"Нет будущего, мы живем только прошлым". Родственники погибшего экипажа "Курска" вспоминают трагедию 20 лет спустя

Этот материал — часть спецпроекта Настоящего Времени к 20-летию гибели "Курска". Остальные материалы проекта читайте тут.

Взрыв на атомной подводной лодке "Курск" произошел 12 августа 2000 года, но информация о ЧП держалась в секрете еще несколько дней. Только 19 числа родственники 118 подводников, служивших на "Курске", добрались до военного гарнизона Видяево, чтобы ждать вестей о судьбе своих близких.

О том, как проходили эти дни — и 20 лет после гибели подводников, Настоящему Времени рассказали их вдовы, матери и дети.

Я верю, что он жив

Сергей Кокурин родился в День Военно-морского флота в семье офицера-подводника. Выбор профессии был предопределен. В августе 2000 года ему было 27 лет. На учения в составе экипажа атомной подводной лодки "Курск" он выходил уже в звании капитан-лейтенанта. Его мать Алла накануне видела тревожный сон.

"Это тяжелая тема. А рухнула вся жизнь, нет будущего, мы живем только прошлым. В принципе, как я уже теперь знаю, что это была гибель моего сына, и я ее явно видела. Он падал в темноте и улыбался, говорил мне: "Я же тебе говорил". Действительно, был у нас такой разговор. Он, уезжая, в мае месяце сказал: "Как ты будешь жить без меня", – вспоминает Алла.

Сергей был одним из 118 подводников, погибших на "Курске". Из того же похода сына ждала и Ханифа Зубайдулина из города Учалы в Челябинской области.

"С каждым годом я скучаю. Говорят, время лечит. Нет, наоборот, с каждым годом я скучаю сильнее по сыну", – рассказывает Ханифа.

После службы в армии Решид Зубайдулин подписал контракт, на Северном флоте его распределили на "Курск". В родных Учалах работы не было, нужно было помогать матери, старшему брату и маленькой сестре. Его мама Ханифа была против службы сына, но отговорить его не смогла.

"Я была на работе. Я слышала разговор начальства. Я говорю: "Про что говорите?" "Курск" же утонул", – говорят. Я говорю: "У меня же там сын. Отпустите меня, я домой пойду", – вспоминает она.

Тревожное предчувствие было и у Софии Дудко, матери Сергея Дудко, капитана второго ранга и старшего помощника командира “Курска”. Она рассказывает, что накануне трагедии ей тоже снился сон.

"Я вижу, у нашего дяди сидит под домом мой отец, муж, а третий – не пойму: и как туман, как волна, я не понимаю, что это. Я подумала сначала, что это мой брат, а потом приглядываюсь – так это мой сын, это Сережа. После этого я сказала: "Что-то будет. Что – не знаю", – говорит женщина.

София – жена офицера-моряка, она жила в военном гарнизоне в Видяево, откуда на учения и выходил "Курск". О трагедии она узнала гораздо раньше Ханифы и Аллы. После того как на вторые сутки после взрыва торпеды на подводной лодке страна постепенно начала узнавать об аварии, в Видяево стали приезжать родные членов экипажа.

"Я только жду, когда спасут моего сына. Больше меня ничего не интересует. Я верю, что мой сын будет жив", – говорила тогда Надежда Шилопинина, мать одного из погибших.

В ожидании правды

Родственников собирали в Доме офицеров. Вопросов было слишком много, а информацией об аварийной подлодке военные делиться не спешили. Экипаж лежащего на дне на небольшой глубине "Курска" пытался выйти на связь. Велась спасательная операция, предложенную помощь иностранцев не принимали. Но российские власти уверяли, что у них все под контролем.

"Когда стали нам предлагать помощь те же норвежцы, нам, как родственникам, казалось, что нужно сделать все для того, чтобы воспользоваться этим. А с экранов говорят, что это все неспроста. Люди в дела нашей страны не могут искренне влезать. Они только с какими-то задними мыслями", – говорит Галина Исаенко, вдова одного из членов экипажа.

Муж Галины, капитан второго ранга Василий Исаенко, был одним из самых опытных членов экипажа. Очередное звание получил буквально за день до выхода на учения в Баренцево море. Он был помощником начальника электромеханической службы. Галина тоже была в Доме офицеров и ждала новостей о муже, сохраняла спокойствие. Но не у всех выдерживали нервы.

После этой речи одной из матерей Надежде Тылик поставят успокоительный укол. Говорить она больше не будет. Она была одна из немногих, кто на камеру высказал все претензии главе правительства Илье Клебанову.

"Когда у людей идет волна протеста на самой встрече с Путиным, тут же сразу врачи с этими уколами. Мгновенно тебе колют успокоительное, тебя выводят из этого строя", – считает Исаенко.

В первую неделю после катастрофы власти говорили, что для спасения экипажа делается все возможное. Но с каждым днем надежды становилось все меньше и меньше.

"Ну, глаза-то опускали, говорили успокоительно: "Все делается, вот все делается", – говорит мать погибшего Сергея Кокурина Алла. – Ну, все делают. Не могли сделать просто, и все. Со спасением затягивалось все. Это было непонятно для нас. Мы думали, что все будет сделано, как и обещали. А каждый день уходил и уходил".

