"Откуда куда" (In the Rearview, Польша-Франция-Украина) – пристальное и интимное наблюдение за ходом войны на примере тех, кто бежит от нее. Несколько поколений украинских граждан покидают свои дома и полагаются на помощь режиссера Мачека Хамелы, который вывозит их в своем фургоне на польскую границу. Посадив на сиденье рядом с собой оператора, Мачек документирует разговоры и исповеди, звучащие в его салоне.

В окне проплывают обугленные руины, расстрелянные пассажирские авто, вздыбленные мосты, взорванная или готовая к бою техника. Мачек едва не налетает на мины и на пулю на очередном блокпосту. Но самое главное происходит в машине. "Откуда куда" – впечатляющий коллективный портрет нации в момент общей беды, составленный из множества персональных историй людей, пытающихся найти безопасное убежище от войны, равных которой Европа не видела со времен Второй мировой.

В Каннах фильм участвовал в параллельном конкурсе, проводимом ассоциацией независимых кинопроизводителей Lacid. Мы поговорили с режиссером вскоре после фестивальной премьеры.

– Мачек, можно ли сказать, что у вас старт кинокарьеры и первое знакомство с Украиной совпали?

– Нет, все-таки когда я учился в киношколе в Париже, то Украину еще не знал. Тогда, в студенческие годы, я подрабатывал гидом, в том числе водил туристов из России, и так выучил русский, а еще немного понял, как работает их менталитет. А в прошлом году пришлось вывозить людей, которые, так сказать, бегут из Украины от тех русских туристов.

– А впервые в Украине вы оказались, когда начался Майдан?

– Да, я участвовал в событиях три месяца. Мы снимали кино с Юрой Дунаем, но оно так и не вышло.

– Почему?

– Главный герой фильма воевал в "Азове" и попал в плен под Новоазовском. Я его очень долго искал, но о его судьбе до сих пор ничего не известно. Фильм мог повлиять на его положение, а я этого не хотел.

– Помните тот момент, когда вы поняли, что просто наблюдать за событиями после 24 февраля вы не можете, и решили эвакуировать людей из опасных зон?

– Мы себе вообще не представляем, что такое война... 24 февраля я проснулся в полшестого утра. Я думал, что мир закончится и настанет апокалипсис. Мировая война, о которой мы знали от родителей и дедов, вернулась и стала реальностью. В первые дни мы просто собирали деньги. Еще никто не ожидал, что Украина выдержит такой натиск, никто не собирался ехать. Но мне сразу было понятно, что нельзя просто пройти мимо.

Так что на третий день я купил минивэн и поехал на границу. Мы очень быстро собрали группу, определились, кто занимается приемом, кто – квартирами. Я занялся транспортом: возил прибывших от границы вглубь Польши. Но довольно скоро я узнал, что с другой стороны у людей нет ни транспорта, ни водителей. Тогда я пересек границу, чтобы подвозить людей к ней. А потом начали звонить друзья, что у них семья во Львове, в Черкассах и дальше. И так я начал ездить по всей Украине.

– А когда вы ощутили, что это может быть опасным?

– У кого-то, помню, была жена из Индонезии под Макаровым, в селе. Так мы прямо под фронт подъехали. Женщина, которая нам передала индонезийку, вдруг вынула из-под куртки бутылку святой воды. Мы отъезжаем, а она нас кропит. Вот тогда я и понял, что, если с нами так прощаются, значит, мы в реальной опасности.

– А приходилось отказываться от поездки?

– Это было летом, когда русские уже заняли Северодонецк. Мы ехали в Лисичанск, там еще оставалась группа людей. Но по пути мне кто-то скинул видео журналистов из Радио Свобода, которые днем раньше ехали на той же трассе и попали под жесткий обстрел. Вот тогда мы повернули. Это был первый раз, что пришлось задуматься, где эта линия страха у тебя. Но все-таки в непосредственной опасности мы не оказывались.

– Вообще, насколько сложно было все организовать? Я знаю, что вы потом еще задействовали несколько автобусов.

