Настоящее Время

Есть ли геи в российском спорте. И почему каминг-аут до сих пор невозможен

Александра Владимирова

24 сентября 2020 года

Тема гомосексуальности в профессиональном спорте в последние годы обсуждается более открыто, но для многих стран и видов спорта остается запретной. Большинство игроков-профессионалов, совершивших каминг-аут, сделали это после окончания карьеры. Есть и те, кто публично заявляет о себе как о гее, лесбиянке или бисексуальном человеке, – но речь идет лишь о нескольких десятках людей по всему миру.

В России среди ведущих спортсменов до сих пор нет ни одного открытого гея. Общество просто не готово к таким каминг-аутам, считает, например, известный футбольный тренер Леонид Слуцкий. С ним соглашаются и многие другие специалисты и спортсмены.

Журналистка Александра Владимирова поговорила с двумя спортсменками и одним спортивным журналистом. Лишь одна собеседница решила беседовать открыто, под своим настоящим именем. Ни один мужчина-спортсмен не согласился рассказать о своей гомосексуальной ориентации – даже анонимно.

Что приходится скрывать от коллег и болельщиков и с какими еще трудностями сталкиваются гомосексуальные люди в спорте, рассказывают они сами.

Маисса Песоа, чемпионка мира по гандболу. Пять лет выступает в российском чемпионате и живет в России

— Я начала понимать, что немного отличаюсь от других девочек, лет с пяти. Я хотела играть только с мальчишками, бегать с мячом. В то время, когда моя сестра мечтала о красивом мейк-апе и туфлях моей мамы, мне хотелось носить одежду отца. Играть с девочками мне не нравилось, но симпатию они у меня вызывали.

Я часто слышу о том, что то, что я испытываю, – это болезнь, которую надо лечить. Но я не чувствую, что это болезнь, я чувствую так, как будто это во мне заложено генетически. С другой стороны, столько людей не подозревают о своей ориентации в детстве, юности, но потом они встречают кого-то и влюбляются. Как моя невеста Никита, например. До меня она встречалась только с мужчинами. Но потом мы влюбились друг в друга. Я считаю, что неважно, какого пола человек, когда речь идет о любви.

У меня был период, когда я чувствовала себя очень потерянной. Встречалась с мужчинами. Считала, что со мной что-то не так, что надо попробовать быть как остальные. Потом я поняла, что все это не для меня, мне нравятся женщины, я – лесбиянка. Я признала это, и мне стало гораздо легче.

Мой каминг-аут случился перед Олимпиадой 2012 года в Лондоне. Я тогда играла за парижский клуб Issy-Paris Hand и была мэром ЛГБТ-турнира, на который пришло около пяти тысяч человек. Я дала интервью французскому журналу, решив, что настало время немного поговорить на эту тему. Интервью было выложено и в интернете. Перед началом олимпийского турнира его нашли бразильские журналисты – и взорвалась бомба.

Мы проходили по микст-зоне после игры с Черногорией, там было телевидение, пресса, много журналистов. Сначала меня расспрашивали о том, что я думаю об игре и так далее. А потом один парень говорит: "Маисса, я хочу задать вам вопрос. Это правда, что вы бисексуальна?" Я разозлилась: "Мы только что отыграли такой важный матч, игра едва закончилась, почему я должна говорить о своей личной жизни?" Он в ответ: "Да ладно вам, просто скажите! Я видел, что вы были мэром одного турнира во Франции, дали интервью" – "Ну раз вы видели интервью, то что спрашиваете?" Я была в ярости, нагрубила ему и ушла.

На следующий день мое имя, моя фотография были во всех СМИ Бразилии. По телевидению, в газетах, в интернете. Оказалось, что тот журналист был с "большого" телеканала. И вопросы о моей ориентации продолжались на протяжении всего олимпийского турнира. Меня пытались защищать сотрудники Олимпийского комитета Бразилии, но это все равно ужасно раздражало. Потом меня высмеяли в одной известной программе – ее смотрит вся Бразилия. Программу посмотрела в том числе моя мама, которой я тогда ничего о своей ориентации не говорила. Она, злая, позвонила мне в Лондон, спросила, что происходит. Я сказала, что пытаюсь концентрироваться на игре, на Олимпиаде и не хочу говорить ни о чем постороннем.

