Фильм "Мама для Юли" рассказывает историю девочки Юли, которая родилась в тюрьме и имела все шансы расти в детдоме, чудом оказалась дочерью сразу трех мам, а сегодня снова живет в интернате под присмотром государственных воспитателей.
Режиссер Наталья Кадырова снимала картину семь лет, но вся эта история для нее началась еще раньше. До фильма "Мама для Юли" Наталья снимала документальную ленту "Анатомия любви" про женщин, рожающих в российских тюрьмах. Главной героиней стала как раз именно Аня, мама Юли.
Фильм "Анатомия любви" стал началом истории Юли и всех невероятных событий, которые развернулись вокруг этой семьи и режиссера Натальи Кадыровой. За эти годы она успела статью частью этой истории, этой семьи, так же, как и частью одной отдельной жизни – жизни девочки Юли. Мы поговорили с автором фильма.
Фильм "Мама для Юли" будет доступен на сайте с 7 декабря (23:00 мск) до 14 декабря.
Картина создана при поддержке Настоящего Времени.
– В одном из интервью вы говорите, что вышли на тему женских тюрем и детей, которые там рождаются, благодаря видео из нижнетагильской тюрьмы, которое вам показал приятель. Могли бы вы рассказать, как именно происходило знакомство с героями, какие были особенности в самом начале.
– Да, все так. Как именно мы познакомились с героями? Аню я выбрала сама. Когда мы приехали снимать первое кино, мне нужно было выбрать правильную героиню. Дело было в Мордовии, то есть в мордовской тюрьме, в Явасе. Мы со съемочной группой общались с разными женщинами, записывали предварительные интервью, чтобы понять, кто нам подходит. Я никак не могла выбрать героиню, мне никто не нравился, все было не то. И вот в один из дней я уже просто ходила среди женщин, которые гуляли с детьми, и обратила внимание на одну девушку. Девушка сидела на качелях, как будто в стороне ото всех, я к ней подошла, мы заговорили, я начала задавать ей вопросы. Это была Аня, вот так вот я ее выбрала.
– А почему именно эта девушка, Аня?
– Она была искренняя. И, в общем, как бы ни складывались наши отношения после, с Аней у меня никогда не возникало вопросов в том смысле, что она никогда мне не врала, никогда не обманывала. Для меня это было важно: и для съемок, и по-человечески. Поэтому, как бы ни развивались дальше события в фильме, вот за это ей надо отдать должное – за искренность.
А Юля – понятно, она была ее дочка, ей было 9 месяцев, когда мы начали снимать первый фильм, то есть ее я знаю с 9 месяцев. Юля оказалась подарочная во всех смыслах. Потому что изначально я выбирала, конечно, героиню-женщину, а не героя-ребенка. И то, что Юля оказалась такая, какая она есть, – это просто подарок судьбы!
– Но и вы оказались подарком в ее судьбе?
– Первый фильм "Анатомия любви" я давно задумала, но не могла найти под него финансирование. Несколько лет я искала деньги, и когда нашла, оказалось, что я уже узнала и Аню, и Юлю, и Юлю уже взяла Наташа. И можно сказать, что жизнь Юли стала складываться так, отчасти потому мы снимали кино.
Я уверена, что если бы не мы (это ни в коем случае не наша заслуга, это просто факт), что если бы мы кино не снимали, она просто бы сгинула в детском доме, и никто бы о ней не вспомнил. И я тогда думала: "Слава богу, что деньги нашлись именно сейчас, потому что мы теперь можем помочь Юле!"
– И тогда же нашлась Наташа?
– Наташа нашлась через несколько дней после показа "Анатомии любви, который устраивала такая организация, как "Тюремные дети" (на то время это было подразделение "Руси сидящей"). Наталья совершенно случайно оказалась на одном из первых показов. Когда фильм закончился, она подошла к организатору Марии Ноэль и сказала, что хочет взять девочку и что хочет обсудить этот вопрос со мной. Тогда уже со мной связалась Маша.
Когда мы встретились с Наташей, я была поражена ее решимостью, ее позицией, вообще ей как личностью я была абсолютно очарована. Поэтому у меня, конечно, не возникало никаких вопросов, я знала, что буду продолжать, что я буду снимать это кино, снимать новую историю, разумеется, совершенно не понимая и не зная, как все это сложится.
Когда я начала снимать, у меня был такой вопрос: "Что будет, когда Аня из тюрьмы выйдет и Наташа будет девочку передавать, как вообще все это будет происходить?" Или: "Может, Ане хватит любви к ребенку, чтобы оставить ее у Наташи, понимая, что Юле будет лучше с Наташей?" Конечно, я и предположить не могла, что история развернется так, как она развернулась, что появится Лена и т.д.
– Когда вам пришла идея говорить о женских тюрьмах и о роженицах там, вы не боялись того, что снимать придется в таких закрытых местах? Какие-то сложности были при съемках?
