"Вы – невероятные!" – кому принадлежат эти слова, знает, наверное, любой белорус. Мария Колесникова, глава избирательного штаба Виктора Бабарико, а затем – участница Координационного совета, летом 2020 года своим примером внушала выходившим на улицы людям уверенность в себе и говорила о праве на свободу и лучшую жизнь. "Наша Маша", как ее вскоре стали называть, – позитивная, открытая, с лучезарной улыбкой. 7 сентября Колесникову похитили в центре Минска, следующим утром ее пытались насильно вывезти из Беларуси в Украину, но Мария порвала свой паспорт – и ее вновь задержали белорусские силовики. С 8 сентября Мария Колесникова под арестом, ей предъявлены обвинения по трем статьям и грозит до 12 лет лишения свободы. "Я ни о чем не жалею и поступила бы так же", – пишет Мария из изолятора.
Как прошли для Колесниковой эти десять месяцев за решеткой, чем она живет и кому пишет письма, рассказывает Настоящее Время.
Этот материал – часть специального проекта "Беларусь. Год протестов".
"Первое письмо от Маши пришло 22 сентября. На нем написано даже "письмо №1″, – рассказывает ее сестра Татьяна Хомич. – Она пишет: "Пиши по мере возможностей, как поживают наши ребята, как команда", – что она очень скучает и верит в них, волнуется, конечно, за родных, как они восприняли эти новости, как пережили. Это про папу, это про бабушку с дедушкой, других родных". (Бабушка Марии умерла в июне 2021 года.)
После задержания на белорусско-украинской границе Мария Колесникова находилась в СИЗО №1 на улице Володарского в Минске ("Володарка"). 12 сентября ее перевели в изолятор временного содержания в городе Жодино в Минской области. Через несколько дней Колесниковой предъявили обвинение по статье о призывах к действиям, направленным на причинение вреда национальной безопасности (ч. 3 ст. 361 УК РБ).
Почти месяц Мария не получала никаких писем, а 9 октября ей передали сразу 400. Информация о сотнях писем, адресованных Колесниковой, моментально появилась в СМИ и блогах. Многие с восторгом рассказывали, что получили от Марии ответ. "Ее только задержали, вообще не было понятно, что с ней, в каком она настроении, состоянии, и в целом не было понятно, что происходит со всеми политзаключенными", – рассказывает Татьяна Хомич.
Уже через месяц стало ясно, что доходить будут далеко не все письма. "Мы поняли, что началась даже не цензура, а уничтожение переписки, давление на нее, чтобы она думала, что ее все забыли, что прошел месяц-два – "мы тебя посадили, и больше ты никому не нужна". Но это не так, и Маша знает, что это не так", – рассказывает Татьяна.
По словам сестры, из примерно 150-170 писем в месяц, которые пишет Мария Колесникова из СИЗО, доходит лишь около двадцати. Особенно плохо корреспонденция начинает ходить на Новый год и перед днем рождения: с начала апреля по середину мая ни Мария, ни ее близкие не получали друг от друга никаких вестей. (День рождения Колесниковой – 24 апреля.) "Но я знаю, что люди писали сотни писем: я собирала информацию в соцсетях Машиных, спрашивала, кто ей отправлял письма. Сначала была цифра 360, довольно быстро она перевалила за 400. И это только те люди, которые видели пост", – говорит Татьяна Хомич.
"У меня сегодня День рождения. Этот день я всегда проводила в кругу семьи, близких и друзей. В какой бы стране я не находилась. И всегда громко и весело! Сегодня к сожалению я вас не увижу, не обниму и мы не посмеемся так задорно и оглушительно громко, как только мы умеем. Но знайте сегодня и всегда, вы все в моем сердце и всей душой с вами. Смейтесь, обнимайтесь и веселитесь сегодня. И за меня тоже!".
Последнее письмо от Марии ее сестра получила 16 июня. "И это очень удивительно: оно пришло в честь [моего] дня рождения, и оно было написано 13 июня. Первый раз письмо пришло фактически за три дня – это очень быстро. Но папа в тот же день получил письмо за 26 мая", – рассказывает Татьяна.
