В марте в Госдуму России внесли законопроект об изменении срока признания военнослужащих без вести пропавшими и погибшими. Авторы закона предлагают считать солдата умершим или безвестно отсутствующим через полгода после исчезновения. До сих пор этот срок составлял год. Эксперты называют инициативу "противоречивой": с одной стороны, уменьшение сроков позволит родственникам быстрее получить выплаты, с другой – шансы найти человека живым (или его останки) заметно сократятся.
Журналисты проекта Сибирь.Реалии поговорили с родственниками пропавших на войне в Украине военных, а также выяснили у экспертов, как инициатива властей повлияет на выплату пособий семьям таких солдат.
"В Минобороны твердили, что ищут. И так на протяжении восьми месяцев"
Алтынай и Ильяс Сурасмановы из Горного Алтая поженились за две недели до начала полномасштабной войны в Украине. Вскоре Ильяс уехал на Курилы, где проходил службу по контракту. Домой он приезжал в отпуск, а Алтынай собиралась переехать к нему, дожидаться окончания контракта в съемной квартире. Затем супруги планировали вернуться в Горный Алтай.
– Он сообщил мне, что нашел квартиру на Курилах, я засобиралась к нему, а на следующий день он позвонил и сказал, что их забирают в Украину, – говорит Алтынай Сурасманова. – Естественно, мы его уговаривали всячески отказаться от этого, разорвать контракт… Хотел ли он ехать туда? Я думаю, что он не хотел, но и отказаться не мог. У него есть свои принципы, отказаться – не мужественный поступок.
26-летний младший сержант Ильяс Сурасманов попал в Украину в июне 2022-го, куда поехал в составе артиллерийского полка. Оказавшись в зоне боевых действий, он ни разу не позвонил домой. Через несколько недель Алтынай и мама Ильяса начали сами искать солдата. От сослуживцев они узнали, что 7-8 июля Сурасманов попал под обстрел в районе Изюма Харьковской области и с тех пор командование не знает, где он находится. Летом 2022 года ВСУ выбили россиян из Изюма и вернули контроль над городом.
– В Минобороны мы неоднократно обращались, и много раз нас игнорировали, – говорит Алтынай. – На запросы не отвечали, затем звонили и каждый раз твердили, что ищут. И так на протяжении восьми месяцев. Мы много раз обращались и в другие воинские части, и вышестоящему командованию отправляли запрос. К сожалению, в данный момент еще ничего не известно, но поиски не прекращаются. Насчет того, жив он или нет… Мы ничего не знаем абсолютно, так как нам говорили, что якобы он погиб в бою, затем – возможно, в плену. В данный момент считают его без вести пропавшим, так как нигде он не числится.
Ильяс оставил семье кредит: в месяц с его карты списывается по 16-20 тысяч. При этом зарплату ему не платят. Алтынай обращалась и в банк, и в воинскую часть, после чего зарплату за февраль все-таки перевели – один раз за восемь месяцев.
– Мы только поженились, а я уже потеряла мужа – в буквальном смысле. Как, вы думаете, я себя чувствую? Живу сейчас: работа – дом – работа. Я не пожелаю такого врагу, соболезную всем потерям и хочу, чтобы это все поскорее закончилось. Я, правда, не знаю, как и что должно быть с поисками и выплатами. У меня одно-единственное желание: хочу, чтобы моего мужа вернули, где бы он ни был и каким бы он ни был. Я требую, чтобы его вернули. Мне очень больно и тяжело.
"Ощущение, что никто, кроме нас, его не ищет"
С невыплатой денежного довольствия за пропавшего в Украине мужа столкнулась и жительница забайкальской Борзи Ольга. Ее муж Сергей попал под мобилизацию в сентябре, а в январе пропал без вести под Угледаром.
– У нас нет кредитов, но сейчас мы брошены на произвол, – говорит Ольга. – С тех пор как он пропал, деньги перестали переводить. Я написала в военную прокуратуру, но ответ пока не пришел. Перед этим его зарплата приходила, он пересылал нам, я даже кое-что отложила. Вот сейчас на это и живем. Трое детей, пока что выживаем, надеемся, что он все-таки жив. Что вернется.
Родственник Евгении, мобилизованный в сентябре 2022 года из Владивостока, тоже пропал без вести на угледарском направлении в январе, после чего семье также перестали платить довольствие.
– Пока причина непонятна, – говорит Евгения. – Причем никто толком даже не может сказать: а должны ли семьям пропавших вообще платить? В Минобороны даже не говорят, где конкретно он пропал, при каких обстоятельствах и так далее. Просто человека пока нет, и есть ощущение, что никто, кроме нас, его не ищет. Причем мы не одни такие. Ищем сами: смотрим ролики эти украинские с интервью наших пленных, вдруг он там появится.
Государство обязано сохранить действующее пособие за семьей военного, который считается пропавшим без вести или безвестно отсутствующим, говорит председатель правления фонда "Право матери" Вероника Марченко.
– Бывает, что местонахождение военнослужащего не установлено, – говорит эксперт. – Предположим, был какой-то бой, сослуживцы говорят, что человек погиб. При этом они физически не могут вывезти тело оттуда, потому что, например, идут обстрелы. Известно, где может быть тело, но командование ждет, пока его можно будет вывезти. Либо вообще никто не видел, что с ним произошло и как он пропал. Командир после боя берет список личного состава и сверяет: например, этот боец ранен, а этого нет, то есть не найден ни живым, ни мертвым. Если сложилась такая ситуация, то военнослужащий безвестно отсутствует. Подчеркну: это юридический термин. Если он безвестно отсутствует, за ним сохраняется статус военнослужащего, то есть с точки зрения закона он фактически жив, пока не доказано обратное. Именно потому, что он безвестно отсутствующий, за ним сохраняется денежное довольствие. В первую очередь, согласно закону, такое пособие должно перечисляться жене и детям, если они есть. Если нет жены и детей, то денежное довольствие получают родители. Если родственники ничего не получают, то это веский повод обратиться в военную прокуратуру.
