Телеканал "Настоящее Время" в 22.00 мск 5 сентября представляет премьеру фильма Андрея Лошака "Холивар". На ютубе он будет доступен ЗДЕСЬ.

Авторский сериал рассказывает о том, как возник в России интернет, прозванный Рунетом, и как он со временем менялся. Развитие Рунета отразило все социальные и политические изменения в российском обществе: полная свобода в 90-х, бурный рост экономики в нулевых и введение цензуры и запретительных законов в десятые. Последние семь лет государство активно пытается взять Рунет под контроль.

Андрей Лошак – российский журналист, репортер. В прошлом – автор телепередач "Намедни", "Профессия – репортер" на НТВ и шоу "Большой город" на СТС, бывший редакционный директор журнала Esquire. Обладатель премии "Лавровая ветвь" за сериал "Путешествие из Петербурга в Москву: особый путь" и Гран-при Конкурса "Артдоксеть" за сериал "Возраст несогласия". Сооснователь информационного портала о благотворительности и социальных проблемах "Такие дела".

Как зарождался Рунет, пользуется ли интернетом Путин и чем закончится попытка "балканизировать" Сеть – на все эти вопросы в своем фильме пытается ответить Андрей Лошак.

— 25-летие Рунета, о котором пишут во всех аннотациях к сериалу "Холивар", – мне кажется, это такая довольно формальная, красивая дата, потому что этот год юбилейный для разных событий: 15 лет Беслану, например. Почему вы для своего нового кино выбрали именно Рунет?

— Ну да, 25 лет – я бы даже сказал, что это совпадение удачное, что мы еще это как-то привязали к юбилею. Потому что 25 лет назад был зарегистрирован домен ".ру", собственно, дальше уже появился Рунет как явление, хотя в 1994 году там практически ничего еще не было. Я расскажу тогда историю, как этот проект родился. Мы начали переговоры с каналом ["Настоящее Время"], мне предложили придумать какие-нибудь темы. Я предложил, по-моему, четыре или пять историй, и все одобрили, дальше должен был выбирать я.

— Приятная ситуация.

— Тяжелая ситуация. Поразмыслив, я решил. Это было практически ровно год назад, в сентябре. И в этот момент уже начали приниматься все эти безумные законы. То есть они начали приниматься семь лет назад. Но начал обсуждаться проект об изоляции Рунета и прочее. В общем, логически если пытаться подумать о том, что будет дальше, было очевидно, что интернет становится таким полем битвы между властью и гражданским обществом, скажем так. То есть власть будет изо всех сил – она это уже пытается делать и будет продолжать пытаться – взять интернет под контроль.

Исходя из этой логики, я решил, что сериал про Рунет – это будет что-то, что будет интересно всем. Это такой журналистский момент: ты всегда идешь туда, где что-то горячее и вообще имеет какой-то общественный интерес, общественную важность. С предыдущим сериалом про волонтеров кампании Навального было то же самое.

— Мне как раз казалось, что "Холивар" – он абсолютно оттуда логически растет.

— Более того, наверное даже, если отмотать мои собственные мысли назад, то в "Возрасте несогласия" был герой, мальчик, он был координатором калининградского штаба, потрясающий такой вундеркинд, он был самый молодой координатор этих региональных штабов кампании – Егор Чернюк. Параллельно с тем, что он отбивался от Центра "Э" и прочее, он ходил с таким учебником на английском языке и готовился к вступлению в Гарвард на computer science. И он сказал такую фразу, я ее запомнил очень хорошо: "Я хочу, чтобы Россия была такая, как русский интернет в нулевые".

Это очень крутая фраза на самом деле, потому что русский интернет в нулевые – это то, на что способен на самом деле российский народ, если его не давить, не чморить, не бить сапогами по голове. И благодаря тому, что он был абсолютно не под контролем, он был абсолютно свободен, в этой свободе конкуренции мы получили такие продукты, которые выиграли в свободной конкуренции у западных гигантов. То есть только в России есть собственный поисковик, еще три страны в мире есть, включая Китай, где все свое. Собственный поисковик, который выигрывает у Google, собственные соцсети – целых две, – которые выигрывают у Facebook, и так далее.