Сумасшествие продолжалось еще четыре года – до Игр в Рио-де-Жанейро. Все все время обсуждали мою личную жизнь. Уже все знали, что я лесбиянка, но все равно приходили и спрашивали: "А правда?" При этом я не единственная лесбиянка среди бразильских гандболисток, но так как обо мне первой стало известно публично, то все концентрировались на мне. Задача журналистов – добывать сенсации, они на этом делают деньги. Я сначала злилась, а потом поняла, что они так просто делают свою работу, и этого не изменить.

Я часто слышу от людей стереотип о том, что Бразилия – очень открытая [по отношению к ЛГБТ-сообществу] страна, ведь у нас мужчины могут выходить замуж за мужчин, женщины могут жениться на женщинах. Но на самом деле я бы не сказала, что Бразилия особо толерантна в этом плане. Бразилия очень религиозная страна, там много католиков, христиан. ЛГБТ-сообществу приходится сталкиваться с серьезными проблемами, случаются даже убийства [на почве нетерпимости].

Особенно бразильские мужчины не готовы признавать права ЛГБТ – даже право на существование такого сообщества в принципе. Когда я приезжаю с Никитой, моей невестой, я предпочитаю не держать ее на людях за руку – ты никогда точно не можешь знать, как отреагируют люди. Поэтому когда я слышу о том, насколько в России большие проблемы [у ЛГБТ-сообщества], я объясняю, что не меньше проблем и у нас.

Да, в России не признают право на брак, здесь сложно быть открытым геем, но я отношусь к этому с уважением. Россия – не моя страна, я здесь гость, я должна уважать правила. Когда мы гуляем с моей невестой, я стараюсь пореже брать ее за руку. Всегда может найтись сумасшедший, которому это не понравится. Но ни в клубах, ни в барах в России я никогда не сталкивалась ни с какими проблемами из-за того, что мы были вместе.

Когда я играла в Румынии, болельщикам моего клуба очень не нравилось, что я – открытая лесбиянка. Гандбол там популярен, а я играла действительно хорошо и привлекала к себе внимание. Болельщики видели, какие фотографии я пощу в инстаграм, и, завидев меня, часто выкрикивали оскорбления. Так продолжалось долгое время, но потом у меня прошло довольно эмоциональное телевизионное интервью. В прямом эфире я рассказала об оскорблениях, с которыми сталкивалась, о том, как это неприятно, о необходимости с уважением относиться к окружающим, которые стараются хорошо делать свое дело. После этого оскорблений я больше не слышала. Болельщики стали часто ко мне подходить, в том числе семьи с детьми. Я вообще очень люблю детей и всегда радуюсь, когда они приходят на гандбол.

В России, в отличие от Румынии, в лицо меня никто не оскорблял. Но люди в инстаграме называли "обезьяной", писали: "Лесбиянка, что ты делаешь в нашей стране, забираешь наши деньги" – и тому подобное. Все это, кстати, приходило от мужчин. Я просто пролистываю такие сообщения и стараюсь не реагировать на них – что ты можешь изменить? Девочки еще рассказывали, что на страничке клуба в соцсетях тоже писали оскорбления – раньше. Но сейчас ситуация уже поменялась.

Мне кажется, в России люди, особенно влиятельные, с деньгами, очень боятся, что о них подумают другие. Что скажут, что сделают. Именно поэтому они ведут себя лицемерно – выступают против, даже если сами являются частью ЛГБТ-сообщества, в чем они, конечно, никогда не признаются. Но я не хочу никого осуждать. Страх понятен, особенно в таких странах, как Россия, где гомосексуальность осуждается.

