В Грузию, по данным российских госагентств, в 2022 году, после того, как Россия начала войну в Украине, приехали 1,5 млн граждан России. По сведениям, на которые ссылается президент Грузии Саломе Зурабишвили, после объявления в России частичной мобилизации в сентябре 2022 года в страну приехали около 700 тысяч: из них 100 тысяч остались, остальные перебрались в другие страны.

Группа российских социологов Exodus-22 проводит в Тбилиси исследование новой волны российской эмиграции. Корреспондент Север.Реалий поговорил с одной из участниц исследования, социологом Екатериной Чигалейчик, о том, что происходит с российскими эмигрантами через два года войны и как изучать процесс, находясь внутри него.

"Человек утешает себя, что это не навсегда"

Последнее исследование социологов группы Exodus-22 было посвящено самым уязвимым группам эмигрантов, рассказывает Екатерина Чигалейчик: "Это те, у кого меньше всего денег, нет постоянной работы и у кого по сравнению с Россией очень сильно изменилась социальная ниша, – рассказывает Екатерина Чигалейчик. – Вот он был инженер-аэродинамик с хорошей зарплатой, а теперь чинит обувь, это реальная история – ремонтирует скалолазную обувь. Это не то чтобы очень комфортно: постоянно нужно искать заказы, а скалолазный рынок в Грузии не то чтобы очень большой. Приходится еще мастером на час подрабатывать. Так что у человека произошел очень сильный вынужденный дауншифтинг".

Согласно прошлогодним данным социологов, большинство россиян, которые уехали из России от войны, могут прожить на свои сбережения минимум полгода.

Две волны эмиграции – та, что возникла сразу после начала войны, в феврале-марте 2022 года, и вторая, спровоцированная мобилизацией, довольно сильно различаются, рассказывает социолог:

"Во второй волне две трети мужчин, а в первой – примерно пополам, женщин чуть больше. Распределение возрастов одинаковое, образования – тоже. Есть еще представление, что в первую волну уезжали москвичи и петербуржцы, а после объявления мобилизации – люди из регионов. На самом деле нет, та же пропорция, тот же социальный слой. Вот по наличию удаленной работы – да, есть разница. Весной уехали те, кого релоцировали по работе. Осенью уехали люди не столь подготовленные, без удаленки. Конечно, для них стресс и исчезающие возможности переводить деньги из России, и попытка перейти на международный рынок труда. Как говорится, экономическая свобода – это когда можешь не следить за курсом рубля".

Екатерина Чигалейчик с коллегами изучают, как люди сами интерпретируют свой эмигрантский опыт и как справляются с ним психологически:

"Кто-то говорит о судьбе. Кто-то чувствует себя частью большого процесса: вот нас перемалывают жернова истории. И это снимает с тебя ответственность: иначе взрослому человеку сложно объяснить самому себе, почему он в таком положении. Говорят: вот странный, удивительный, исторический этап жизни – "мой тбилисский период". Но обычно человек утешает себя тем, что дальше его ждет нормальная жизнь, что это не навсегда. И тогда даже в целом можно получить удовольствие от этого периода", – говорит Екатерина.

У самой Екатерины уже двухлетний опыт эмиграции. Она покинула Россию в 2022 году.

"Участвовать нельзя бездействовать"

В Тбилиси Екатерина Чигалейчик регулярно проводит встречи эмигрантов в пространстве образовательной инициативы Frame. 21 мая состоялись дебаты "Участвовать нельзя бездействовать" – о том, есть ли у россиян этическое право участвовать в грузинских акциях протеста против аналога российского закона "об иноагентах".

Закон об "иноагентах" был принят в России 13 июля 2012 года. По заявлениям инициаторов, он должен был содействовать сокращению влияния иностранных государств на политику страны. При этом утверждалось, что закон намного мягче аналогичного американского закона FARA. В реальности закон после ряда ужесточений позволил присвоить статус "иноагентов" не только организациям, но и любым СМИ, и отдельным гражданам, а также поразить их в правах: запретить участвовать в политической и образовательной деятельности под страхом штрафов или лишения свободы.