Если не мешать, и собственно, то, что началось после 2012-го, – они начали мешать. Понятно, есть естественные процессы контроля, интернет становится глобальным и так далее. Но то, как они это делают, – это все-таки скорее не регулирование, а они пытаются его испортить.

— Наверное, надо объяснить, что "Холивар" – это семь серий, все начинается с первой пробы установить связь между Россией и Канадой.

— История интернета, если в нее погружаться, она технически очень сложная и многослойная, я сам в ней до конца [не разобрался], более того, в ней даже специалисты [до конца не разобрались]. Потому что параллельно развивалось несколько протоколов, в результате этот TCP/IP стал главным, но параллельно были и другие. В общем, интернет как такая глобальная штука имеет в генезисе несколько корней, которые в какой-то момент сплелись.

— Как много раз было с другими изобретениями, когда люди начинали думать про одно и то же.

— Да-да. В результате просто победила какая-то одна из таких наиболее удобных версий. Поэтому в первой серии мы рассказываем и об этом фантастическом американском хиппи, который приехал в Россию, вдохновившись идеей строить мосты. Он считал, что таким образом можно победить холодную войну – если люди начнут видеть друг друга и общаться. Калифорнийский хиппи Джоэл Шац. И в результате он создал первого провайдера. Потом параллельно с этим развивался советский интернет внутри научных центров – в "Курчатнике" прежде всего, поскольку это как-то было связано и с оборонкой. Удалось установить сетку между научными центрами.

В принципе что надо понимать? У Путина есть фраза, что интернет – это изобретение ЦРУ. С этим тут же изобретатель интернета поспорил, сказав, что вообще-то эта история [не спецслужб]. Да, он когда-то был создан в Пентагоне как некая альтернативная версия коммуникации на случай ядерной войны, первые какие-то самые разработки. Но он стал массовым, приобрел те формы, которые он приобрел сейчас, когда интернетом занялись ученые.

И это, безусловно, детище ученого мира, научного, когда университеты стали связываться, когда с помощью коммуникаций стало возможным отправлять письма, статьи, обмен информацией. То есть это детище прогресса. Потому что ученые всегда на передовой, и вот у них появилась возможность без того, чтобы идти куда-то к директору, получать разрешение, в советские годы это был вообще какой-то ужас, вдруг появилась возможность просто передавать письма [по интернету].

— У вас там говорится, что горизонтальная связь появилась.

— Всего лишь час шел емейл, что было уже фантастикой.

— Где закончится "Холивар"? Он закончится в 2019 году?

— Естественно, он закончится сегодняшним днем. Где – пока сам не знаю, потому что седьмая серия, последняя, она пока в процессе. Поскольку вы видите, что происходит в Москве и как сейчас агрессивно реагирует власть на любые проявления вольномыслия, поэтому я не знаю, что будет в сентябре.

Если мы будем сравнивать ситуацию с 2012 годом, а параллелей очень много, вплоть до требований митингующих – честные выборы, – все то же самое. И тогда в сентябре, собственно, когда Дума вышла из отпусков, заработал "бешеный принтер", и были как раз приняты первые законы, связанные с ограничением Рунета. Поэтому Россия – такая страна, что если ты делаешь что-то такое с перспективой в несколько недель, то лучше подождать эти несколько недель, потому что может произойти все что угодно.

Поэтому финал пока у меня открытый, я не знаю, чем я закончу. Но, безусловно, это будет 2019 год, это будет по большей части, насколько я сейчас себе представляю, история про ютуб, потому что ютуб – это, наверное, сейчас такая главная заруба, вокруг которой, мне кажется, будут ломаться копья, потому что непонятно, как его взять под контроль. Как взять под контроль Google, там еще не придумали.

