Режиссеры Евгения и Максим Арбугаевы в течение трех месяцев жили в хижине на отдаленном побережье Северного Ледовитого океана в компании морского биолога Максима Чакилева. Ученый более 10 лет занимается исследованием тихоокеанских моржей на мысе Сердце-Камень в Чукотском море.

Их фильм "Выход"– отчет о последствиях глобального потепления в Арктике и в то же время дань упорной самоотверженности людей, которые работают на этих холодных землях. Картина участвовала в конкурсе короткометражного кино на фестивале в Берлине в 2022 году, а в 2023 получила номинацию на "Оскар".

Евгения и Максим родились в городе Тикси, расположенном на берегу моря Лаптевых в Республике Якутия в России. Евгения – известный документальный фотограф. В 2015 году она получила награду ICP Infinity Award, а также Leica Oskar Barnack Awards в 2013. Ее работы публиковались в международных журналах, таких как The New Yorker, Le Mode и National Geographic.

Ее брат Максим – режиссер, выпускник ВГИКа. Совместно с швейцарским продюсером и режиссером Кристианом Фраем он снял документальный фильм "Генезис 2.0", который стал победителем фестиваля Sundance в 2018 году.

"Выход" — первая совместная работа брата и сестры.

Мы поговорили с Евгенией о работе над фильмом, жизни в Арктике и проблемах экологии.

— Вы – известный документальный фотограф и давно снимаете про Арктику. Почему кино?

— Я живу в Лондоне, но каждый год возвращаюсь домой. И на протяжении десяти лет как фотограф снимаю российскую Арктику. Мне сложно жить без тундры. В 2018 году я начала делать историю на Чукотке в поселке Энурмино. И история началась с охотников на китов и моржей. Потому что до сих пор у чукчей мясо этих животных – главный компонент диеты.

Два года мы с Максимом ездили и фотографировали. И в один прекрасный день мы с охотниками остановились на лодке и увидели черный пляж, полный костей с маленькой избушкой по центру. Нам охотники сказали, что сюда выходят десятки тысяч моржей и в этот домик каждый год приезжает биолог, чтобы изучать животных. Мы вернулись на следующий год, я познакомилась с ученым и сделала фотографии. Но когда вернулась домой, поняла, что фотографий недостаточно. Это такая важная история. И когда закончилась пандемия, мы с Максимом решили поехать и попробовать снять фильм.

— Вы снимали вдвоем? Вам кто-то помогал в финансировании проекта?

— Мы собрались и поехали вдвоем, мы делали все своими силами. Нам никто не помогал. Это было хорошо, потому что это мой первый опыт в кино. Такое свободное падение.

—​ Как распределялись роли между вами и братом?

— Мы с ним работаем вместе очень давно, помогали друг другу в наших проектах. Мы очень близки как брат и сестра, у нас очень интуитивная связь. Но в первую очередь Максим прекрасный оператор, и основная операторская работа была на нем. Хотя я тоже снимала. А все остальное (режиссура, продюсирование) мы делали абсолютно равноправно.

—​ Вы сразу задумывали короткий метр?

— Нет, так как это мой первый опыт, у нас не было вообще понимания, что из этого получится в итоге. Для меня изначально было важно рассказать эту историю. Потому что, сколько я ни путешествовала и ни освещала проблему изменения климата, я никогда не встречала историю, которая показывает эту тему так точно, так драматично и в такой короткий промежуток времени.

Мы снимали 3,5 месяца. Можно было сделать полный метр. Но мы подумали, что так как тема огромная, то можно сыграть на контрасте и сделать о ней небольшой фильм.

—​ Вы были в отрыве от цивилизации, в экстремально холодном климате. Какие были главные технические сложности?

— Мы из Якутии. Я думаю, это все объясняет. Мы снимали с конца лета по октябрь, так что было не так холодно. К концу съемок доходило максимум до минус пяти. Сложности были в том, что три с половиной месяца мы находились в этой хижине. У нас были двухъярусные нары за печкой и минимальное пространство. Было тесно.

Там нет электричества. Мы использовали генератор. Но когда вокруг было много моржей, мы старались его не использовать, потому что звук и запах бензина их пугал. Поэтому мы должны были продумывать, как заряжать батарейки. Это было достаточно сложно. Для нас было важно минимально воздействовать на животных.

—​ Вы пришли в эту тему через охоту? И при этом показываете большое количество моржей, которые умирают не от охотников.

— То, что происходит на лежбище, – давка. Это из-за того, что их много. Чукчи не охотятся на лежбищах. Потому что знают, что моржей легко напугать и они могут задавить других. Чукчи охотятся на моржей только в воде, для них это честная охота. Потому что животное в своей стихии. Для них это важная культурная традиция, они занимались ей испокон веков. Они сохраняют ритуалы.

Например, когда они убивают моржа, они внутренне просят прощение у него и у моря. Также есть международные квоты, которые даются раз в два года всем жителям Арктики, где решается, сколько китов и моржей, в зависимости от популяции животных, можно убить. Охота имеет самый минимальный эффект на численность моржей.

—​ Что происходит с телами мертвых моржей, которые погибают из-за давки?

— Там очень много медведей, бурых и белых, птицы. Они едят их. Но, конечно, там слишком их много, поэтому многие просто загнивают на берегу.

Мы говорим не только о проблеме моржей, а о проблеме глобального потепления, и в том числе человеческого вмешательства, влияния на климат на нашей планете. То, что мы видим сейчас с моржами, происходит с очень многими животными и людьми. Моржи пока не на грани исчезновения, но можно предположить, какое будущее их ожидает. Поэтому я думаю, что это будет достаточно наивно думать, что эту проблему можно решить локально. Все взаимосвязано.

Мы говорим об общем здоровье на нашей планете. Это можно решать только на государственном уровне, на уровне корпораций которые ответственны за карбоновые выбросы. Люди говорят, что эту проблему можно решить локально. Я так не думаю. Это очень большая глобальная проблема. И мы с Максимом хотели нашим фильмом показать, что уже происходит с нашей планетой, мы не хотели давать никаких рекомендаций и советов. Просто открыть глаза. Мы должны жить с этим. Но, конечно, это должно решаться на глобальном уровне.