В Грузии аналогичный закон "О прозрачности иностранного влияния" был внесен на рассмотрение в феврале 2023 года депутатами правящей партии "Грузинская мечта". Тогда парламент отклонил его во втором чтении. К инициативе вернулись в начале апреля этого года – и 14 мая приняли в третьем чтении. Все эти события сопровождались многотысячными протестами и столкновениями с полицией, которая для разгона манифестантов применяла слезоточивый газ и водометы. Президент Грузии Саломе Зурабашвили наложила на закон вето как на пророссийский, противоречащий Конституции и ставший препятствием на пути вступления Грузии в Евросоюз.

Программист и школьный репетитор из Перми Валентин Мурзаев считает, что в протестах надо участвовать, но без последствий для своего пребывания в стране: "Был же случай, когда директора Frame, на чьей площадке собирали подписи за Надеждина, потом не впустили в Грузию. То есть ходить надо, но осторожно, избегая стычек с полицией. А вообще не участвовать невозможно, мы же сочувствуем грузинам. Есть мировое зло, которое олицетворяет путинский режим, и его сателлиты. С ним нужно бороться не только в России, но и по возможности в тех странах, где мы находимся".

Никита, турагент из Пятигорска, не уверен, что от его участия в грузинских протестах будет какая-то польза: "По-человечески хочется людей поддержать, но говорят, что, если мы попадемся на митинге, местная пропаганда может закричать: вот оно, иностранное влияние, они тут все куплены. Тут, конечно, еще подумаешь, стоит ли ходить".

"Если мы пойдем впереди колонны, будем кричать и махать флагами, мы, наоборот, этому протесту выстрелим в колено. Позиция правящей власти как раз в том, что какие-то "либерасты", предатели России уехали и теперь начинают устраивать новый Майдан в Грузии, вот мы и подтвердим их слова", – говорит еще один участник дебатов Антон.

"У нас здесь как у неграждан есть какие-то социальные общечеловеческие гражданские права, но не политические, поэтому наше участие с юридической точки зрения неправильное. Мне нравится, что грузинский народ сопротивляется. Нас тут много, мы бежали от похожего режима, Грузия нам помогает находиться в легальном поле, но наши российские пропагандисты уже заявляли о том, что если русские будут участвовать в протестах, их сюда пускать не будут. А если закроется Грузия, то стран, куда можно будет быстро уехать, спасая свою жизнь, станет еще меньше", – считает Александр Коровайный.

Екатерина Чигалейчик вспоминает, что последним местом ее работы в России был Центр независимых социологических исследований. ЦНСИ был признан российскими властями "иноагентом": "Меня это совершенно поначалу не волновало – формальность вроде бы. Но с 2020-го начались постоянные поправки к закону, нельзя было заниматься образовательной деятельностью; невозможно даже устроить семинар в офисе: нужно заранее в Минюст подать на утверждение тему, программу, а также список приглашенных с их личными данными. И кто придет на семинар в гости к "иноагенту"? И в итоге ты просто нигде не пишешь, что у вас будет мероприятие, просто вы собрались пить чай. Поэтому меня поражают люди, которые приезжают из России в Грузию и говорят: ну ладно, закон не такой ужасный, что в нем такого? Мне хочется им сказать: вы что, в России не жили? Не знаете, что это все так и начинается?

Я поначалу даже коллекционировала эти ментальные ловушки. Что бы ты ни сделал, будет плохо. Не выходите – "а что вы тут живете тогда? Говорите открыто, что вы против репрессивных законов". А если выходите – "они думают, что сейчас нам покажут, как протестовать надо".