— Хотя пытаются.

— Просто его закрыть – я думаю, это будет очень интересно, если они это попытаются сделать, учитывая то, какое имеет значение эта площадка не только для протестной молодежи, не только для оппозиционеров, не только для такой аудитории, которую мы привыкли видеть, есть еще родители, у них есть дети. И вы попробуйте лишить их "Маши и медведя" за завтраком.

— Мы на самом деле даже не представляем, что почти все люди очень по-разному пользуются ютубом. Он настолько для каждого свой.

— Но все родители знают, что если ты сдаешься, у тебя больше нет сил, то ты включаешь…

— Все выпуски подряд.

— Да. А дальше там просто пока [ребенок] не позеленеет.

— Потом дети научаются переключать сами – и открывается новый дивный мир для всех. Я хотела у вас спросить, какой отрезок истории Рунета для вас самый классный. Это, видимо, интернет нулевых?

— И 90-х. Просто в 90-е он был маленький, он был очень высокоинтеллектуальным, с высоким IQ, потому что это были в основном те самые ученые, причем поначалу те ученые, которые сидели в американских университетах, русскоязычные. Потом он, конечно, стал более массовым. Но в целом все самое интересное, все самое оторванное, отвязное, веселое – это, конечно, конец 90-х и нулевые. Потом начинается история, собственно, холивара непосредственно, почему такое название.

— Это мой первый вопрос. Зрители могут не сразу понять, потому что, во-первых, по нескольким сериям непонятно, в чем, собственно, холивар.

— Какие-то холивары всегда есть. Битва "Яндекса" и "Рамблера", потом Mail и "Яндекс" – это тоже всякие внутрисетевые холивары. Вообще в интернете срач – это то, собственно…

— …ради чего все и придумывалось.

— Да. Обмен информации с одной стороны, с другой стороны – тут же появились срачи, и это одна из скреп интернета. То есть холивар как термин появился задолго до того, как интернет стали пытаться зарегулировать. Поэтому это тоже неотъемлемая часть, какие-то там подонки друг с другом срались, "Лепра" с "Двачем", все эти внутренние интернетовские штуки – это же тоже холивар.

Но да, по сути битва за интернет уже начинается с 2012 года, об этом рассказывается в пятой серии. Я просто показываю хронологически, мы видим, как это все происходило, как люди, возмущенные фальсификациями на выборах, вышли на улицы, как они координировались через фейсбук и соцсети, как в виде ответочки после инаугурации Путина Дума начала принимать все эти законы. То есть до этого Путин, видимо, не придавал большого значения интернету.

Была знаменитая встреча, нам удалось найти кадры с этой встречи Путина, когда он еще был премьер-министром, но уже должен был стать президентом, в конце 1999 года он созвал всех, пришли эти отмороженные совершенно Лебедев Тема в бандане, Носик в кипе. Вот они там сидят, и они договорились о том (это из нескольких источников, рассказывают люди, которые были на встрече), что власть интернет не трогает. Это классная такая передовая штука, и пусть она себе развивается.

То есть к тому моменту Владимира Владимировича гораздо больше интересовал телеканал НТВ и телевидение, я как раз в то время работал на этом канале, был свидетелем всех тех событий. Интернет, видимо, он просто, может быть, в силу возраста недооценивал.

— Или, может быть, интернет его пока не трогал.

— Интернет его не трогал, конечно. Who is mr. Putin? Но долгое время он его действительно не трогал, пока это все… В эти годы – 2011-2012-й – был ряд совпадений, которые, как понимаю, очень напугали власть: это арабские революции, которые называли твиттер-революциями, и события в Москве. И потом началось. Тут-то они поняли, что что-то они там пропустили, и стали пытаться построить Великую китайскую стену, которую уже невозможно построить.

— На самом деле даже специалисты, которые были в Китае, которые связаны с IT и интернетом, говорят, что при большом желании в Китае тоже все работает, и она не такая непробиваемая, как нам хотят сказать.

