Четырнадцатого августа в Одессе начинается Международный кинофестиваль. Одним из главных событий форума станет украинская премьера фильма Виктора Косаковского "Гунда".
Косаковский – один из самых известных российских документалистов. Его дебютом стала картина "Лосев" (1989) о последних днях жизни русского философа Алексея Лосева. Практически каждый следующий фильм отмечен международными наградами. Косаковский – обладатель приза ФИПРЕССИ Берлинале, почетной награды на кинофестивале в Карловых Варах, премий "Ника" и "Триумф".
Исполнительным продюсером "Гунды" – последней картины режиссера – стал Хоакин Феникс. Картина черно-белая, в ней вообще не появляются люди и не звучит человеческая речь. Мы полтора часа наблюдаем за жизнью свиньи Гунды и ее поросят, а также за другими обитателями фермы – коровами и курами. Каждое существо, появляющееся в кадре, Косаковский раскрывает как неповторимую личность со своим характером, с глубоко индивидуальными чертами – комичными, трогательными или драматичными. И тем более шокирующим становится финал, когда за поросятами неизбежно приезжает фургон мясника.
Хоакин Феникс назвал "Гунду" "глубоко медитативным" и "проникновенно важным" фильмом, "гипнотизирующим зрелищем эмоциональной связи между разными видами животных, обычно скрытой от наших глаз". А ведущий кинокритик The New York Times Манола Даргис включила картину в свой список десяти лучших фильмов 2020 года.
Мы поговорили с Виктором Косаковским накануне украинской премьеры картины.
– Как у вас началось кино?
– Я с детства ходил в лес сначала фотографировать деревья, потом птиц, лягушек, змей, ондатр, белок.
– Выходит, вашу профессию задало пространство…
– Я скорее пытался найти пространство, которое другие не видят. У меня под окном, например, росла липа. И я всегда удивлялся, что никто не замечает, насколько она прекрасна. Каждую весну приезжали какие-то люди, отпиливали у нее ветви и в конце концов спилили под корень. И я думал: "Какой кошмар, что они, слепые, что ли? Это живое существо".
– Как вы выбираете героев для фильмов?
– Художественное кино начинается с того, что режиссер отбирает актеров, ищет человека, долго интересного на экране. А документалист ищет любых существ, на которых тоже долго можно смотреть. Та же Гунда более часа на экране – и не скучна никогда. Я смотрю на вас и понимаю – вот человек, которого можно спокойно снимать в кино и это не будет скучно.
– Я знаю, что вы делите режиссерский подход на два типа: придумать и увидеть. В чем отличие между ними?
– Для меня основа – это увидеть. Я могу смотреть на те же вещи, на которые смотрят другие люди, и они не видят, а я вижу, и не только кадр, но и смысл. Как это получается – не знаю.
В Амстердаме есть музей-квартира Рембрандта. И там в главной комнате у окна маленький подиум, а на нем кресло. То есть он сидел и смотрел в окно. Вот и я всю пандемию сидел и смотрел в окно. Для меня это как источник. Я думаю, что я вообще цветок. Они поворачиваются к окну, к свету. Думаю, что я такое существо.
– В таком случае настолько велико значение случайности в вашей работе? Часто ли вам подыгрывает реальность?
– Она подыгрывает тем, кто умеет это увидеть. Например: я был в Аргентине со своей ретроспективой. Решил покататься вокруг Буэнос-Айреса. И вдруг набрел на некое место у воды: на обрыве стоит человек и ловит рыбу. Его леска идет вниз – полное зеркальное отражение. Вижу этот кадр и думаю: "Если продлить леску, что будет на той стороне?" Нашел по атласу точные координаты, и оказалось, что там Шанхай. То есть я в безлюдном месте – там на сотни километров никого – увидел этого рыбака, а на той стороне оказался Шанхай. И так начал складываться фильм "Антиподы".
– Кстати, в "Антиподах" у вас заметно изменилась оптика. Меньше крупных планов людей, вообще меньше людей.
