Владимир Рослик родился и вырос в уругвайском поселке, куда его предки эмигрировали из Российской империи в самом начале ХХ века. Получил медицинское образование в Москве и вернулся в Сан-Хавьер лечить детей и взрослых. В 43 года Рослик скончался от пыток на военной базе: диктатура объявила его агентом КГБ. Вдова доктора больше 30 лет добивается расследования, а подозреваемые в убийстве врача до сих пор на свободе: занимают государственные должности в Уругвае и участвуют в политике
В пяти часах езды от Монтевидео на границе Уругвая с Аргентиной находится поселок Сан-Хавьер с населением чуть меньше двух тысяч человек. Большинство из них – потомки русских эмигрантов. Сан-Хавьер в 1913 году основали 300 семей из секты "Новый Израиль". В Уругвай они переселились вместе со своим "Папой", крестьянином Воронежской губернии Василием Лубковым. Он руководил сектой с 1895 года. "Новый Израиль" в основном действовал на юге Российской империи и, как считается, в лучшие свои годы имел порядка ста тысяч последователей. Лубков объявил себя "живым богом", новым воплощением Иисуса Христа. Он отменил крестное знамение, иконы, посты, аннулировал заключенные в РПЦ браки, запретил пить и курить. Как и все секты, "Новый Израиль" в Российской империи был вне закона и преследовался властями. Изначально Лубков планировал переселиться вместе с последователями в США или Канаду, но в итоге выбор пал на Уругвай. Эта латиноамериканская страна в тот момент активно заселялась выходцами из Европы. Правительство в Монтевидео было заинтересовано в появлении колоний на неосвоенных землях. Ставку делали на развитие сельского хозяйства.
В начале 1920-х уругвайские газеты много писали про Сан-Хавьер и его "султана". "Лубков уже устал от женщины, совсем недавно бывшей его фавориткой, и присматривается к новой жертве – девочке, которой нет и 15 лет. Ее зовут Татьяна Сафронова. И если она еще не побывала во власти Лубкова, то это случится совсем скоро", – сообщала La Democracia 3 сентября 1921 года. Последователи "Папы" считали, что с каждой новой партнершей их лидер поднимается на новый духовный уровень. Так же поступали и рядовые обитатели колонии. Как сообщали журналисты, в Сан-Хавьере почти не заключали официальные браки, практиковали полигамию и часто не регистрировали детей. Пресса с удовольствием смаковала детали "русской жизни", однако не они привлекли внимание властей в Монтевидео.
"Живой бог" был официальным управляющим колонией. Оформил на себя всю недвижимость, брал кредиты. Организовал хозяйство по принципу колхоза. Землю между колонистами не разделили. Все было как бы общим, а по факту – лубковским. Недовольных изгоняли. К 1925 году "Папа" привел Сан-Хавьер к полному банкротству. Долги выкупил Ипотечный банк, к которому и перешло управление поселком. Лубков, опасаясь уголовного преследования за финансовые махинации, с 50 семьями верных сторонников уехал в СССР. Многие из них, в том числе и сам лидер "Нового Израиля", были репрессированы во время сталинского террора. Василий Лубков умер в лагере в 1938 году. А Сан-Хавьер к 1940-м постепенно утратил свою сектантскую сущность и стал похож на обычный поселок в глухой уругвайской провинции.
О русской колонии страна снова заговорила в 1980-х. Во время последней диктатуры (1973-1985 годов) военные устроили в поселке охоту на коммунистов. Из-за своего русского происхождения десятки жителей Сан-Хавьера прошли через аресты и тюрьмы. Врача колонии Владимира Рослика военные объявили агентом КГБ и запытали до смерти.