— Просто люди выросли в этой среде, они не знают ни что такое фейсбук, ни что такое ютуб. У них на все есть собственные сервисы, и 99% это устраивает. А тот 1%, которому интересно, что думают за бугром, пользуется анонимайзерами, VPNми и прочим. Это все там возможно абсолютно, я разговаривал с китайцами в фейсбуке. У них нет этой потребности.

У нас все слишком запущенно, к огорчению Владимира Владимировича. Уже сейчас построить эту стену, хотя они пытаются, очень сложно. Мы видим эти жалкие попытки запретить Telegram и прочее. То есть вырубать его вообще и делать Северную Корею. Я был в Северной Корее, и мне там рассказывали про интранет. "У нас есть интранет, ‒ они с большой гордостью сказали. ‒ Это наш внутренний северокорейский интернет".

— А что там?

— В 2004 году (я там был в 2004 году,15 лет назад) страшно представить, что там было. Кроме странички чучхе и портрета Ким Чен Ира, наверное, [там ничего не было].

— И списка разрешенных стрижек.

— Не знаю, что там могло быть еще. То есть это была какая-то, я думаю, более-менее фикция. Понимаете, сейчас как можно ограничить или ужать интернет, Рунет до такого? Это уже невозможно. Поэтому это такая штука, которая будет длиться очень долго. Я не хотел бы делать никаких прогнозов, потому что я журналист, а не аналитик. Но ощущение, что это такая заноза, с которой они все равно будут бороться, она есть. И неслучайно наш сериал, судя по всему, будет показан в сентябре-октябре, и мы так плавненько подойдем к ноябрю, когда должен будет заработать закон об изоляции рунета, об автономном Рунете. Посмотрим. Мы можем увидеть много интересного, я думаю.

— Я думаю, это не так случайно получилось, есть некая закономерность, что среди тех ваших героев, у которых все как-то хорошо, нет ни одного, кто остался жить в России. Или, может быть, я не очень внимательно смотрела. То есть те истории, которые вызывают симпатию и радуют, – это истории тех людей, которые вовремя, условно, окэшились и уехали делать что-то другое.

— Все-таки нет. Я думаю, что так можно сказать, наверное, только о Мильнере, который является героем нашего фильма, человек, который создал Mail.ru Group, суперуспешно вышел на IPO.

— Он просто в космосе сейчас во всех смыслах.

— И дай бог ему удачи. Действительно, надо пояснить зрителям, это не образ, он занимается космосом, собирается отправить спутник к Альфа Центавру, в другую систему, галактику. Делал какие-то проекты с Хокингом, пока он был жив. Да, у него все классно, и он, видимо, благодаря какому-то невероятному бизнес-чутью в 2011 году аккуратненько, как вы сказали, окэшился и уехал в Силиконовую долину, где занимается очень интересными вещами, инвестирует везде, кроме России.

Но если мы возьмем "Яндекс", по-прежнему номер один, Волож хоть и имеет гражданство Мальты, как мы теперь знаем, все-таки он продолжает работать в России, "Яндекс" – это российская компания, дай бог ей здоровья. То есть он не бросил "Яндекс", не вышел из него, и мне кажется, наоборот, всеми силами пытается его спасти от давления государства.

— Совсем недавно Netflix выпустил свой фильм The Great Hack про биг-дату, про президентскую кампанию Трампа, про Facebook, про "Кембридж Аналитику", и там, конечно, есть маленькая часть про так называемое российское вмешательство. И мне всегда было очень интересно, Россия, предположительно, участвует в американских выборах таким образом, что какие-то очень умные хакеры таргетируют людей. Когда мы говорим про выборы в Мосгордуму, Россия участвует в них таким образом, что она просто арестовывает неугодных кандидатов и не допускает их. Мне очень интересно, говорили ли вам какие-то ваши герои о том, в каком состоянии действительно такое проправительственное российское IT находится, насколько оно могущественно?

