Белорусскому журналисту и медиаменеджеру Андрею Александрову, бывшему замглавреда агентства БелаПАН, предъявили обвинение в госизмене (часть 1 статьи 356 УК), по этой статье ему грозит от 7 до 15 лет лишения свободы. В чем именно состоит обвинение, неизвестно.
Александров и его девушка Ирина Злобина были задержаны в январе 2021 года, тогда против него завели уголовное дело по части 1 и 2 статьи 342 УК ("Обучение или иная подготовка лиц для участия в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок, а равно финансирование и иное обеспечение такой деятельности").
По версии МВД Беларуси, Александров и Злобина с августа 2020 года занимались финансированием лиц, принимавших участие в протестах в Минске, в том числе оплачивая штрафы и возмещая средства на содержание в ЦИП и ИВС. В МВД сообщали, что Александрову предложение заняться подобной деятельностью поступило от фонда солидарности BY_help, который занимается сбором помощи пострадавшим от действий властей в Беларуси после протестов.
Алексей Леончик, сооснователь фонда BY_help, рассказал Настоящему Времени, почему сейчас могла появиться статья о госизмене и чем занимался фонд в последние годы.
— У вас, возможно, есть связь с Андреем Александровым? Или, может быть, вы пишете ему письма?
— Нет, связи с Андреем нет. Письма я, конечно, пишу. И вообще никто в нашем окружении абсолютно не представляет даже близко, почему внезапно появилось такое обвинение.
— Вы не связываете с тем, что превентивное задержание и удержание под стражей заканчивалось в середине июля – и вдруг придумали новое обвинение для того, чтобы не выпускать Александрова?
— Это рациональное объяснение тому, что по той статье, по которой он сейчас задержан, срок заканчивается, и выдумали более тяжелую статью, по которой можно, по закону, не выпускать дольше. Но меня в этой теории смущает фраза: "По закону". Потому что в нашей стране уже давно все не по закону, и они садят людей за то, чтобы они все отплатили штрафы – ну так можно и держать больше шести месяцев, хотя закон этого не предусматривает. Не понимаю такую щепетильность, если честно, со стороны так называемых правоохранительных органов. Это просто какой-то бред, если честно.
— То есть вообще нет никакого понимания, что власти Беларуси имеют в виду под государственной изменой и выдвигают такие обвинения Александрову?
— Вообще нет никакого понимания. Мы не понимаем, почему появилась такая статья, мы не понимаем, почему это произошло в этот момент. Но мы стараемся найти рациональное объяснение. Как раз несколько дней назад мы сидели и думали, что да, вот эта теория, что 12 июля истекает полгода и нужно было срочно найти другую статью, чтобы продлить этот срок. Но, опять же, в стране давно не действуют никакие законы. И тут внезапная появившаяся щепетильность относительно шести месяцев по этой статье, что обязательно его надо выпустить, если не найдут другую статью, – не знаю, возможно, действительно вы правы, и, возможно, в этом сработала какая-то бюрократия.
У меня нет связи, я не могу этого объяснить. Но я могу сказать, что в нашем понимании то, что делал Александров – он помогал с выплатами штрафов, как уже было сказано, и все остальные его проекты, – это близко не тянет ни на какую измену. Я даже сейчас удивляюсь, что мне приходится проговаривать эти слова, потому что они не укладываются ни в какие логические рамки.
— Я читал некоторые комментарии по поводу этого обвинения. Есть предположение, что по статье о грубом нарушении общественного порядка доказательств не нашли, а в Беларуси любого можно обвинить в государственной измене, поэтому здесь и будет подобное обвинение. Как вы считаете?
— Действительно в государственной измене можно обвинить кого угодно – это доказал еще Советский Союз, это доказали еще в 30-е годы. Можно напечатать абсолютно полного бреда на 10 страниц, и на основе этого так называемый суд вынесет так называемый приговор, по которому человек отправится сидеть. То есть мы понимаем, что это не проблема, на пути белорусских властей абсолютно ничего не стоит, громоздят все более и более тяжелые статьи, все более и более странные формулировки. В Беларуси любого человека, который там живет, можно обвинить в том, что он изменил государству или передал секреты, потому что большая часть белорусов была за границей, большая часть белорусов прекрасно представляет, что такое Польша. При большом желании можно сказать, что этот человек – Вася, Петя и так далее – передавал какой-то иностранной организации – польской, литовской – государственные секреты, и поэтому давайте его обвиним в государственной измене. Потому что определение государственных секретов в Беларуси можно растянуть как угодно. Мы идем сейчас по советскому сценарию, к сожалению, мы идем сейчас по 1937 году.
