Фигуранты дела "Нового Величия" Руслан Костыленков и Вячеслав Крюков вскрыли вены в зале суда. Это произошло сразу после того, как судья отказалась изменить им меру пресечения. Крюков, Костыленков и еще двое обвиняемых по делу находятся в СИЗО больше полутора лет – с марта 2018 года.
Крюкова и Костыленко обвиняют в создании экстремистского сообщества. Защита называет дело сфабрикованным, в основе обвинения лежат слова информатора силовиков, который предложил создать политическую организацию "Новое величие", написал ее устав, снял офис, а потом пришел в полицию и дал показания против всех, кто сейчас проходит по делу.
На прямой связи со студией НВ был Максим Пашков, адвокат одной из фигуранток дела "Нового величия" Марии Дубовик. Он сегодня был в зале суда.
— Вы сегодня были в зале суда. Я хочу, во-первых, вот что спросить, не все зрители, наверное, понимают, как этот суд проходит: два человека вскрыли себе вены в зале суда – зрители это видели или нет?
— Видели, конечно. Все это было, что называется, перед глазами. Как только судья провозгласил свое решение по ходатайству, отказал в удовлетворении ходатайства, Костыленков (я это видел) сказал: "Свободу нам, свободу политзаключенным! Свободу России!" И вскрыл себе вены, полоснул себе бритвой сначала по рукам, потом по шее. Или сначала по шее, потом по рукам – я толком не знаю, не запомнил. Потому что у Маши, которая вообще в метре-двух находилась от этого места, случилась истерика, она закричала. Я кинулся к ней. Потом мне сказали, что еще и Крюков тот же самый поступок повторил.
Приставы, кстати говоря, среагировали на удивление оперативно. Очевидно, там проходят какие-то тренировки по внештатным ситуациям.
— Предвосхитили мой вопрос. Что они сделали?
— Быстро открыли клетку, быстро их вывели. Быстро повели вниз в помещение, приехали две машины скорой помощи через минут 20. В общем, вот так.
— А что судья?
— Вы знаете, я, честно говоря, не обращал внимания на то, что там кто делал, потому что у меня рядом сидела Маша и кричала от ужаса. Там пол был забрызган кровью, лавки в клетке были забрызганы кровью, стенки клетки были забрызганы кровью. Даже дверь была забрызгана кровью. Она кричала от ужаса, потому что это все было у нее на глазах. У меня задача была одна – ее успокоить быстро.
— В каком они состоянии, что-нибудь известно о Руслане и Вячеславе?
— Вроде бы, насколько я понимаю, Костыленков сейчас госпитализирован. По поводу Крюкова я, честно, не знаю.
— Что с ними будет теперь, как вы думаете?
— Да кто ж его знает, что с ними будет. Я, к сожалению или к счастью, не медик, не могу сказать. Но вообще-то на самом деле я вижу, что это был дикий жест отчаяния.
— Я хотел тоже об этом спросить: почему такой поступок?
— Я думаю, что это действительно жест отчаяния. По-моему, их, скажем так, замкнуло на Ребровском. Ребровского освободили, их – нет. Они считали, что справедливым будет, что все будут не под стражей в этом деле. Я не вижу действительно оснований держать их под стражей, они под стражей полтора с лишним года. Очевидно, что надежда, что, может быть, и нас освободят, в такой крик отчаяния вылилась.
— Скажите, пожалуйста, в каком состоянии дело "Нового величия", про которое известно, что некий человек, журналисты его называют провокатором спецслужб, организовал этих людей из чатов в организацию и сам же их сдал полиции потом?
— Идет судебное следствие, сторона обвинения представляет свои доказательства. Сейчас мы просматриваем художественный фильм производства кинокомпании "Прокуратура Пикчерз", в общем, скучнее кина я в жизни не видел, если честно.
— Поясните. В суде же не художественного качества фильмы просматриваете?
— Я понимаю, но тем не менее. Они говорят: "Вот они встречались, вот сегодняшние видеозаписи". Они встречаются, добрая часть встречи была посвящена [тому, что] люди вспоминали, кто такой барон Унгерн.
— Сейчас Костыленков и Крюков могут этим шагом добиться того, что о них заговорят, на улицы выйдут в одиночные пикеты, как-то они привлекли к себе внимание? Или нет?
— Не знаю. Что значит – привлечь внимание?
— А какой еще способ у них? Мы видели в последние месяцы только один способ.
— Это единственный доступный для них способ, чтобы о них вспомнили. Потому что абсолютно безумное дело, абсолютно юридически несостоятельное дело. Что называется, знаете, этот повседневный ужас – все же привыкают к этому, ну есть и есть. Это был жест отчаяния, я так расцениваю. Я их не осуждаю абсолютно.