— Да, конечно. Очень сложно на самом деле с проправительственным IT. Потому что мы, конечно же, хотели бы поговорить, например, с Игорем Ашмановым, который такой суперконсультант в этой области, человек с именем, человек, который писал алгоритмы для рамблеровского поиска и был вполне себе уважаемый до недавнего времени. Сейчас человек выступает с заявлениями про то, что Рунет надо изолировать, надо закрыть доступ к Google, Facebook и всем этим вражеским компаниям. И несет эту псевдопатриотическую ахинею, безусловно, имея какие-то преференции как интернет-предприниматель. Но он отказал нам в интервью. В общем, получить такую точку зрения непросто.

Я очень хотел, и мне это, я считаю, удалось, чтобы были представлены обе стороны, чтобы не просто оппозиционеры рассказывали про Рунет или ребята из интернета, но и те люди, которые пытаются урегулировать и вмешиваться со стороны государства в эти процессы. У меня есть и депутаты, и сенаторы – и Клишас, и Луговой. Они представляют свою точку зрения. Но далеко не все, конечно, идут на контакт.

— Вы постарались, чтобы высказались обе стороны.

— Конечно. Это очень важно. Не хочется выглядеть так же, как коллеги с другой стороны, с каких-то пропагандистких каналов. Я даю высказаться, я даю донести позицию той стороны. Мне кажется, это очень важно. Иначе это какая-то не журналистика и не история про интернет. Потому что в интернете нельзя сказать, что все какие-то страшно оппозиционные, есть куча людей, которые, наоборот, каких-то других взглядов, и на то это и холивар.

— С чего начался ваш интернет и в какой момент вы лично поняли, что это на самом деле очень важная штука?

— Я помню, что когда я по обмену на пятом курсе в 1996 году поехал в Голландию на семестр и меня спрашивали, есть ли у меня емейл, и я не понимал, что это такое. В тот момент, я помню, это был 1996 год, тогда уже европейские студенты обменивались письмами с родителями, по крайней мере, по почте. Но уже очень скоро, это будет странно звучать в контексте историй про Рунет, но я тогда был шеф-редактором программы "Про это", первого ток-шоу о сексе. И формат ток-шоу очень быстро надоел, это такая довольно однообразная, на любителя вещь, и я стал придумывать. Еще был кризис 1998 года, дефолт, с деньгами было совсем плохо у компании-производителя, и я предложил: давайте снимем кино, то есть такой выездной выпуск "Про это" в Амстердаме. Я сел за компьютер, интернет уже, соответственно, был, и в одиночку сделал ресерч и спродюсировал этот фильм, не выходя из офиса, со всеми этими невероятными свингер-клубами, БДСМ-вечеринками.

— Вы хорошую локацию выбрали.

— Естественно, я неслучайно выбрал Амстердам, я погрузился в такой интересный мир. Но это все уже было в интернете. Это 1998 год. Конечно, когда я приехал и все это случилось, я сделал два 45-минутных фильма "Про это" в Амстердаме, я понял: нифига себе, я один это сделал, один спродюсировал. Только с оператором разве что еще потом мы съездили в Амстердам и все это сделали. То есть без интернета это было бы невозможно. Тогда я просто помню, я понял: нифига себе, с интернетом возможно все.

Потом мы уже делали с Парфеновым "Российскую империю", я там продюсировал, например, эпизод про русскую Аляску. Уже тогда, в 1998-1999 году, было понятно, что это великая штука. Параллельно в смысле развлечений и какой-то коммуникации я очень долго держался в стороне, собственно, до появления Facebook. Были чаты какие-то, но это меня как-то совсем не затягивало, в ЖЖ у меня не было своей страницы. То есть я как-то успешно не прокрастинировал в интернете года до 2009-го. Потом засосало, конечно, это болото.