– Хорошее замечание. Я постепенно понял, что животные имеют такое же право быть на земле, как и люди. По-моему, ошибка допущена уже на первых страницах Библии. Там написано, что сначала бог создал природу и животных, а потом поставил человека всем этим управлять. Это меня оскорбляет.
Какое право мы имеем управлять другими жизнями? Мы убивали друг друга десятками миллионов. Только в прошлом году мы убили полтора миллиарда свиней, 66 миллиардов кур, триллион рыб… Мы – машина убийства. Мой уход от человека как главного героя с этим и связан.
– Мы подошли к разговору о "Гунде". Насколько я понимаю, она появилась, поскольку у вас не удался другой фильм?
– На Берлинале в 1997-м я объявил о намерении снять фильм "Троица", не про мифологическую, а про реальную троицу, без которой большинство людей не может обойтись: свиней, коров и кур. Конечно, никто не воспринял всерьез, денег не давали. Я уже потерял надежду, начал делать совсем другой фильм про семью музыкантов. Но потом у нас разладились отношения, съемки прекратились. Мне следовало вернуть деньги за проект.
Я спросил своего норвежского продюсера: "Нельзя ли просто заменить сценарий?" Она согласилась попробовать. На первой же ферме в Норвегии было 20 свиноматок и Гунда подошла ко мне сама. И я сказал продюсеру: "Как она смотрит! Как Мерил Стрип. Она четко общается со мной". Продюсер рассмеялась. Но фильм начался.
– Как вы вели съемку?
– Мне показали сарай, где Гунда будет рожать. Я построил такой же, но так, чтобы камера и люди оставались снаружи, а объектив внутри, с возможностью двигаться на 360 градусов. За неделю до родов Гунду туда переселили, она там быстро освоилась, построила гнездо из сена. Мы приходили каждое утро до рассвета, чтобы когда она просыпалась, я уже был там. И когда родились дети, мы тоже присутствовали. Так что поросята уже воспринимали нас как привычную часть мира.
Конечно, это самые счастливые съемки для меня, потому что люди на них менялись. Моя группа вечером в ресторане отеля просила: "А нет ли у вас чего-то вегетарианского?" И, конечно, завораживало наблюдение за нашими персонажами. Как животные способны шутить друг над другом, сострадать друг другу.
– Как вам удалось убедить продюсеров, что нужен именно черно-белый фильм?
– Я устроил для дистрибьюторов и продюсеров такой показ: разделил экран напополам. На одной стороне черно-белая картинка, на другой – те же кадры в цвете. И спросил: "На какую сторону вы смотрели?" – "О, ты прав, на черно-белую!" – "Знаете почему? Потому что на цветной вы видите милых поросят. А на черно-белой у каждого из них вы сразу видите глаза. Вы видите, что каждый из них прекрасный и особенный".
– Гунда жива сейчас?
– Когда про нее стали писать все газеты мира, журналисты стали прилетать и искать ферму, хозяйка сказала: "Она такая знаменитая, ее нельзя убить!" Я регулярно ее навещаю. Кстати, вот сейчас не поеду на Одесский кинофестиваль, потому что у меня запланирована встреча с Гундой.
– Учитывая этот успех – какие у вас сейчас планы?
– Вот смотрите. (Показывает книгу Стефано Манкузо "Революция растений".) У вас и у меня есть пять чувств, а у деревьев – 20.
– Напоследок – возможна ли полноценная документалистика сегодня в России?
– Назову нескольких режиссеров, считавшихся у нас выдающимися. У нас был Лозница, но он теперь украинский режиссер, а живет в Берлине. Манский тоже в эмиграции. Сашу Расторгуева убили. Был еще Сергей Дворцевой, но он ушел в игровое кино. Тяжелая судьба у него, желаю ему удачи.
Еще был один, которого мы даже считали другом, а теперь он снимает про Путина. И я тоже за границей. Вот и вся история. Пуля в Расторгуева для меня была последней каплей. Как будто расстреляли документальное кино. Конечно, есть молодые люди, которые вопреки всему, не опираясь никак на государство, пытаются что-то делать. Посмотрим.