Те, кто пишет политзаключенным (а их в Беларуси сейчас более 500 человек), знают, что все письма проходят цензуру. Намеки, оценки, непонятные аббревиатуры уменьшают шансы послания попасть к адресату и могут даже навредить ему. Но сказать наверняка, какое письмо пройдет цензуру, очень сложно, говорит Татьяна Хомич:
"В сентябре-октябре от Маши приходили письма, где было написано про бардак и хаос, – но все равно они дошли. В целом она всегда пишет, как у нее дела, какие книги она читает, что в них интересного нашла. Пишет слова поддержки. Пишет, чем занимается, что занимается спортом. Иногда – про следственные действия: что у нее был очень сложный день, например с допросом целый день. Но она никогда и не была резкой, чтобы какие-то резкие заявления вставлять".
В изоляторе в Жодино где-то до середины октября 2020 года в одной камере с Марией сидели политзаключенные. В своих письмах Колесникова рассказывала, как они помогали ей разбирать корреспонденцию, общались. "Но как только мы начали об этом рассказывать, ей поменяли соседей на не политзаключенных – эти люди не знали, кто такая Маша, не слышали о ней. Это значит, что они содержались под стражей уже раньше, [до протестов]. Для них это была не та Маша, которую знают те белорусы, кто активно провел прошлое лето", – рассказывает Татьяна.
В январе Колесникову перевели на "Володарку" в Минск, в камеру с одной соседкой, тоже "не политической". О Марии она знала из передач госканалов – в СИЗО есть телевизор. Отношения сложились нормальные, говорит сестра Колесниковой: "Маша неконфликтный и коммуникабельный человек, очень активный, большой эмпат".
Последние несколько недель Мария Колесникова в камере одна.
Об условиях она рассказывает в письмах. Нары, стол, лавки, форточка, унитаз, умывальник. Есть тазы, чтобы мыться, потому что душ – только раз в неделю на 20 минут. Душевая не изолирована – это одна большая комната на несколько человек.
Камера, в которой находится Мария, довольно маленькая – 2,5 на 3 метра. Есть дворик – огороженный с четырех сторон колодец, где проходят прогулки, тоже очень маленький – 3 на 3 метра. "Маша там умудряется бегать, активничать. Это единственная возможность двигаться, как-то активно проводить время. Она всегда ей пользуется. Зимой это час в день, летом – два часа".
Родственники передали Марии телевизор: есть жесткие ограничения по его размеру, а транслируются в СИЗО только белорусские государственные каналы. "В письмах Маша писала, что в целом, смотря телевизор, может делать определенные выводы о том, что происходит в стране. Для нее важно следить за новостями, особенно в тяжелые поворотные и ударные моменты – как события с самолетом, например".
В СИЗО есть библиотека. Мария много читает: на немецком, на английском, бизнес-литературу, художественную. "Несколько недель назад в одном из писем она рассказала, что прочитала биографию Нэша, известного математика (Джон Форбс Нэш-младший – американский математик еврейского происхождения, работавший в области теории игр, дифференциальной геометрии и изучения уравнений в частных производных – НВ). Прочитала книги Хокинга, Талеба".
В декабре прошлого года "Вселенную Стивена Хокинга" и две книги Юваля Харари у Марии изъяла администрация СИЗО, пояснив, что содержание этих книг "не способствует воспитанию следственных задержанных". Правда, через две недели их вернули.
Мария справляется с неудобствами в камере, стараясь не обращать на них внимания. Но она музыкант – профессиональная флейтистка, и, естественно, ей очень не хватает музыки. "Мы пытались передать ей флейту, блок-флейту, есть детские варианты небольшие, но, конечно, ее не приняли. Этой своей попыткой передать музыкальный инструмент мы очень развеселили сотрудников СИЗО, – рассказывает Татьяна. – Ноты проходили, отправляли еще осенью. Но учитывая, что у нее изъяли книги, в которых искали чуть ли не написанное тайнописью или молоком, то ноты – тоже такой вариант, в котором могут искать какое-то скрытое послание, которое позволит Маше чудесным образом выбраться из тюрьмы".
"Меня накрыло волной любви и радости, после прочтения писем. Кто-то прислал в письме ноты Моцарта и это супер идея! Мне можно присылать ноты и они так классно звучат в голове"
"Мария переживает, что за столь длительное время отлучения от флейты ее уровень техники как виртуоза может быть безвозвратно утрачен, – комментирует адвокат Владимир Пыльченко. – Ведь флейты и иные духовые инструменты в СИЗО не предусмотрены. Тем не менее музыка – это не только ее исполнение, но и то, что сохраняет память и производит фантазия. Отмечу также и то, что Мария не перестает придумывать творческие проекты, невзирая на наиболее стесненные условия в своей жизни".