— Хотела вернуться к разговору о Путине. Мне очень интересно, верите ли вы в то – он до сих пор утверждает, – что не пользуется интернетом. Я знаю людей, которые не пользуются интернетом, правда. И они вроде бы нашего антропологического типа, так можно сказать. Это кажется чудинкой, но у них есть какая-то позиция. Вы верите, что до сих пор президент России сторонится [интернета]?

— Верю. Судя по тому, что он несет про интернет, что там, как у него есть фраза, сидят вот эти црушники и все слушают и смотрят, – это как дед на завалинке рассуждает. Я думаю, ему приносят распечатки. Интернет Путина – это на самом деле тот интернет, который ему приносят советники на распечатанных листах А4. Поэтому, я думаю, у него какой-то очень своеобразный взгляд на это.

Мы помним, что когда президентом был преемник, Дмитрий Анатольевич, то ситуация была гораздо более позитивная. Медведев действительно пользуется интернетом, это было понятно. И он разговаривал на одном языке с этими людьми. У нас есть кадры, где они все сидят на какой-то встрече: Носик, вся эта тусовка интернетовская. Они хохочут, шутят. Это 2010 год. Видно, что это люди, которые говорят на одном языке. С Путиным, к сожалению, нет.

Я, скорее, верю в то, что он не пользуется интернетом, и это грустно. Потому что в его представлении это действительно совершенно какое-то шпионское, такое параноидальное восприятие интернета как некого элемента идеологической войны.

На самом деле он задумывался не для этого, он задумывался для того, чтобы преодолеть эти все вертикальные структуры и горизонтально объединить человечество. И это на первом этапе развития интернета, собственно, случилось. А дальше уже государства проснулись и начали пытаться наводить там свои порядки. Это тоже такой конфликт, который заложен внутри интернета. Не Рунета, а вообще внутри интернета и человеческого общества, той структуры, которую она из себя представляет, – вертикальную, государственную.

Потому что интернет – он анархичен, он разрушает границы, преодолевает их. Поэтому там полезли всякие хакеры и прочее. И соцсети при этом. То есть это штука, которая призвана соединять и, может быть, и объединять, а не разъединять. А государства сейчас пытаются, как на политической карте мира, поставить границы. И это конфликт, который непонятно чем закончится. Это называется "балканизация интернета".

Чем эта балканизация закончится – непонятно. Я в этом смысле такой технооптимист, я считаю, что в конце концов люди придут к выводу, что это очень круто и удобно – жить вместе, а не порознь. Интернет – идеальный инструмент для того, чтобы объединять людей.

— Мне кажется, что вообще за интернет будут биться сильнее, чем за что-то. Потому что есть какие-то условные гражданские свободы, о которых многие люди слышали, они примерно представляют себе, что это такое, но, может быть, они с ними не взаимодействовали. А интернет все-таки пока в России есть практически у всех, кто его хочет. И когда этот твой интернет постараются сделать другим, вот тут можно выходить с вилами в принципе.

— Да. Я говорю, поэтому ютуб для них – такой камень преткновения.

— Битва за ютуб.

— Да. А как ты мамашек, простите, лишишь ютуба, что им делать? Или детей? То есть это восстание. Так же, как и попробуй Хованского закрыть или еще каких-нибудь бьюти-блогерш.

— Для кого-то это досуг, для кого-то это средство зарабатывать большие деньги.

— Феномен ютуба в том, что для 25-летних, для этого поколения путинского, которое никого не знало, кроме Путина, и еще в этом некая ирония, они выросли очень свободными людьми, потому что они выросли без телевизора. Телевизор отмер. Не знаю, почему так происходило. В Америке, насколько я понимаю, нет такой дихотомии: ютуб – телек. Они соревнуются, скорее, и как-то взаимодополняют друг друга.

Здесь это абсолютная война, по телеку нам рассказывают Киселев с Соловьевым про то, как эти 2% дерьма все нам портят. Совершенно не стесняясь в выражениях, унижая. Соловьев это делает постоянно, поэтому в интернете у него образ какого-то такого злодея из комиксов.

