В воскресенье стало известно, что чеченский беженец Магомед Гадаев, которому удалось уехать в Европу, был депортирован из Франции в Россию, а позже передан чеченским силовикам: они окружили дом в Новом Уренгое, в котором укрывался Магомед. Гадаев обратился в местное управление МВД с просьбой о госзащите. Но, несмотря то, что, по словам его адвокатов, чеченец не находится в розыске и в отношении него не была избрана мера пресечения, ямальские силовики все равно передали его в руки кадыровцам.
Гадаев до последнего боролся за право остаться в Европе. Он обратился в суд, который встал на его сторону, подтвердив, что высылка в Россию для него смертельно опасна, так как перед этим его похитили чеченские силовики и пять месяцев держали без суда и следствия на базе ОМОНа в Грозном. Когда решение о депортации все-таки было принято — Магомед пытался себя покалечить, пояснив, что "Лучше тут умереть, чем вернуться в Россию".
Еще до депортации Гадаева с ним поговорил корреспондент Кавказ.Реалий. Гадаев рассказал, как стал свидетелем по делу о похищении и пытках чеченскими силовиками Ислама Умарпашаева, как оказался в Европе и почему больше всего на свете боялся депортации.
— Как вы впервые попали в тюрьму?
— В 16 лет, еще не окончив школу, я взял в руки оружие. Был 2000 год, родное село Закан-Юрт пострадало от войны. Вместо учебы и мирной жизни я оказался под бомбежками, вокруг гибли мирные люди, российская авиация уничтожала целые улицы. В 2004 году меня первый раз похитили кадыровцы, забрали меня из дома. Обвинили, что я воевал против России, вменили статьи 208 и 222 Уголовного кодекса – участие в банде и незаконный оборот оружия. Но на следствии сказали, что амнистируют, если я буду на них работать.
Чтобы этого избежать, я уехал в Казахстан. Но в Чечне задержали моих друзей. Под пытками они дали показания против меня. Якобы я был их командиром, уводил их с собой в лес. Тогда меня объявили в розыск, сначала федеральный, а потом международный. Я связался с отцом, тот приехал за мной в Казахстан.
В 2006 году я вернулся в Россию. Мне светил срок в 18 лет тюрьмы, исходя из показаний, которые дали свидетели. Я просил очную ставку, поскольку они невольно оговорили меня. Уверен, что они бы отказались от всех показаний против меня. Но никаких очных ставок не было, и меня посадили на три года в тюрьму в Чернокозове.
Через два года и семь месяцев меня освободили условно-досрочно. Потом пять месяцев, которые мне оставались, ходил отмечался. Но попав один раз в поле зрение кадыровцев, я уже не мог спокойно жить, от меня уже не отставали.
— Вас снова похитили?
— Да. 1 ноября 2009 года ко мне в дом заскочили вооруженные люди в масках и снова увезли. Пять месяцев я находился в подвале у ОМОНа. Обвиняли, что я снова занимаюсь экстремизмом.
Туда привозили людей, а затем убивали. Как именно убивали, мы не видели, но мы видели, как пытали. Их выводили, а потом мы узнавали, что их убили.
Потом привезли Ислама Умарпашаева. Его отец через "Комитет против пыток" подал заявление в Европейский суд по правам человека. Европейский эмиссар надавил на Россию, и Умарпашаева нашли по спутниковому телефону. В том же подвале нашли и меня. 1 апреля 2010 года нас вывели из подвала и взяли с нас слово, что отец Ислама Умарпашаева заберет заявление о том, что сына похитили. Именно через него нашли и меня.
Мои родные все эти месяцы вообще не знали, где я, жив или нет. Я числился без вести пропавшим. Мама думала, что я давно умер. Когда меня привезли домой, она упала в обморок. Когда родные спрашивали обо мне у силовиков, те отвечали, что меня давно убили и похоронили, не интересуйтесь.
— Вы решили уехать из Чечни из-за угрозы нового похищения?
— Меня предупредил человек, работавший в ОМОНе, что меня могут убить как свидетеля. Я хотел сделать загранпаспорт, но в инстанциях отказали. Я уехал в Москву. Оказалось, что за мной следили и запугивали моих родных, когда я скрылся.
Потом мне удалось оформить загранпаспорт, заплатив 1300 долларов, и я уехал в Польшу. Там у меня интересовались, где ты купил паспорт? Оказывается, он был без подписи. На паспорте жены была подпись, а на моем нет. Впоследствии этот паспорт подтвердил мою версию причины бегства из России. Я в Польше его выкинул.
— Впоследствии вы стали свидетелем по делу о похищении Умарпашаева, как это вышло?