"Обвинения были абсолютно абсурдными. В Сан-Хавьере людей с левыми взглядами, а тем более коммунистов, были единицы. Мой муж не имел к ним никакого отношения. В поселке всю жизнь голосовали за традиционные партии консервативного толка. Военные выбирали жертв по этническому принципу. Арестовывали только тех, у кого были русские фамилии. С обычными испанскими не трогали. Единственная вина Владимира состояла в том, что он получил диплом врача в Москве", – объясняет вдова погибшего в 1984 году врача Мария Завалкин.
Владимир Андрес Рослик Бичков был младшим ребенком в бедной многодетной семье из Сан-Хавьера. Стипендия на обучение в Университете дружбы народов им. Патриса Лумумбы стала для него единственным шансом получить высшее образование. Он мечтал стать врачом и искренне не понимал, на какой риск идет.
Сан-хавьерец уехал в столицу Советского Союза в 1962 году, и уже тогда попал под пристальное внимание уругвайских властей. В полицейских документах советский университет называли не иначе, как "известный центр коммунистической идеологии и подготовки к подпольной борьбе". По воспоминаниям однокурсников, Рослик много и прилежно учился, летом работал в колхозе. Два раза ездил в Сочи на море. В отличие от большинства латиноамериканцев в СССР, политикой не интересовался совершенно.
Сразу после получения диплома вернулся в родной Сан-Хавьер и начал работать врачом. В поселке его очень любили. Владимир часто лечил бесплатно и на своей машине возил сложных пациентов в больницу ближайшего крупного города – Пайсанду. "Летом 1974 года я проводил летние каникулы у дяди с тетей и сильно отравился сливой. Были в поле, меня рвало несколько часов подряд. Грязного и испуганного, меня привезли к Рослику. Была суббота, выходной, но он тут же принял. Никогда не забуду его улыбку, ту доброжелательность, с которой он лечил меня", – вспоминает Серхио Педернера Чернаев, которому тогда было 12 лет.
С Марией Завалкин Владимир познакомился в 1971 году. Ей едва исполнилось 18. Двумя годами позже в Уругвае установилась военная диктатура, но полторы тысячи обитателей Сан-Хавьера поначалу этого и не заметили. Как и раньше рыбачили, играли в карты, собирались на шашлыки и лепили вареники. В 1977 году Мария и Владимир поженились. Три года спустя аресты навсегда изменили жизнь поселка. По словам Завалкин, именно тогда люди перестали говорить по-русски, его больше не преподавали. Стали бояться и стыдиться своего происхождения. Холодная война была в разгаре. Соседи подозревали друг друга. Родственников и друзей арестованных старались избегать.
Когда Владимира Рослика задержали в апреле 1980-го, его жена Мария была в Монтевидео. Шел седьмой год военной диктатуры в Уругвае. Люди в форме атаковали поселок Сан-Хавьер как вражескую территорию. "Зеленые", как военных называли в народе, ходили по домам, обыскивали, грабили, избивали. Арестовали 25 человек. Выбирали по принципу: "русская фамилия – значит, коммунист и агент КГБ". Неважно, что ты и твои родители родились в Уругвае и даже никогда не выезжали за пределы родной провинции Рио-Негро. Неважно, если по-русски ты знаешь всего несколько фраз и политикой никогда не интересовался. На запястья – наручники, на головы – мешки. Перед тем как увезти арестованных на базу пехотного батальона № 9 Фрай-Бентос, "зеленые" разгромили дом культуры "Максим Горький", сожгли костюмы ансамбля народного танца "Калинка", весь сценический реквизит и книги на русском, испортили муралы, изображавшие кормящую мать и полевые работы. В семье Росликов арестовали четверых: Владимира, его старшего брата Мигеля и двоих племянников.
Мария Завалкин два месяца ездила в пехотный батальон № 9 Фрай-Бентос, но увидеть мужа ей не позволили. Только отдали его одежду. "Она была вся грязная и в пятнах крови. Никаких сомнений: его пытали", – рассказывает Мария. Арестованных сан-хавьерцев жестоко избивали, не давали ни есть, ни пить, не отпускали в туалет и не позволяли садиться. На третий день почти все из них бредили. Солиста "Калинки" специально били по ногам и орали в лицо: "Чертов гринго, ты больше не будешь танцевать эти ваши русские танцы!" О спину Владимира Рослика тушили бычки.