Спустя 8 дней к месту трагедии допустили норвежское спасательное судно с глубоководными водолазами. 21 августа, спустя девять дней после взрыва, они вскрыли спасательный люк девятого отсека, обнаружили там воду и тело погибшего моряка. Спустя еще день в Видяево прилетел Владимир Путин, чтобы встретиться с родными моряков.

Владимир Путин встречается с родственниками погибшего экипажа "Курска" в Видяево

"В принципе, у меня лично было чувство, что я уже все знаю, что скажут. Мне это уже было неинтересным, и на меня нахлынуло горе, я жила только этим. И живу только этим до сегодня. У меня забрали единственного сына", – говорит Алла.

О причинах аварии Владимир Путин ничего конкретного не сказал. Почему не удалось спасти экипаж – тоже.

"Не знаю я, почему правду не говорят. У нас же только через 30-50 лет правду говорят. У нас в России же так. Хотела, конечно, правду узнать", – говорит Ханифа Зубайдулина.

Исчерпывающих ответов нет и сейчас, 20 лет спустя, а вопросы до сих пор звучат так же четко.

"Почему вы лжете? Почему вы говорите, что вы все мобилизовали, если вы упустили один за другим несколько моментов? Вы помощью не воспользовались, никого не вызвали. Вы всем кричите, что у нас есть глубоководные аппараты. Почему вы их не используете? Не такая это глубина", – говорит Галина Исаенко.

"Я этого никак не могу понять, не знаю даже, что сказать, почему отказались [от иностранной помощи]. Потому что они виноваты сами, наверное, из-за этого отказались от помощи, я так думаю", – говорит Зуайдулина.

Алла Кокурина вопросы задавать перестала. Размышлять о причинах трагедии жена офицера сейчас уже не видит смысла.

"Ну а что, уже Сереженьки нет, – говорит она. – Я бы рада вам объяснить, сказать, может быть. Я чувствую много, может, меня разрывает. Но высказать все это безграмотно, плохо даже и не хочется, потому что это только испортит дело главному, хорошему".

София Дудко, мать погибшего подводника Сергея Дудко, издала книгу в память об экипаже "Курска", она ходит к школьникам проводить "уроки мужества". Ей важна только память о моряках. Все разговоры о "правде" трагедии она считает неуместными.

"Зачем мне ее узнавать, если я ее знаю? Я об этом не говорю. Я занимаюсь только памятью, – говорит она. – Я этим не занимаюсь. Я занимаюсь только увековечиванием памяти. Поэтому, пожалуйста, таких вопросов больше мне не задавать".

На флоте – в бедности

Галина Исаенко считает, что виновные у трагедии есть и они до сих пор не наказаны. Трагедия стала не случайностью, а закономерностью. На флоте не было условий для нормальной службы, морякам часто приходилось рисковать. А глядя на фотографии 20-летней давности, она вспоминает, что в то время на берегу приходилось не легче, чем в море.

"Это вот он на своем пульте управления ядерной энергетической установкой. Здесь они просто в перерыв рыбку ловили. Это уже глубокие девяностые, голодное время. Кушать надо было что-то", – говорит Исаенко, показывая фотографии из семейного архива.

В море подводников стабильно кормили. На берегу приходилось добывать еду самостоятельно. Мизерное жалование не платили месяцами. В квартирах могло не быть отопления, старые дома никто не ремонтировал.

"Тут не покормили, тут денег не дали, – вспоминает Исаенко. – О чем это говорит? "Как-нибудь они так. Как-нибудь они сами. Не умерли же". Это же наш авангард. Это атомные подводные лодки. С ума можно сойти, насколько не ценили людей абсолютно".

Служба на флоте считалась престижной, хоть и плохо оплачиваемой. На гражданке знакомые могли звать подводников перейти в бизнес, на торговые и промышленные суда.

"После автономки давай увольняйся, переходи ко мне". А он занимался ловлей крабов и продажей за границу. "Ты будешь иметь деньги, почувствуешь себя совсем другим человеком. А за что ты служишь? За копейки, которые платят раз в 3-4 месяца". На что мой сын ответил: "Дядя Володя, не все измеряется деньгами", – вспоминает София Дудко.

Но в семье военных выносить сор из избы не принято. Что тогда, что сейчас. Алла Кокурина виноватых не ищет. Винит только себя. Что позволила сыну пойти по стопам отца, который тоже до самой пенсии служил на флоте.

"Они выполняли свой долг перед родиной и несли эту службу", – говорит она, вспоминая ссоры в семье.

Ханифа никогда не жила в военном гарнизоне и не была замужем за военным. Она хочет узнать, почему погиб ее сын Решид:

"Как сказать, у нас же в России так: утонул – и все, пропал".

"Нет будущего, мы живем только прошлым". Родственники погибшего экипажа "Курска" вспоминают трагедию 20 лет спустя

Я верю, что он жив

В ожидании правды

На флоте – в бедности

Читайте далее:

"Курск" был и ошибкой Путина, и ступенью его восхождения". Глеб Павловский – о том, как гибель атомной подлодки изменила Россию