Военные и их семьи из 10 регионов Сибири и Дальнего Востока жалуются, что им задерживают или вовсе не платят зарплату. Об этом родные военных упоминают в постах во "ВКонтакте". О проблемах сообщили жители Бурятии, Тюменской, Новосибирской, Омской, Томской, Амурской и Сахалинской областей, а также Алтайского, Красноярского и Приморского краев. Глава "Союза комитетов солдатских матерей" Валентина Мельникова считает, что задержки зарплат, надбавок и социальных выплат связаны с административным коллапсом, с которым столкнулась армейская бюрократия.
– Большая часть из тех, кому деньги не приходят, все равно умрут. Документально оформят то, что отражается в расчетном листе. А остальное попробуй докажи. Когда заходили на территорию Украины, приказа не было никакого. И ты попробуй докажи, что он там был. Так эта схема и работает, – рассказал один из контрактников.
"Что важнее: найти живым либо дать денег и забыть?"
В феврале в проукраинских телеграм-каналах появилось видео с интервью пленного российского матроса Никиты Фомичева, который атаковал Угледар в составе 155-й бригады морской пехоты. Фомичев рассказал, что "с начала "СВО" бригада потеряла, а потом набрала семь или восемь составов". Поскольку людей не хватает, на фронт отправляют моряков с кораблей и мобилизованных. Кроме того, по словам российского военного, командование якобы не вывозит с фронта тела погибших, чтобы не платить родным миллионные компенсации. "В бригаде есть склады с продовольствием, с техникой, с вооружением, и есть отдельный склад с двухсотыми", – сказал пленный матрос.
– Я думаю, это вряд ли правда, – говорит руководитель фонда "Гражданин и армия" Сергей Кривенко. – В России, как ни странно, полно денег, и Минобороны ни на чем не экономит. Выплаты погибшим, зарплаты мобилизованным – для российского бюджета это пока не вопрос экономии. К тому же такое довольно сложно организовать: складировать тела посреди расположения или завести мобильный крематорий, о которых тоже ходят мифы. Командир не будет держать у себя склад тел, потому что любой подчиненный может пожаловаться на него в военную прокуратуру. Насколько я могу судить, россияне, какая бы плохая ни была ситуация на фронте, находят тела, идентифицируют их, отправляя в ростовский госпиталь.
По словам Кривенко, если тело россиянина остается на украинской стороне, то опознать его иногда сложно: у некоторых военных нет при себе документов, по которым проводят первичную идентификацию. Поиск пропавших военных на войне в Украине координирует Международный комитет Красного Креста, который передает сторонам данные о пленных и погибших, находящихся в руках противника.
– Существует, конечно, проблема, что Минобороны не всегда доносит эту информацию до родственников. Карточка солдата может просто гулять между ведомствами, поэтому родственникам нужно периодически писать в Красный Крест, узнавать, что происходит, – говорит Кривенко.
14 марта группа депутатов и сенаторов внесла в Госдуму проект закона, согласно которому срок признания солдата безвестно отсутствующим или погибшим по суду сократится до полугода. Согласно действующему закону, если местонахождение солдата неизвестно, его считают безвестно отсутствующим, но только через год этот статус можно оформить юридически. Если останки солдата не найдены, то через два года после окончания военного конфликта суд может признать его умершим. Тогда наступит так называемая юридическая смерть, а семья может оформить выплаты и наследство. По мнению Сергея Кривенко, сокращение срока – полезная инициатива государства, поскольку позволит родственникам быстрее получить компенсации за гибель военного. По мнению Вероники Марченко, в законе есть недостатки, поскольку время на поиски солдата существенно сократится.
– Учитывая происходящее на фронте, власти решили изменить процедуру, чего, кстати, не было сделано ни для Первой, ни для Второй чеченской войны, – говорит Марченко. – Авторы закона прописали один и тот же срок для признания умершим и безвестно отсутствующим. Не очень пока понимаю, как они будут разделять эти две категории, но, вероятно, закон еще доработают. Теоретически это сделано в пользу родственников. С другой стороны, чем меньше срок, тем меньше надежды, что людей ищут среди живых, пытаются обменять как пленных. Вероятно, вы читали, как в Афганистане людей находили в плену через 20 лет после войны. В Чечне находили через 10 лет, но живыми. Сейчас срок два года на поиски, а будет еще меньше. О чем это говорит? Что искать вообще не будут или будут искать формально? Возникают вопросы. Надо понимать, что не все люди хотят денег. Если те, кто хочет найти своего близкого живым. Но что делать, если срок по закону настолько мал, что найти невозможно физически? Проще назвать умершим, а родственников закидать деньгами. Это вопрос приоритетов, я бы сказала. Что нам важнее: найти живым либо дать денег и забыть человека.
В годовщину начала полномасштабного российского вторжения "Новая газета. Европа" изучила почти 10 тысяч постов в социальных сетях, обнаружив упоминания о 1365 российских военных, пропавших в Украине. Сергей Кривенко говорит, что количество пропавших примерно равно подтвержденному числу погибших – около 12 тысяч человек. В конце марта эта цифра, согласно подсчетам "Медиазоны" и Русской службы "Би-би-си", приближается к 17 тысячам.
Полностью материал опубликован на сайте проекта Сибирь.Реалии