"Тбилиси оказался свадебной столицей"

Согласно социологическим исследованиям, многие из уехавших от войны постепенно возвращаются в Россию. Многие (не меньше половины уехавших) хотели бы вернуться. "По разным причинам, – говорит Екатерина Чигалейчик. – Например, мой друг бросил работу в столярной мастерской – вернулся по семейным делам, чтобы заботиться о родственнике. Такие обстоятельства возникают у многих. А кто-то просто решает, что пока ситуация в России для него безопасна. Я думаю, что их опыт вынужденной эмиграции все равно не был напрасным: они приобрели мобильность, и им психологически уже не так трудно сняться с места, появились связи в разных странах и понимание, куда в случае чего уезжать, у каких знакомых можно перекантоваться. Я думаю, что массовой панической волны отъездов из России больше не будет. А ползучая эмиграция продолжается".

Екатерина говорит о происходящем "застревании" – "пока война не закончилась и пока что-то там в России не случилось, я туда не вернусь".

"Это зависшее состояние: одна нога здесь, другая там, горизонт планирования чуть-чуть все время сдвигается, а я не принимаю никаких решений – просто продолжаю жить так, как жил. Жду, когда что-нибудь изменится и мне нужно будет на это отреагировать и самоопределиться. А кто-то уже знает, что не вернется, но и дальнейшую жизнь строить не может. Это какой-то паралич воли, когда ты очень устал или слишком много всего навалилось: ресурсов на принятие волевого решения попросту не хватает".

Екатерина считает, что полная интеграция в Грузии для россиян невозможна: "Грузия – национальное государство, и оно останется таким. Ты всегда здесь будешь чужим. Грузинский язык выучить очень сложно. Получить грузинское гражданство – почти невозможно; сперва ты должен десять лет прожить здесь. Даже людям, которые родились когда-то в Грузии, сложно восстановить гражданство".

В Грузии, рассказывает Екатерина, у вынужденных эмигрантов много фобий: что всех приехавших отсюда выгонят, что введут визы, которые невозможно будет получить, что после выезда – не впустят обратно по неизвестной причине: "Люди очень боятся заболеть. Вспоминаю одно из взятых мною интервью. Человека спросила: какой у тебя план на случай проблем со здоровьем? – Никакого. Моя стратегия – не болеть. Еще один респондент сообщил, что именно поэтому не поехал кататься на сноуборде или на лыжах. Он зарабатывает физическим трудом и, если получит травму, мало того, что потратит деньги на лечение, так еще и не сможет работать какое-то время. Меняются и границы приватности: стало нормальным попроситься переночевать и на подольше вписаться, если приезжаешь куда-то, где есть знакомые, снимать квартиру вместе с любым количеством людей. Раньше это было – ну вы странные, нищеброды или хиппи. А сейчас: живем в трехкомнатной впятером – весело же, молодцы. Новая норма".

Еще одно наблюдение Екатерины – Тбилиси оказался свадебной столицей. Здесь очень просто пожениться гражданам любых стран: переводишь паспорта на грузинский, заверяешь, приходишь в дом юстиции и все: "Тбилиси – своего рода "либертарианский рай", ИП здесь открывается за три дня. Женят за два. Еще можно поехать в Кахетию, в Сигнахи. Там есть загс, который работает 24 на 7: они даже рекламируют себя как "город любви". Все это важно, потому что эмигранты гораздо чаще стали оформлять отношения. Если что случится, у человека будет свой законный представитель, супруг или супруга. Двое моих одноклассников, когда приехали, сразу женились на своих девушках, хотя в России не собирались делать этого".

Попытки сравнить происходящее сейчас в Грузии с вынужденной эмиграцией после 1917 года Екатерину, как она говорит, "слегка раздражают и кажутся скорее вводящими в заблуждение": "Сто лет назад все эти люди уехали потому, что страна сломалась. Но большинству из них казалось, что большевики – это же просто маргиналы, которые не смогут долго удерживать власть над целой страной. Условный белый эмигрант ждал, когда смута закончится и страна вернется в привычное состояние. И не дождался. И мы покинули страну, которая, кажется, замораживается надолго в этом своем новом состоянии. Но никакие исторические параллели не помогают нам понять, что случится дальше".

Полная версия интервью – на сайте Север.Реалии