— Карикатурного, да.

— Он просто сам себе сделал этот образ. Киселев тоже, эти лица российского телевидения. И это действительно такая битва. И есть ютуб, и ютуб победил, абсолютно победил. И по бюджетам уже побеждает. Чего им делать теперь? Непонятно. Запретить его – я не понимаю, как это возможно.

— Я надеюсь, что нет такого технического способа. Я хотела вас спросить под конец: я помню, что вы после своего предыдущего фильма писали, что до сих пор до конца не можете себе ответить на вопрос, зачем вы это снимали полгода. Наверное, сейчас это уже изменилось, потому что уже и движение сторонников Алексея Навального как-то развивается, у нас есть новый всплеск московского протеста сейчас, понятно, что это точно все было не зря. Как вы себе объясняете сейчас, для чего вы сняли "Холивар"?

— Вы спрашивали про "Возраст несогласия" сначала?

— Да. Я просто помню очень хорошо, я даже нашла ваш пост в фейсбуке. Он был такой немножко грустный, наверное.

Это чтобы мы сейчас запомнили, условно, это очень странное, непростое для Рунета время, или это для тех, кто вырос при Путине и которым 25, чтобы они посмотрели, как все начиналось, как классно было тогда и как это могло бы быть? Или нет какой-то единой цели, и это просто какое-то совпадение разных смыслов?

— Скорее, совпадение разных смыслов. То, что я вначале говорил, что это то, где горячо. Это такая точка конфликта сейчас. Это один [смысл]. Власть туда пытается вмешиваться, интернет сопротивляется. Ну, понятно. А второе – это, не знаю, мне кажется, это просто классная штука, действительно одна из тех вещей, русский интернет, за которую вообще не стыдно ни разу. Там много крутых штук было, он победил в свободной конкуренции. То есть это не какие-то навигаторы, начиненные китайскими деталями. Тут мы создали свои какие-то уникальные достаточно продукты, многие из них, конечно же, все равно были списаны с американских прототипов, но они оказались круче для российской аудитории, Россия выбрала их.

И просто интересно эту историю рассказать. Плюс еще, конечно, такой момент, что всем интересно, мне самому интересно повспоминать это все, посмотреть, как это было устроено в 90-е, в нулевые, посмотреть на этих персонажей, посмотреть на эту анархию.

— Вы все эти истории знали или вам рассказали что-то еще новое?

— Про калифорнийского хиппи Джоэля Шаца я не знал ничего. Это удивительная совершенно история, которую мне рассказала такой исследователь интернета Наташа Конрадова, она писала об этом книгу. Я оттуда об этом узнал. Конечно же, я не знал половину всего, о чем я сейчас рассказываю. Это все было получено в процессе ресерча и общения с этими людьми. Плюс классно быть, я многие годы проработал с Леонидом Парфеновым, я не знаю более талантливого и блестящего архивиста, человека, который умеет делать ревизию времени. Я, наверное, чему-то у него пытался научиться – сделать, зафиксировать эту штуку. Потому что люди уходят: Носик ушел, это невосполнимая совершенно [утрата].

— Очень грустно каждый раз видеть его интервью.

— Это невосполнимая утрата, в данном случае я говорю как человек, который делал фильм про Рунет. Без него очень сложно реально, у меня нет такого всезнающего человека с энциклопедическими знаниями, который знает про все в интернете, в Рунете. Конечно, без такого консультанта я очень много потерял. И они уходят, уходят очень много людей. Ушел Сегалович, сооснователь "Яндекса", совершенно блистательная личность. Но вот мы что-то успели, по крайней мере, может быть, кто-то потом будет смотреть, когда уже все запретят, и думать: уау!

— Как они тогда посмотрят?

— Как-нибудь найдут на дисках, распространяться будут на Горбушке.

Читай нас в Яндекс.Дзене

Подписаться