, что я проговаривал: "Русланка, я живой, у меня все хорошо".
О местопребывании Ореста стало известно, когда волонтеры из Горловки записали с ним интервью и выложили в телеграм-канал с информацией об украинских пленных. С этого и началась подготовка обмена. Подозревает, его удалось обменять, потому что он медик. К врачам было менее предвзятое отношение. "С того момента, как мне сказали, что я на обмен, до того момента, как я покинул барак, прошло минуты три-четыре", – вспоминает украинец.
После возвращения домой Грицюк месяц проходил реабилитацию и еще месяц отдыхал в отпуске: "Мне хотелось общаться не с чужими людьми, а я часами ходил и говорил по телефону с женой. По 3-4 часа. Семья лечит". После этого Орест вернулся в родную бригаду. По закону он военный. Грицюк признает, что хотел подольше побыть с семьей и пройти более эффективную реабилитацию. У него много идей, как улучшить психологическую помощь бывшим военнопленным, как общаться с ними на только им понятном языке.
– Из всей боли, усталости, обид (их могут визуализировать фотографии) строите маленький домик. И просто его сжигаете.
– Чтобы сжечь прошлое?
– Да, все самое плохое собрать и сжечь. Просто выкричаться.
– Но для того, чтобы с психологом сжечь дом, психолог тоже должен сжечь дом. Вы готовы свой сжечь?
– Я свой очень сильно хочу сжечь.
– Когда вы вспоминаете свое прошлое, какие эмоции оно у вас вызывает?
– Мне жаль. Мне жалко, что пришлось через все это пройти.
– Если была бы такая опция, функция во вселенной, чтобы вернуть все назад и вернуться в тот момент. Вы бы сделали что-то другое?
– Было много сделано хорошего, на самом деле. Было много ребят спасено. Были ребята спасены уже в плену, когда я был… двое человек... дорогая цена для меня... но пришлось бы идти на второй круг. Пришлось бы идти.
Уже сейчас в Верховной Раде лежит законопроект, который позволит бывшим пленным демобилизоваться из ВСУ. До сих пор это невозможно.