В том же гандболе много девушек, которым нравятся девушки, но они об этом [публично] не говорят, потому что тоже боятся. Особенно те, кто моего поколения. Молодые девочки-гандболистки проще к этому относятся: им нравятся девушки, они совершают каминг-ауты и не парятся. Но те, кто постарше, боятся, они говорят: "Моя семья не поймет и не примет".

Моя мама тоже непросто приняла то, что я лесбиянка. И до сих пор не может с этим смириться.

Я не из тех бразильских спортсменов, кто вышел из фавел, кто рос в бедности. Меня часто спрашивают о фавелах, но я даже не знаю, что ответить, потому что не ходила туда. Моя мама адвокат, папа – преподаватель в университете. Наша семья не была прямо богатой, но мы жили хорошо. Как и у всех семей, были свои проблемы, но я получила хорошее образование, закончила университет. Я никогда не была связана с какими-то безумными, плохими вещами, у меня всегда были хорошие друзья.

При этом семья у меня религиозная, особенно мама. Именно из-за маминой религиозности долгое время я боялась признаться в том, что я лесбиянка. Боялась, что моя семья будет плохо обо мне думать. На то, чтобы решиться, у меня ушло много лет, и все это время я действительно очень страдала из-за того, что не могла признаться. Конечно, я не показывала свои переживания, люди не могли даже предположить, что я страдаю, но внутри мне было очень плохо.

Когда я наконец-то рассказала маме, она разозлилась и расстроилась, не захотела верить, что это правда. Сказала: "Это ненормально, когда женщина встречается с женщиной".

До того, как мама узнала, что Никита – моя девушка, когда она думала, что мы просто друзья, она тепло относилась к ней. Но когда узнала правду, то проявила себя как настоящий гомофоб. Иногда она говорит моей сестре: "Ничего страшного, я люблю ее, она – моя дочь, я принимаю ее такой, какая она есть". Но со мной продолжает воевать, ругает, когда я пощу что-то в инстаграм.

Папа, кстати, намного адекватнее отреагировал на новость. Он просто сказал, что давно ждал, когда я ему расскажу.

Я считаю, что важно говорить о дискриминации [ЛГБТ-сообщества]. Мне часто пишут люди из разных стран и рассказывают о проблемах, спрашивают, как я решилась на каминг-аут, как быть с семьей. Для того чтобы рассказать даже своей семье, нужно мужество. Мне приятно понимать, что я своим примером могу как-то помочь людям. Ведь многие осуждают не только тех, кто совершил каминг-аут, но и тех, кто, наоборот, не хочет рассказывать о своих предпочтениях, кто встречается тайно. Я считаю, что человек должен быть морально готов к каминг-ауту. Пока он не готов, подталкивать его не стоит. Надо относиться с уважением к любому решению.

Я думала о том, чтобы пойти в политику, – [не только рассказывать о проблемах ЛГБТ-сообщества], но и помогать развивать спорт в своей стране. Моя фамилия – Песоа. И я из города Жуан-Песоа, [названного в честь губернатора штата Параиба Жуана Песоа]. Он был моим прапрапрадедушкой. И он же был племянником президента Бразилии [Эпитасиу Песоа]. Так что политическая история моей семьи очень интересная. Я, по сути, росла, изучая в школе историю своей собственной семьи.

Но моя мама категорически против того, чтобы я сама шла в политику. И я с ней во многом согласна. Бразилия – очень коррумпированная страна. Если ты идешь в политику и не готов идти, скажем так, на компромиссы, тебя могут убить. Если ты не молчишь, то ничего хорошего ждать не приходится.

Живя в России, я немного скучаю по своей стране. Но я однозначно не скучаю по отсутствию ощущения безопасности, по невозможности выходить из дома когда хочу, гулять где хочу. В Бразилии столько насилия. Ожидать толерантности от страны, где столько криминала, конечно, сложно.

