Священнослужитель Александр Хмелев – открытый гей. С 2016 года он проводит в Санкт-Петербурге мессы для христиан – представителей ЛГБТ-сообщества. Службы проходят в квартире, с будущими прихожанами падре Александр знакомится заранее – чтобы случайно не пришел человек, от которого может исходить опасность.
Корреспондент Настоящего Времени побывал на богослужении и поговорил с его участниками
"Первое правило безопасности – встретиться до мессы. Оценить адекватность, понять, действительно ли человек интересуется нашей общиной, или у него следственное задание, например", – говорит Александр Хмелев.
В остальном попасть на собрания, проводимые в квартире обычной хрущевки по воскресеньям, может любой человек старше 18 лет. Правило только одно – принятие.
"В нашей стране нет принимающей церкви: принятие декларируется только разговорами о христианской любви ко всем. На наших мессах я стараюсь делать все, чтобы у людей не было самостигматизации и самобичевания. Мы не используем слово "грех" в традиционном переводе. С греческого это слово дословно означает "недостижение цели". Если олитературить, будет "ошибка". Это нужно давать понимать людям, – считает священнослужитель. – В отношении христианских гомофобных текстов я убежден: они направлены против ритуальных однополых сексуальных практик. Я думаю: Бог любит всех как любящий отец и наш Творец. Всех до последнего засранца, сидящего в Кремле".
"На первой мессе я очень тревожился из-за предыдущего опыта, думал: "Сейчас мне опять будет плохо!" – рассказывает прихожанин Эрик. – Но все прошло спокойно. В тот момент у меня поменялось отношение к церкви".
До знакомства с "подпольными" мессами, которые проводит дружелюбно настроенный к ЛГБТК священник, Эрик ходил в православную церковь: "С родителями и принудительно со школой".
"Каждый раз что-то случалось: я падал в обморок, свечки тухли, ко мне странно относился священник. На одной службе, когда было жарко, у меня поднялось давление, лопнули капилляры в глазу, пошли слезы. Меня обсуждали, домой приходили церковные бабки. "У вас бесноватый ребенок", – говорили. Предлагали проводить отчитки. Сильно всем этим семью достали. В деревне говорили, что за околицей на кладбище похоронены несколько умерших после этих "процедур". Моя мама, к счастью, относительно адекватна: мне не пришлось через это пройти. Но после всего осталась травма, я решил: церковь – не мое".
— Но в Бога ты веришь?
Вместо ответа Эрик закатывает рукава, на коже под ними – следы порезов – селфхарма.
— Если кратко, то верю, – после паузы отвечает Эрик, переводя взгляд на голубое весеннее небо за окном. – Мне разговор с Богом дается легче, если я с кем-то.
Раньше службы проходили в другом помещении, но с началом пандемии оттуда пришлось уйти. Тогда одна из прихожанок, София, разрешила проводить мессы у нее дома:
"Опасений не было. С соседом по лестничной клетке мы живем мирно. Он знает: здесь живут в основном ЛГБТ-люди. Проблемы случаются, но по причинам, совершенно не связанным с ЛГБТ. Пока мы не устраиваем шумных вечеринок, не мусорим на лестничной клетке – все хорошо".
"Традиционная церковь часто осуждает нас, – продолжает София. – Я не удивлюсь и не обижусь, если фанатики вообще сочтут нас сектантами. Но все, что здесь происходит, достаточно традиционно – скорее просто прогрессивный католицизм.
Для меня Библия и Ветхий Завет – священные книги, я принимаю их как истину. Написанное там против половых однополых отношений я воспринимаю как недопонимание: Бог не сразу дает понимание истины, а постепенно, с развитием человечества. Лично я принимаю понятие греха, может быть только не совсем так, как в православной церкви. Но заповеди актуальны для меня. В остальном для себя я решила, что если происходящее между людьми взаимно, по согласию, это не грех. И, возможно, когда-то традиционные церкви к этому придут".
— О чем просите Бога?
— О некапиталистическом мире, в котором всех принимают, – усмехаясь, отвечает Эрик. – О мире, где ребенок, осознавший, что он не гетеро, не думает, хорошо это или плохо и что подумают родители. Мой гетеросексуальный брат не произносил: "Я гетеро, я хочу, чтобы вы знали об этом. Просто попробуйте меня принять". Об этом я часто прошу Бога.
На знакомых Эрика раньше нападали, поэтому он носит с собой перцовый баллончик. Но соглашается на съемку с открытым лицом, как и другие прихожане.
"Я решил: мне ментально проще быть открытым. Безопаснее для моей психики, но опаснее для меня как для физического существа. Себя я защитить смогу, боюсь только за друзей".
София сделала общественный каминг-аут в 19 лет, написав о себе в своих социальных сетях. "Тоже решила: мне это душевно необходимо. Стало неловко и неприятно утаивать информацию о себе в разговорах. С тех пор я никогда ничего о себе не скрываю".