"Мир звуков, в котором я живу последние 30 лет, сильно отличается от того, что я слышу здесь. Отсутствие музыки и есть пытка. Спасает память, когда я закрываю глаза и слушаю внутри себя Баха, Моцарта и то, что я играла сама"
Елена лично не знакома с Марией. Но она одна из немногих, кто на протяжении всего заключения Колесниковой получает от нее ответы на свои письма.
"Почему я пишу Марии? Мария не просто вдохновение, она несет силу, какой-то национальный код. Писать Марии легко, она невероятно разносторонняя личность", – рассказывает Елена Настоящему Времени.
Именно из письма Елены Мария Колесникова узнала о том, что вместе с другими представителями белорусской демократической оппозиции получила премию Сахарова. О своих эмоциях она написала в ответном послании:
Елена говорит, что старается не писать "негатива" и не зацикливаться на новостях. Вместо "намеков" на политику она рассказывает Марии о мирной жизни.
"Пишу о модных показах – сейчас это круизные показы Dior и Louis Vuitton. Я делаю фотоколлажи: не уверена, что их передают, но я описываю, как это выглядит. Пишу об искусстве, о выставках, которые открываются, несмотря на ковид. Музыка, а она тоже есть – музыканты выступают в масках. Пишу даже про Илона Маска и возможности отправить человека на Марс".
"Сейчас пишу о книгах, которые можно прочитать. Я провела исследование, что читают умные и очень умные люди, и в каждом письме отправляю список книг. Например, Анна Франк, Махатма Ганди. Также и о художественной литературе".
Но доходит далеко не все, замечает собеседница Колесниковой по переписке. "Фактически как таковой переписки нет: на мой взгляд, власти делают все, чтобы этого не случилось, – считает Елена. – Дошедшее письмо – это удача, а не здравый смысл, к сожалению".
Тем временем предварительное следствие по уголовному делу Марии Колесниковой завершено, прокуратура направила материалы в Верховный суд для определения подсудности. Колесникову, а также юриста Максима Знака обвиняют в создании экстремистского формирования, в призывах к действиям, направленным на причинение вреда национальной безопасности, и в заговоре с целью захвата власти неконституционным путем. Им грозит до 12 лет лишения свободы.
Несмотря на это, позитивное настроение Марии не меняется, что радует ее родных. "Я вижу, что она абсолютно не отчаивается, настроена на борьбу. Скоро будет суд, скорее всего, это июль-август, она готовится к нему, – рассказывает сестра Колесниковой Татьяна Хомич. – Перед ней стоят определенные задачи, и она их выполняет – делает то, что может. Это чувствуется и по письмам, мы это слышим от адвокатов, которые с ней общаются: Маша в целом всегда в хорошем настроении".
Точных формулировок обвинения родные Колесниковой не знают – с адвокатов взяли подписку о неразглашении.
"Парадоксальная ситуация сложилась в Беларуси: фактически работа адвоката – это оказание услуг, а ты не знаешь, что там происходит, в чем обвинение, в каком объеме, детали, подробности, – говорит Татьяна Хомич. – Само обвинение подразумевает четкое определение места, времени преступления. И мы этого не знаем. При этом статьи, которые Маше вменяют в вину, – это слова, речи, сказанные публично. То, что, по идее, все слышали. Какие из этих слов направлены на причинение угрозы национальной безопасности, мы так и не знаем. Почему бы об этом не сказать, если это должна быть общеизвестная информация?"
Владимир Пыльченко, один из адвокатов Колесниковой, рассказывает Настоящему Времени: одна из главных проблем в процессе подготовки к суду – это отсутствие у Марии возможности иметь материалы уголовного дела, чтобы готовиться к процессу. Ее адвокатам запрещено фотографировать материалы и, соответственно, передать Марии фотокопии документов.
Татьяна Хомич обращает внимание на то, что дело ее сестры и Максима Знака – это первый случай в истории Беларуси, когда обвиняемым предъявляют статьи о захвате власти. Но о нем отказываются говорить публично, говорит Татьяна. Родные Марии Колесниковой опасаются, что суд будет закрытым, как суды над Павлом Северинцем, Николаем Статкевичем, Сергеем Тихановским.
Владимир Пыльченко, наоборот, считает, что дело Марии Колесниковой будет рассматриваться в открытом судебном заседании: "Что касается формата разбирательства дела, считаю, что оно будет публичным – то есть в открытом судебном заседании. Поскольку обвинения, предъявленные Марии, касаются ее публичных высказываний, известных всей общественности".