В мире вообще такой бардак. И люди постоянно осуждают других людей за столько вещей. Тот же расизм передается часто по наследству: дети видят, как ведут себя родители-расисты, и ведут себя так же. Видят, что родители осуждают гомосексуальность, – и тоже начинают травить геев. Я думаю, что людям постоянно придется бороться за свои права. Да, становится лучше. Но мне кажется, мир никогда не будет по-настоящему толерантен к тем, кто "не такой".

Конечно, мне хочется жить в лучшем мире, чтобы мои дети – а я, конечно, хочу детей – жили в лучшем мире. Где все равны. Где больше любви и толерантности. Где нет расизма. Но я, если честно, не верю, что такое возможно.

Российский спортивный журналист. Имя скрыто по просьбе героя

— Не думаю, что в ближайшее время нам стоит ждать каминг-аута российского спортсмена. Никто не хочет проблем. Наше государство настолько все подчинило и подогнало под себя, что практически все люди так или иначе от него зависят, а уж в спорте – тем более. Весь профессиональный спорт завязан на государственных подачках. Соответственно, кто платит – тот и заказывает.

В российском спорте в целом столько предрассудков, что нам еще далеко до чего-то путного. И процент приблатненных людей очень большой. Деньги [на спорт] по-прежнему часто дают бандиты – пусть они уже немного более лощеные, но это не значит, что они как-то сильно поменялись. Многим тренерам тоже, в общем-то, довольно близка эта тюремная культура, которая раньше очень сильно диктовала нормы поведения и сейчас в какой-то мере остается. Это все накладывает свои отпечатки. Плюс общий уровень образования. Чем человек более начитан и образован, тем меньше у него самых разных предрассудков. Это, конечно, совершенно не гарантия, но в целом все вот эти фобии, страхи и подсознательная ненависть – она, на мой взгляд, чаще всего идет от недостатка культуры.

Если говорить о наших молодых спортсменах, которые больше сидят в соцсетях, общаются с людьми из других стран, понятно, что они видят несколько другую картину. К счастью, они не смотрят на мир глазами 65-летнего сотрудника КГБ. Для них [гомофобия], я думаю, – какой-то пережиток прошлого. В сериале Sex Education была фраза: "Гомофобия – это такие 80-е". Нынешняя молодежь все больше понимает, что ориентация не должна быть поводом для неприятия. Другое дело, что никто не будет в нашем [спорте] пока эту тему поднимать хотя бы потому, что есть пресловутый закон и по нему вполне можно получить статью.

То, что я гей, я понял достаточно поздно, после 20. [Свою ориентацию] я не скрываю, но и не афиширую. Потому что вообще не считаю, что ориентация должна как-то выпячиваться и на основе этого делаться какой-то идентичностью. Мне кажется, то, как человек проводит личное время, с кем он встречается, живет или имеет дело, это не должно никого интересовать. Я определяю, интересно ли мне общаться с человеком и нужно ли мне это, совершенно по другим критериям.

Среди коллег большого интереса к этой теме я не видел. Многие из тех, с кем я общаюсь достаточно близко, знают. Кто-то догадывается. Но, по-моему, большинству все равно. Во всяком случае, с откровенными выпадами на эту тему я никогда не сталкивался. Шутки бывали. Но вопрос в том, кто на что обижается. Сейчас у нас все люди стали невероятно обидчивыми, минное поле – не знаешь, куда наступить и кого ты обидишь. Я не обижаюсь. Даже если шутка не очень удачная, чаще всего это означает не то, что человек хотел тебя обидеть, а то, что у него чувство юмора не самое выдающееся.

Меня не так просто задеть, а главное – никто и не пытается. Болельщики могут троллить, но это пишут всем, на каждого находят свое. Вот болельщики "Локомотива" долгое время скандировали: "Вася Уткин – самый жирный гей". Ну и что, что ему от этого? Наоборот, для него это был хайп.