Спустя два месяца 14 человек отпустили, а 11 задержанных, включая всех Росликов, обвинили в том, что они якобы состояли в подпольной коммунистической ячейке. Изготовляли взрывчатку, а также самолетом и на подводной лодке по реке Уругвай (на ее берегу расположен Сан-Хавьер, максимальная глубина – 3,5 метра) переправляли советское оружие с территории Аргентины. Оружия не нашли, других доказательств вины Росликов в деле тоже не было. Еще им вменяли в вину то, что они якобы занимались пропагандой марксизма и готовили атаку на власти Уругвая. Владимира Рослика объявили агентом КГБ. Под пытками арестованные подписали признательные показания, после чего их отправили в тюрьму "Либертад" (libertad в переводе с испанского означает "свобода").
Через 15 месяцев после задержания, в 1981 году, Владимира Рослика выпустили из тюрьмы "Либертад". Пока он сидел, от диабета скоропостижно умерла его мама. "Меня часто спрашивают: "Почему мы тогда не уехали? Почему остались в Уругвае, в Сан-Хавьере?” Все просто. Владимир не мог бросить семью. Они нуждались в его помощи, а я не настаивала", – объясняет Мария Завалкин. После освобождения врач находился под постоянным присмотром, должен был отмечаться в полиции, не мог уехать из поселка без разрешения. Рослики вели скромную и тихую жизнь. Владимир любил рыбачить, ухаживал за садом, иногда играл в карты со знакомыми. Вот и все развлечения.
В 1983 году военные, которым не удалось с помощью референдума легализовать свой режим, начали переговоры о передаче власти политическим партиям. В ноябре у Рослика и Завалкин родился сын Валера, а в Монтевидео прошла самая большая в истории Уругвая манифестация за возвращение демократии – "Река свободы". В ней приняли участие порядка 400 тысяч человек (во всей стране на тот момент проживало меньше 3 миллионов). Двенадцать лет страха и репрессий уходили в прошлое. Владимира Рослика арестовали всего за семь месяцев до всеобщих выборов и меньше чем за год до конца диктатуры. Он стал ее последней жертвой.
Военный патруль пришел за доктором в ночь на 15 апреля 1984 года. Мария Завалкин попросила разрешить попрощаться. Она помогла Владимиру обуться и накинула на его плечи свитер. Обнять жену арестованный не мог: он был в наручниках. Военные рылись в детских вещах их четырехмесячного сына Валеры, якобы искали оружие. Супруги плакали. "Нет, только не это! Только не это снова!" – кричал не своим голосом Владимир сквозь слезы. Его увели.
Как и в 1980-м, врача пытали на базе пехотного батальона № 9 Фрай-Бентос. Обвинения предъявили те же: переправка советского оружия и участие в подпольной борьбе. Меньше чем через сутки после ареста Владимир Рослик скончался. Тело отвезли в ближайший городской морг. В документах указали ненасильственную смерть от сердечного приступа.
Рубашка в пятнах крови, голова замотана бинтами. Увидев мужа, вдова стала требовать повторного вскрытия. Чудом ей удалось добиться того, чтобы тело Владимира отвезли в кладбищенский морг города Пайсанду и там провели новое освидетельствование. В нем приняли участие шесть врачей, в том числе знакомый семьи – Хорхе Бурхель. Медики обнаружили множественные гематомы на теле Рослика, а также отбитую селезенку и разрыв печени, который привел к внутреннему кровотечению. В легких и в желудке была жидкость: скорее всего, врача пытали, опуская его голову в ведро с водой. Уругвайские военные называли это "субмариной".