– Когда я увидела эти кадры с детьми в тюрьмах, которые меня абсолютно потрясли, у меня и появилась идея снимать про тюрьмы. Это было очень давно, я уже даже не помню, 2008 год, наверное. Тогда все было, на самом деле, гораздо проще. Я помню, что позвонила в пресс-службу ФСИНа, представилась, сказала, что хочу снимать, что я еще не знаю, где это кино будут показывать, будут ли. Я сказала им, что, чтобы начать снимать, мне надо написать заявку, а для того чтобы написать заявку, мне надо увидеть своими глазами, что у происходит в женских тюрьмах.
Это были еще золотые времена, потому что мне сказали: "Да, конечно". Мы с представителем пресс-службы Светланой (прекрасный человек, мы с ней дружим до сих пор) поехали в Можайск, в ближайшую тогда колонию, где были и комнаты совместного содержания матери и ребенка, и комнаты, где жили матери с детьми отдельно. Мне провели экскурсию по тюрьме, я со всеми поговорила, и тогда я уже поняла, что конкретно и как я хочу снимать. Я сразу начала искать деньги и, в конце концов, нашла, их выделила компания WeiT Media. Тимур Вайнштейн – вообще большой герой, что проспонсировал это. Он и сам сделал великое дело, дав денег на этот фильм.
– Вы можете сделать какие-то выводы о том, как меняется ситуация с женскими тюрьмами и материнством там?
– Я стала свидетелем того, как эта ситуация менялась, благодаря фильму "Анатомия любви" в том числе. Он вышел в 2012 году, это был подъем гражданского сознания в обществе, и фильму повезло в этом смысле. Как раз тогда активизировалось движение "Тюремные дети". Они проводили различные конференции и круглые столы на эту тему, на которые меня неизменно приглашали и на которых показывали мой фильм. Показывали не потому, что фильм был какой-то особенно хороший, просто было важно, что в этот момент появилась картина, демонстрирующая очень красноречиво, что происходит и как происходит с этой проблемой в России.
Я несколько лет ходила на все эти круглые столы на тюремную тему, и каждый раз, слушая статистику, слышала, что цифры увеличивались. То есть вот этих комнат совместного содержания матери и ребенка становилось с каждым годом все больше и больше. Я не знаю, какие цифры сейчас, последние лет пять меня уже перестали звать на такие мероприятия, но в какой-то момент я помню, что их становилось все больше и больше, и фильм этому поспособствовал. Для меня это большая радость. Потому что, когда кино приносит такую ощутимую пользу, это очень дорогого стоит. А фильм "Анатомия любви" действительно принес ощутимую пользу как минимум Юле и, конечно, вот этим деткам, которые получили возможность жить с мамой вместе.
– Вы не могли бы подробнее рассказать о той части работы, которая связана с гражданскими организациями? Кто вам помогал при съемках, кто помогал семье Юли?
– В фильме мы снимали Ане квартиру, частично деньги давала я, частично – "Русь сидящая". Около полугода она прожила в этой квартире, а потом оттуда сбежала. Еще к Юле приезжала психолог, в фильме есть такой эпизод. Я не помню, из какой конкретно организации была психолог, но организовала это Маша Ноэль, то есть психолога привезли тоже активисты.
С помощью Юле, к сожалению, проблема была и есть в том, что Юля живет в Рязанской области. И активисты, которые ее посещали несколько раз, и та делегация общественных организаций, которая с Наташей ездила и смотрела на Юлину Аню, – все в один голос говорили, что если бы Аня жила в Москве, если бы она жила хотя бы в Московской области, то ее могли бы взять под кураторство, и все было бы проще. Но она живет в Рязани, и поэтому в конечном счете она оказалась особо никому не нужна.
– Вы поддерживаете связь с Юлей? Что с ней происходит, какие от нее есть новости?
– Разумеется, я поддерживаю связь с Юлей и вообще со всей этой семьей, то есть и с Наташей, и вообще со всеми. Сейчас Юле 11 лет, она учится в интернате, который находится в той же деревне, где живут ее мама и тетя. На выходные ее забирает тетя, и большую часть времени вне интерната она проводит с тетей Леной. Я сама в последний раз приезжала в их деревню пару лет назад, и уже тогда я Аню не видела. Получается, что мать Юли я не видела с тех пор, как закончила снимать.
Знаю, что с ней, в общем-то, все то же самое продолжает происходить, живет она вроде бы не в этом доме из фильма, а у какой-то бабушки. Буквально недавно Наталья мне рассказывала новости о том, что Юля заявила Лене, что хочет жить с мамой, собрала вещи и ушла жить к маме, пожила там несколько дней, потом мама отвела ее в интернат и три недели оттуда не забирала. Потом ее опять забрала тетя Лена.
Для меня эта история заняла уже десять лет. То есть с 2010 года, когда я приехала снимать кино, я так или иначе связана с этой семьей. Конечно, они стали частью моей жизни, как и я стала частью их жизней. Когда я снимала, я с ними, разумеется, больше общалась и чаще приезжала. Сейчас я уже приезжаю редко. Но когда Наташа забирает Юлю в Москву, она у нас тоже обязательно гостит, Юля ночует у нас дома. Еще Юля записывает видео и отправляет их мне. Она у нас уже очень взрослая девушка, очень красивая, вообще она у нас молодец! Я уверена, что и дальше, когда она еще повзрослеет, мы с ней будем продолжать общаться, и явно ей понадобится наша помощь, моя в частности.