Какие проблемы могут быть у молодого спортивного журналиста, если он гей? Ну, если он прямо открытый и ходит, как Андрей Петров, наверное, он просто выбрал не совсем правильную профессию. В этой среде этого пока не понимают. Мне сложно себе представить, чтобы человек, который берет интервью у лыжников, выглядел бы так. Это будет когнитивный диссонанс. Я даже не уверен, что будут большие проблемы, просто это будет довольно странно.

У кого могут быть реальные проблемы, так это у спортсмена. Особенно в командных видах спорта. Открытый гей в команде может вызвать нездоровую обстановку. В душ не захотят с ним заходить, например. Поэтому даже на Западе никто не спешит особенно открываться, хотя там, конечно, все это есть.

Российский спортсмен после каминг-аута, мне кажется, вряд ли сможет продолжать карьеру. Самое главное, что это не будет сделано открыто. Убрать из сборной России может быть довольно просто, формального повода придраться даже не будет. Во всяком случае, так, мне кажется, поступят со спортсменом-мужчиной. К женщинам в этом плане у нас отношение проще, почему-то это считают чем-то совсем несерьезным.

Так что спортсменку, совершающую каминг-аут, я еще могу себе представить. Я на самом деле надеюсь, что это произойдет рано или поздно. Но для этого нужна будет не только большая внутренняя смелость. Это должна быть прямо звезда, желательно независимая от государства, от Минспорта. Это должен быть индивидуальный вид спорта, не командный. И этот человек должен понимать, что его заявление не поставит крест на его дальнейшей жизни. Если человек своим признанием будет ставить крест на карьере, я не очень понимаю, зачем это нужно.

Я не боюсь признаться открыто в своей ориентации, просто не вижу в этом необходимости. Не думаю, что болельщикам очень важно, какая у комментаторов ориентация. У активных фанатов вообще совершенно другое отношение к футболу. Их больше интересуют отношения с конкурентами, поддержка своей команды и акции. Это не значит, что им [каминг-аут] понравится, но вряд ли они будут подавать петиции, чтобы открытый гей не комментировал матчи их команды. Скорее, они будут подавать петиции, чтобы их команду не комментировал человек, который им не нравится, потому что они считают, что он болеет за другую команду. Для них это гораздо актуальнее.

Ну, напишет в инстаграм какой-нибудь дебил пару гадостей. Людям, которые пишут в соцсетях, зачастую и восемнадцати-то нет. Ну, будет это темой одного дня. Не думаю, что это будет гигантской сенсацией. Если какой-нибудь футболист признается – это будет другое дело. Но я же на поле не выхожу, мяч не пинаю.

Мои родители обо всем знают. Не могу сказать, что проблем не было, никто особо не порадовался. Но, в конце концов, [они] разумные люди. Мама, конечно, по-прежнему надеется на внуков, на то, что у меня будет "полноценная" семья.

Я не стремлюсь создать семью в классическом смысле, завести детей и так далее. Я не чувствую себя сильно обделенным и в принципе доволен своей жизнью. Если бы [гомофобии у нас в стране] не было, было бы, конечно, лучше, но не могу сказать, что мне это прямо дико мешает. Понятно, что не всюду можно привести [своего молодого человека], не со всеми можно познакомить. Но я в принципе не люблю проявление чувств на публике.

Вот юридические аспекты – это большая проблема. Даже, как мы видим по тому же Навальному, – и жену не хотели пускать в больничную палату. Потому что она [не могла доказать, что член семьи]. Это, правда, беспокоит. Поэтому у меня нет уверенности, что я проживу в России до конца жизни и встречу здесь старость. Но пока еще у нашей страны есть время измениться.

Российская спортсменка, выступающая в зимних видах спорта. Имя и название дисциплины скрыты по просьбе героини

— Мне кажется, что не только наш спорт, но и вся наша страна немножко не готова к каминг-аутам. Если ты кому-то скажешь [о том, что гомосексуален или бисексуален], тебя начнут крестить святой водой и говорить, что ты одержим демонами. Народ к подобным вещам у нас не слишком восприимчив. То ли это связано с религией, то ли еще с чем-то, но когда это доходит до уровня Конституции, о чем вообще говорить?