Слава долго не участвует в разговоре, но, наконец, начинает рассказывать. С 2019 года он посещает собрания анонимных алкоголиков и наркоманов.
"Вел неправильный образ жизни: пропадал на улицах, пил, спал где попало. Решил изменить свою жизнь. В 12-шаговой программе есть концепция: чтобы справиться с зависимостью, нужно принять высшую силу. Я подумал: было бы здорово ходить в церковь, потому что я верующий. Было предубеждение: на обычных богослужениях я столкнусь с токсичными людьми, не смогу быть откровенен, у меня не будет духовной связи ни со священниками, ни с прихожанами".
— Помогает?
— В прошлом году я ходил каждое воскресенье, не пил. Когда начался карантин, прекратились богослужения, сорвался. После возвращения сюда мне стало легче. Я снова не пью.
— Ты принимаешь себя?
— Нет! – решительно произносит Слава. – Я себя терпеть не могу: ни мою личность, ни мою ориентацию, ни зависимость. Я надеюсь с помощью веры и Бога стать лучше.
На столе перед Александром – ноутбук с фотографией Мартина Лютера Кинга и цитатой "I have a dream..." на заставке. Священник раздает прихожанам распечатки молитв. Портативная колонка, из которой доносятся гимны. Разноцветный крест, скатерть, чаша для богослужений.
"Когда мне говорят: "У тебя ЛГБТ-крест, это оскорбление", я отвечаю: "Что, согласно Ветхому Завету, было после потопа? Господь показал людям символ спасения – радугу!" Что, собственно, мешает мне поместить ее на крест и совместить два символа спасения, Нового и Ветхого Заветов?"
Александр понял, что хочет быть священником, когда учился в четвертом классе школы: "Была Пасха. Мы с бабушкой пришли в храм освятить куличи с яйцами. А после был момент, словно меня кто-то спрашивал. Я ответил: "Да!" И с тех пор понял: это мое призвание".
Александр посещал православную церковь, занимался в воскресной школе, был алтарником в церкви. Потом начались "разногласия с местным духовенством" на почве филокатолицизма – любви молодого священника к западному. После этого Александр перешел в Истинно-православную церковь (это малочисленная группа православных, не относящих себя ни к РПЦ, ни к Русской православной церкви за границей, восходит к катакомбной церкви). Окончил семинарию и был рукоположен сначала в диаконы, а затем в священники. Был секретарем у патриарха Венедикта.
"Я всегда задавался вопросом: как Бог относится к геям, к представителям ЛГБТ-сообщества? Ответ нашел в книге "На пути принятия. Христианство и квир-сообщество", мне посчастливилось ее прочесть. Книга открыла мне на многое глаза. До этого было колебание: что-то не так, что-то неправильно. Но я всегда думал: наверно, Богу так угодно".
Совершив каминг-аут, Александр ушел из ИПЦ.
"В мой адрес начали продвигать гомофобную риторику, собирались запретить в служении, лишить сана, хоть с точки зрения теологии это невозможно сделать".
Какое-то время Александр оставался в Междуреченске, своем родном городе. Но потом переехал в Санкт-Петербург: "Я не мог даже спокойно прогуляться: приходилось выслушивать очередной бред о гомосексуальности".
Сейчас в обычной жизни у Александра есть ночная работа, а в свободное время он, как и все, "слушает музыку, смотрит сериалы, читает книжки". В служении Александр – член не зарегистрированной в России Ассоциации христианских евхаристических общин, которой провозглашается "право каждого верить или не верить в Бога вне зависимости от своей сексуальной ориентации и гендерной идентичности".
В проповеди падре Александр говорит о принятии и любви, о равноправии и справедливости. Упоминает 31-ю статью Конституции России (закрепляющую право на свободу собраний), Путина и Донбасс, активизм и благотворительность.
"Вне общества церковь вымирает, как мы наблюдаем это на примере РПЦ, которая не понимает: у людей меняются потребности, а общество сейчас иное, – объясняет Александр. – На проповедях я не призываю голосовать за конкретного политика, хотя моего политика – Бориса Немцова – убили. У людей есть выбор: слушать меня или нет, приходить на мессы или нет. Я никому не лезу в голову, не говорю: "Ах, ты за Путина..." Я озвучиваю свои взгляды и не говорю, что это истина в последней инстанции. Религия и активизм связаны. Для меня Иисус – первый активист. Не вижу в этом противоречия. Ежи Попелушко (польский римско-католический священник, активный сторонник профсоюза "Солидарность" – НВ) очень неплохой для меня учитель в этом плане".
— У вас были сомнения в ваших убеждениях?
— Кажется, нет. Что радует. Порой спрашиваю: "Господи, чем я занимаюсь? Кому это надо?" Наверное, это необходимо в первую очередь мне. Просто это делаю. И для кого-то это определенно важно.