– Да, организация – это вообще другой сюжет. Вот пример: я вывозил суррогатную мать, беременную. Все агентства исчезли, никто не взял ответственность за этих женщин. Но база контактов попала в американскую организацию "Сейвбол", они вывозили очень много иностранцев, ЛГБТК. Я уже для них работал.

В итоге координатором вывоза стала работница пожарной службы из Австралии. У нее двое детей, мужа нет, и она ночью на телефоне пыталась координировать несколько таких кейсов. На русском не разговаривает, на украинском не разговаривает, вообще не связана с Украиной, но, живя в Австралии, не могла не помочь. Три месяца волонтерила для этой организации. Это было так странно, какой-то просто сюр. И таких случаев очень много. Этого всего в фильме нет, потому что я хотел, чтобы зритель сосредоточился на героях, на их историях.

– А когда вы решили, что нужно снимать?

– В конце марта. Я уже переехал из-под Чернигова в Харьков. Мне было сложно постоянно водить день и ночь. Я позвонил другу, он тоже оператор. Он помогал мне за рулем ночью, а днем мы снимали. До того я, кстати, отказывался от кинопроектов, потому что они отвлекали бы меня от помощи людям. А "Откуда куда" мы решили снимать, потому что он не мешал эвакуационной работе.

– Обошлось совсем без осложнений?

– Большой сложностью было то, что мы снимали очень долго, на одном плане, в 6К. И у нас иногда ночи не хватало на то, чтобы сбросить материал на диски. А вторая сложность, конечно, – как проехать военную зону с камерой, когда съемки запрещены почти везде. Это приходилось обходить очень часто.

Ну и третья, гипотетическая, за которую мы волновались, и зря: что камера повлияет на интимность ситуации в машине. Но оказалось, что камера даже мотивировала людей, чтобы рассказывать о себе. У многих из них нет ощущения, что в Европе знают, что происходит в Украине. Они из оккупированных или прифронтовых зон, у них такая шизофрения между тем, что там идет по телевизору, заполненном кремлевской пропагандой, и тем, что они видят собственными глазами. И у них была нужда, чтобы мир услышал, что не все так, как показывают по русскому телевидению. Эта мотивация помогла нам записать их истории без лишних расспросов и сложить их в одну историю общества.

– Да, там много потрясающих историй в кадре и, думаю, еще больше за кадром. Какая из них вам наиболее запомнилась?

– Я пытался отрезать эмоции. Потому что иначе было бы невозможно работать. Но во время монтажа, конечно, есть моменты, которые тебя трогают больше, чем другие. Вот эпизод, когда мы везем две семьи с детьми и выезжаем на дорогу вдоль Днепра, а дети видят Днепр и думают, что это море.

– Да, помню.

– Девочка спрашивает: "Мама, а когда война закончится, мы поедем на море?" И мама отвечает: "Да, конечно". Но видно по ее лицу, что она сама не верит в то, что говорит. Она даже не продолжает разговор, просто обещает, что поедут на море, которое не море и на которое не поедут. Просто хочет успокоить дочку.

– Вроде бытовой разговор, а на самом деле очень трагический.

– Это большая трагедия. Я хочу, чтобы мы могли как-то достучаться до мира. Чтобы зрители могли хотя бы на минуту посидеть в конце фильма в этом минивэне, на одном из пустых мест.

– Получилось?

– О нас пишет пресса и американская, и французская. Люди ко мне на улице подходят, говорят, что мое кино в голове сидит.

– Что теперь в ваших режиссерских планах?

– Несколько проектов. Один в Африке, один в Польше, один опять в Украине. Но пока что у "Откуда куда" есть фестивальная жизнь, и я хочу сосредоточиться на этом.

– Скажите напоследок, а что нового вы узнали о себе во время эвакуационной миссии?

- (С улыбкой.) Что нужно уметь самостоятельно ремонтировать машину. Это важное качество для мужчины, которое я игнорировал всю жизнь. В итоге я менял колеса каждую неделю и научился делать это очень быстро. Думаю, мог бы даже в "Формулу-1" устроиться и спокойно там зарабатывать деньги.