Если ты, будучи профессиональным спортсменом, скажешь, что встречаешься с человеком своего пола, думаю, сразу начнется такая давка извне! Особенно в случае с очень известными спортсменами – их начнут просто гнобить. У спортсменов и так, особенно у тех, кто готовится к Олимпиаде, хватает хейта. Куда еще больше? Ведь может дойти до того, что спортсмен просто не сможет выйти на улицу. Все будут тыкать пальцем. Но это проблема не только спорта, в целом нашей нации.

О своей бисексуальности я впервые задумалась лет в 16. В спортивной секции у меня была подруга, которая встречалась с моим другом. Когда я в эту секцию только пришла, мне понравился этот друг. Они начали встречаться, а потом я стала замечать, что подруга мне тоже вроде как нравится. Я тогда вообще не понимала, что происходит, но никому об этом не рассказала.

Потом я познакомилась с одной девушкой, Аней (имя изменено – НВ). Мне уже было за 20, но мне кажется, я именно тогда переживала тот самый подростковый период. Ведь часто спортсмены немного задерживаются в развитии и переживают период взросления позже, чем большинство людей. Авантюризм, безумные ночные выезды, когда не спишь до утра, влюбленность, расставания. У меня все это было не в 16-18, а позже. Тогда же у меня была и моя первая настоящая история любви – с Аней.

Мы с ней начали встречаться не сразу после знакомства, только через пару лет. Но после нашего знакомства парни на три года просто исчезли из моей жизни, я встречалась только с девушками. Я начала и внешне выглядеть иначе – выбирала более мужской стиль одежды, сбрила полголовы. Я как бы избавлялась от своей женственности.

Меня к тому моменту уже знали в моем виде спорта и очень многие догадывались, спрашивали. Там было трудно не догадаться. Тем более у нас команда – как одна большая семья. Никто меня не осуждал, не пытался исправить. Один парень даже признался, что сам сомневался, не гей ли он, когда ему было 15. Хотя помню, как один раз ко мне подошла девчонка и спросила: "Ты что, реально?" – "Да, прикинь". Она была шокирована. У многих людей вообще какое-то странное представление: они считают, что если ты встречаешься с девушками, это значит, что ты сейчас начнешь бросаться на всех.

В моем виде спорта, в принципе, немало девочек, которые бисексуалки и лесбиянки. Есть даже открытые, у себя в странах они ходят на ЛГБТ-фесты. С парнями сложнее. Но вот девчонки есть, я это точно знаю – один раз меня даже позвала на свидание швейцарка. Она сначала за мной ухаживала на одной тусовке после соревнований, приносила пиво и так далее. После тусовки написала, не хочу ли я зайти к ней в комнату, у нее есть красное вино. А я на тот момент только начинала в этой сфере крутиться, поэтому отказалась. Через несколько месяцев она пригласила меня на чашечку кофе, спросила, кто мне нравится, [мужчины или женщины]. Я сказала, что мне без разницы. Я понимала, что меня привлекает в человеке не пол, а его нутро, личность.

Аня жила в городе, где у нас в какой-то период часто проходили сборы. У нас были общие друзья. И вот мы как-то вместе гуляли, было четыре-пять утра. Скоро мы должны были повезти Аню на вокзал. Где-то рядом тусили подростки, играла "Якутяночка моя", над рекой рядом нависал туман. И вот ты стоишь полностью влюбленный до ушей, даришь подарок, письмо и первый раз целуешься с человеком. Это было очень красиво.

Но после того как она уехала, я узнала, что в другом городе она встречается с парнем. Увидела случайно фотографии – меня тогда жестко бомбануло. У нас как раз были важные соревнования, на которые мы улетали. В итоге я слила весь турнир из-за этого, сильно переживала, я вообще ранимый человек.