— Я так понимаю, что Андрей Александров активно помогал оплачивать штрафы, а деньги для этих целей предоставлял фонд BY_help. Вы понимаете, что, с точки зрения властей, в этом было незаконно?
— С точки зрения властей, незаконно в том, что Александров помогал мне оплачивать штрафы, было то, мы помогали людям… Давайте скажем так. Эти штрафы не решали бюджетные проблемы. Нас иногда обвиняли в том, что мы платим штрафы и мы решаем тем самым проблемы бюджета. Нет. Даже эти четыре миллиона, которые мы ввезли в страну, они и близко не сравнимы с бюджетом какого-то силового органа.
Мы давали людям надежду, мы давали людям понимание того, что если им выпишут штраф в два раза больше средней зарплаты или, как это случилось после Марша пенсионеров, по-моему, в январе, или в феврале, или в декабре – на стыке 2020 и 2021 годов, – когда забрали этих бабушек и дедушек и дали каждому штраф в три-четыре раза больше их средней пенсии, то в таком случае, естественно, это просто разорит человека. Это придут приставы и все вынесут – хотя бы на вот этом уровне. У нас работает система экзекуции таких вещей просто идеально.
В ноябре это просто была какая-то охота за теми людьми, которые не заплатили штрафы. А штрафы, кстати, тогда еще были сравнимы с зарплатами – сейчас они уже не сравнимы с зарплатами, сейчас они уже в три-четыре раза больше. Тот факт, что они могут понимать, что есть фонд, есть организация, которая поможет им с этой выплатой и сэкономит им огромное количество нервов от того, что им придется общаться с исполнительным производством, нервов от ощущения, что их кинули после всего этого. Мы в принципе давали людям надежду, мы ввозили эти деньги, и мы говорили, что если что – мы за вас эти деньги заплатим, не волнуйтесь, мы вас не бросим. То есть это был единственный месседж BY_help, он и остается единственным месседжем: "Мы вас не бросим", – здесь больше никаких подтекстов читать не надо.
Плюс сам факт самой организации – это огромная компания, по белорусским меркам. BY_help был создан в 2017 году, тогда мы собрали 50 тысяч долларов – это была гигантская сумма на тот момент. В этот момент, когда мы 12 или 13 августа объявили, что мы будем выплачивать деньги тем, кто пострадал от рук силовиков, то есть кого пытали, кого избили и так далее, сумма нашего фандрайзера [варьировалась] от 200 тысяч до двух миллионов в течение полутора дней. И для властей это был просто сигнал о солидарности. Мне кажется, что BY_help и BYSOL – это два фонда, которые своими размерами демонстрируют, что солидарность в Беларуси перешла на качественно новый уровень. Это второе.
И третье – BY_help и BYSOL очень эффективные в передаче денег. То есть у нас разные подходы, но мы всегда это оплачиваем. В BY_help пришло 17 тысяч заявок, мы из них оплатили больше 10 тысяч, остальные находятся в процессе. Для властей это такой [удар], то есть считать, что они все контролируют, и при этом за их спинами кто-то свободно платит тысячам, а то и десяткам тысяч людей.
— Вы сказали: "Мы до сих пор даем надежду". Сейчас помощь от BY_help возможна в Беларуси?
— Да, конечно. Мы никогда не прекращали, BY_help продолжает работать, принимать заявки, делать выплаты. Заявок от самих получателей стало меньше, потому что стало меньше акций. Мне кажется, это такое затишье перед бурей. Но сами заявки продолжают поступать с регулярностью, их количество стабилизировалось. И денежный пул у нас остался, мы продолжаем эти выплаты, мы сократили время выплат с наших рекордно длинных когда-то осенью, когда было очень много [заявок], меньше чем до месяца. Мы продолжаем работать, пока у нас есть потребность.