— В Польше со мной связался Умарпашаев. Его родные приезжали к моим родственникам в Чечню, просили, чтобы я дал показания по его делу, но я отказывался. В 2011 году "Комитет против пыток" обратился ко мне. Объяснили, что мои показания помогут посадить преступников. После первых же моих свидетельств к моим родственникам в Чечне снова пришли силовики, и опять начались неприятности. В Польше тоже ко мне пришли кадыровцы, начали угрожать.
В 2012 году я перебрался во Францию и попросил там убежища. Местные власти разрешили организовать дачу моих показаний. Я встретился с [главой "Комитета против пыток"] Игорем Каляпиным в Париже, пришла также представитель организации "Гражданское содействие" Елена Буртина, главный следователь по особо важным делам по Северному Кавказу Игорь Соболь, переводчики и французский комиссар. Дело происходило в городе Нант. Мне показывали фото тех, кто меня пытал, я рассказывал все, что знаю.
После этих показаний мне снова начали звонить и угрожать. Один из пытавших меня звонил с угрозами, потом он прислал человека, который требовал от меня опровергнуть сказанное.
— Что с вами потом произошло во Франции? Почему вам не дали убежище?
— В 2015 году, после первых терактов во Франции (Гадаев имеет в виду теракт в редакции Charlie Hebdo и ноябрьские взрывы в Париже), ко мне пришли люди в масках и сказали, что считают меня радикалом. Они обыскали весь мой дом. Обвиняли, что я езжу в Лилль. Я сказал, что никогда туда не ездил, и заявил, что я езжу в Бельгию, а не в Лилль. Показал им фото женщины с двумя детьми, сказал, что езжу к бывшей жене.
Несколько раз мне предъявляли, что я был якобы в Чечне революционером и из-за этого приехал во Францию. "Революцией" они называли мое участие в боевых действиях в Чечне против российских федералов, хотя Европейским судом уже признано, что это была не революция, а война за независимость.
— Осенью 2020 года вы снова были задержаны во Франции, почему?
– В январе 2019 года французские власти отказали мне в политическом убежище из-за того, что у меня перед этим был статус беженца в Польше. Меня хотели депортировать в Россию. Спустя несколько дней мой польский статус был аннулирован. Полтора года я ждал пересмотра прошения, хотя по закону предусмотрено полтора месяца.
Я выиграл суд дважды, судьи постановили, что в Россию депортировать меня незаконно. Но миграционные власти не сдавались, обжаловали решение. А после обезглавливания учителя (осенью 2020-го чеченский подросток Абдуллах Анзоров обезглавил французского учителя Самюэля Пати) меня посадили в тюрьму и объявили о скорой высылке в Россию. Основание – меня считают угрозой для Франции.
Мой адвокат обжаловал это в ЕСПЧ. Оттуда прислали вопросы, как меня можно отправлять в Россию, если есть запрещающие судебные решения. Тогда местный префект вынес новое решение депортировать меня в Польшу. Я заново обжаловал. 8 декабря 2020 года состоялся суд, он посчитал, что решение префекта верно. Потом адвокат обжаловал это в главном суде по беженцам. Суд принял мою сторону.
Я вышел, каждый день ходил отмечаться в миграционную полицию. Я знал, что есть много примеров, когда арестовывали или отправляли на депортацию человека, пришедшего отмечаться. Но у меня было несколько решений судов, что меня нельзя отправлять в Россию. По закону меня не могут депортировать. Но, как говорит адвокат, они могут сделать это и вне закона.
Недавно из Германии выслали чеченца Асламбека Саралиева, которого в Чечне пытали дубинкой. Со мной в депортационной тюрьме сидел Лези Арцуев и Магомед Джабраилов. Магомеда депортировали, а Арцуев вышел, отмечался пару дней назад, и его задержали. На следующее утро его посадили в самолет и выслали в Россию. Я решил, что буду сопротивляться, если меня будут насильно выдворять. Лучше я посижу во французской тюрьме, чем меня будут унижать и убивать, заставлять давать показания против моих друзей.
– Вы действительно думаете, что в Чечне вам грозят пытки и, возможно, даже смерть?
– Кадыровцы будут наказывать за каждое мое слово, за каждый пост в фейсбуке. Скажут: "Просили, чтобы ты вернулся, ты думал, что Европа тебя защитит?" Нет, лучше тут умереть, чем вернуться в Россию. Думаю, меня бы давно насильно выслали, если бы мое дело не получило огласку.
Всех, кого французские власти депортируют, в России встречает ФСБ, допрашивают, звонят его родственникам, говорят: "Купите билет, мы его отправляем в Чечню". В Чечне их встречает полиция, кого-то выпускает, кого-то нет. Может выписать официальный документ, что человека освободили. А потом ночью или утром забирают, и человек без вести пропадает. Таким образом спецслужбы снимают с себя ответственность и передают беженцев в Чечню. Ссылаются потом на чеченские власти, мол, они виноваты, это у них беспорядок, они у себя и убили.
Полностью интервью опубликовано на сайте Кавказ.Реалии