Мы тогда с Аней прекратили общение, но жизнь нас постоянно сводила. Аня не была похожа на остальных. Не в том плане, что она была какой-то слишком красивой, а в том, что она вызывала во мне какое-то удивительное чувство. У меня в целом довольно странное видение этого мира. Аня не то чтобы все мои взгляды разделяла, но она тоже была такой, странненькой. Это нас и притягивало.

Я красиво за ней ухаживала, дарила цветы. Я на тот момент настолько забила на спорт, что могла возвращаться домой в семь утра, всю ночь проводить с ней. Мы постоянно куда-то ездили, что-то смотрели, красивые места, звезды. Мы постоянно что-то придумывали, превращали обычные места в необычные.

Но потом меня дико перемкнуло. Я не выступала тогда, ждала операцию, связанную со спортивной травмой. В один день я проснулась и поняла, что нахожусь не на том месте и мне надо оттуда уехать. Когда мы встретились с Аней, я сказала: "Ты меня сейчас будешь ненавидеть, но ты должна меня отпустить". Я не понимала, что я творю, чувства-то к ней у меня не прошли. Для меня это было как отказаться от какой-то своей самой заветной мечты.

Потом уже Аня начала меня добиваться. Когда мы с ней снова встретились через какое-то время, все заново разожглось, это для меня был самый яркий период наших отношений. Но вскоре я почувствовала, что Аня охладела.

Я полгода отходила от этих отношений, топила все в алкоголе, в тусовках. Окончательно я ее отпустила только тогда, когда написала книгу, дневник памяти. Заново, по сути, пережила нашу историю. Когда были написаны последние слова, как по щелчку я почувствовала, что свободна. Но с девушками больше не встречалась. Никто больше во мне не вызывал тех чувств, которые вызывала Аня.

С ней был постоянный эмоциональный взрыв. Я никогда не могла получить ничего подобного от мужчин, они эмоционально более закрытые, чем девушки. Я даже в тот период начала писать стихи. С другой стороны, это все накладывалось на мои спортивные результаты. У меня был провал за провалом.

При этом я понимала, что во многом сама виновата в том, что мне не удается реализовать себя в спорте. До девушек у меня все было круто с результатами, но как только меня жизнь погрузила в этот этап – спорт сразу похерился. Ну как можно говорить об ответственном отношении спортсмена, который готовится к чемпионату мира, когда на протяжении всего сбора он приходит домой в пять-шесть утра? Это как минимум травмоопасно. Я вела себя как какой-то подросток, который вырвался из родительской хаты и пытается насладиться свободой.

В итоге все закончилось серьезной травмой. Но я ни в коем случае ни о чем не жалею. После травмы в моей жизни произошло много важных событий, я смогла переоценить многие вещи. Сейчас я, может быть, перешла на другой уровень осознанности в своей жизни, смогла вернуться в эту женскую энергетику. Моя жизнь наладилась. После Ани я решила, что не хочу больше отношений с девушками.

Мои родители про мою бисексуальность не знают. Только сестра. Но я уверена, что если бы рассказала отцу, он бы нормально отреагировал. С мамой было бы сложнее, она религиозный человек. Поэтому я не посчитала нужным травмировать ее психику.

Вообще если бы я себя видела в будущем в серьезных отношениях с девушкой, которые бы шли к свадьбе, я бы сейчас давала интервью открыто. Мне не было бы стремно об этом сказать, у меня не было бы страха, что меня уберут из сборной. Но тот период, когда я встречалась с девушками, закончился, сейчас я понимаю, что хочу немного другого. И это произошло не из-за того, что общество не принимает. Просто я поняла, что мне сейчас нужны другие отношения, другие эмоции. Но о прежнем этапе я нисколько не жалею, наоборот, я рада, что он у меня был.

Читайте далее:

"Эти трансы непонятные угрожают вашим детям". Во что поправки Мизулиной превратят жизнь трансгендерных людей

"На следующий день приехали санитары". Как в России "лечат" от гомосексуальности и трансгендерности

"Нас вынуждают врать – и мы врем". Как гей-семьи с детьми живут в российской провинции (18+)