Владимира Рослика похоронили 17 апреля 1984 года. На кладбище с маленьким Валерой на руках Мария Завалкин сказала: "Мы не можем больше так жить. Мы не можем продолжать молчать о том, что с нами происходит. Я клянусь памятью моего мужа, что не успокоюсь, пока не добьюсь правосудия". Вскоре она уехала из Сан-Хавьера и поселилась вместе с сыном в городе Пайсанду.
Вдова Рослика давала показания Национальной комиссии по правам человека и коллегии адвокатов, встречалась с послами Германии, США и с архиепископом Монтевидео. О деле убитого врача много писали газеты как в Уругвае, так и за границей. Опубликовано несколько книг, а в 2017 году вышел документальный фильм "Рослик и поселок подозрительно русских лиц". В Сан-Хавьере и в Монтевидео есть площади имени убитого военными медика. Однако и сейчас, 36 лет спустя, убийцы Владимира Рослика на свободе. В 1986 году в Уругвае приняли закон, запретивший расследовать преступления диктатуры. Он был одним из условий, при котором военные отошли от власти. Закон аннулировали лишь в 2011 году. Тогда у родственников убитых (официально жертвами числятся 465 человек) появилась надежда на правосудие. В 2018 году в Уругвае учредили прокуратуру по расследованию преступлений против человечности. Именно она, а также правозащитный Наблюдательный центр имени Лус Ибарбуру (Observatorio Luz Ibarburu) сейчас добиваются в Верховном суде, чтобы дело Владимира Рослика было разархивировано и расследовано.
Имена и фамилии военных, которые могли быть причастны к смерти Владимира Рослика, много раз называли в прессе. Эти люди не только на свободе: некоторые из них занимают высокие посты. Например, капитан Даниэль Кастеща, который руководил задержанием врача, дослужился до генерала и сейчас возглавляет Верховный военный суд Уругвая. Вину майора Серхио Эктора Каубаррере Баррона в убийстве врача признали сами "зеленые". Он провел за решеткой всего четыре месяца и восемнадцать дней, после чего был освобожден, продолжил службу и в 1998 году вышел в отставку в чине полковника. Еще один возможный соучастник, Альберто Лоитей, занялся политикой и сейчас собирается возглавить департамент Сориано на западе страны. Он баллотируется от ультраправой партии "Открытое кабильдо", которая несколько месяцев назад предложила парламенту восстановить действие закона 1986 года и снова запретить расследовать преступления военный диктатуры ради "окончательного умиротворения" страны.
Мария Завалкин знает по-русски совсем немного, поэтому просит перевести ей на испанский официальный комментарий о деле ее мужа, который по запросу Настоящего Времени дало посольство России в Уругвае. "Владимир Рослик всегда был у нас в поле зрения, со времен Советского Союза и обучения в нашей стране... На протяжении всех этих лет мы поддерживаем тесную связь с вдовой Владимира Рослика – Марией Сабалкин и его дочерью – Леной Рослик, всегда готовы помочь, откликаемся на все обращения. Посольство неизменно поддерживает частные и общественные инициативы, направленные на сохранение памяти о В. Рослике", – говорится в заявлении посольства. Мария Завалкин слушает с удивлением. У ее мужа был только один ребенок – сын Валера.
"Знаешь, я полжизни веду две битвы: за справедливость с уругвайской cудебной системой и с местной Коммунистической партией, которая присвоила себе имя моего мужа и посмертно превратила в своего активиста. Все ложь. Он никогда им не был. Ни разу не слышала, чтобы Владимир говорил о политике и поддерживал коммунизм. Что касается России и посольства – меня это всегда расстраивало и удивляло. Наверное, я ждала чего-то другого. Но за 36 лет они к делу Владимира не проявили ни малейшего интереса и никакой помощи даже в самое тяжелое время, уже после конца диктатуры, мне не предлагали. Лишь однажды, несколько лет назад, Пенсионный фонд России помог дому престарелых Valodia в Сан-Хавьере, за что я благодарна. И сейчас РУДН, кажется, делает какой-то проект в память о Володе".