История благотворительного проекта, созданного в Ирландии и подхваченного другими странами Европы и США. Участие в нем изменило жизни тысяч белорусских детей, и в том числе – маленькой Светланы Тихановской
"Меня беспокоит то, что Чернобыль часто относят к истории, люди думают: "Это было 35 лет назад, теперь не о чем беспокоиться, это больше не угроза". Но нет ничего более далекого от истины. Чернобыль – в ДНК всего живого, во флоре и фауне. Это прошлое, настоящее и будущее, катастрофа планетарных масштабов, которая все еще разворачивается", – говорит Эди Роуч.
Тридцать лет назад она основала в Ирландии один из самых крупных фондов помощи детям, пострадавшим от аварии на Чернобыльской АЭС. Вслед за ним подобные организации появились и в других странах Европы, а также в США. Благодаря таким фондам не менее 500 тысяч белорусских детей с загрязненных территорий смогли по несколько лет подряд проводить каникулы за границей: дышать чистым воздухом, есть вкусную и не зараженную радионуклидами еду, увидеть море, познакомиться с другой культурой, выучить иностранные языки.
Настоящее Время рассказывает, как работали фонды помощи, что больше всего впечатляло "чернобыльских" детей за границей и о чем вспоминает Светлана Тихановская, которая побывала в тех поездках как подросток с зараженной территории и как переводчица.
Катя Яриванович из Гомеля поехала в Италию благодаря фонду ANSFA di Pulsano. "Это были такие месяцы – очень яркие в детской жизни, очень счастливые", – вспоминает она. 1997 год, ей восемь лет, а впереди еще семь поездок к солнцу и морю.
Девочка попала в город Таранто (регион Апулия) к Умберто и Нине, известной и уважаемой семье кондитеров, и потом ездила к ним до 2004 года. На месяц, на два, иногда – на целое лето.
Никакой обязательной программы для белорусских детей в этих поездках не было. "Только один раз, наверное, в четвертую или пятую поездку, нас всех детей группой собрали, – проверяли щитовидку. Все организованно было", – вспоминает девушка. В основном семьи, в которые попадали дети, продолжали жить своей жизнью. Катя рассказывает, что обычно Умберто ранним утром уходил в кондитерскую, а они с Ниной завтракали и шли на море, там проводили полдня. Возвращались, Нина готовила обед, Катя ей помогала. Возвращался Умберто, все обедали, после этого – 2,5-3 часа отдыха. Так принято в Италии, особенно на юге: в обед все закрывается, люди отдыхают.
"Я никогда не спала днем, сидела на летней кухне и смотрела телевизор. У них были детские телеканалы, чего у нас не было. Я помню, первый раз в жизни была просто в восторге. Целый канал с мультиками, реклама каких-то игрушек, Барби, ничего себе!" – рассказывает Катя. "Было много фруктов, и экзотические, которых у нас не было и сейчас редко встретишь, – инжир свежий, это помимо арбуза, персиков, бананов. Я ела фрукты и смотрела телевизор".
Во второй половине дня Катя с принимавшей ее семьей часто ездили в ближайшие городки. Однажды группу белорусских детей возили в Рим на встречу с папой римским. "Он приветствовал все группы в начале своей речи, а белорусских детей приветствовал отдельно, сказал: "Saluto, bambini della Bielorussia".
По вечерам, когда кондитерская закрывалась, Катя, Нина и Убмерто ходили на ужины в пиццерии, рестораны, встречались с друзьями семьи. Со временем у Кати появились и подружки.
"Довольно насыщенные были дни. У меня от летнего пребывания в Италии такие яркие впечатления были, мне кажется, что июль, который был у нас, я не помню. В Италии настолько было все ярко, что [воспоминания] просто перекрывало", – вспоминает девушка.
Итальянского Катя не знала. В первую поездку родители дали с собой словарик, но сложностей в общении не было, и уже к концу первого месяца она спокойно говорила простые фразы. "Иногда я была уверена в том, что понимаю. Помню, в первый раз я туда приехала в августе, а у меня день рождения в конце июля, и эта семья решила его отметить. Так как у них своя кондитерская, Умберто испек для меня торт. Накануне мы ехали на машине, он был за рулем и спрашивает [по-итальянски]: "Катя, как перевести на русский с итальянского "Buon Compleanno, Katerina"? [С днем рождения, Катерина]. Я не знала, что это значит, но, думаю, раз он меня спрашивает, когда мы едем по дороге, значит, это будет: "Осторожно на дороге, Катя". И попросил у меня написать это на бумажке". Потом эта надпись оказалась на праздничном торте. "Так я и общалась поначалу. Что-то жестами, что-то понимала со временем, что-то переводила на свой манер, думая, что так переводится".
Одно из ярких впечатлений Кати после первой поездки – мороженое. "У них в кондитерской стоял холодильник с мороженым, они его продавали. Дома в морозилке всегда лежало мороженое. И вот мы сидим дома, Нина звонит своему сыну и говорит: "Купи нам с Катей по мороженому". Я так удивилась: у вас есть дома мороженое, у вас есть на работе мороженое, а вы еще где-то покупаете мороженое! То есть не просто захотелось мороженое – и съел, какое есть, а захотел какое-то другое. Это сейчас у нас ты можешь выбирать, но тогда не было такого. Такие впечатления связаны и с едой, игрушками, одеждой".
Катя вспоминает, что сначала исправляла своих итальянцев, их родственников или друзей, когда они говорили, что она из России: "Я говорила, что я из Беларуси, объясняла, где это". Позже она перестала это делать. Однажды Умберто спросил почему, и девочка ответила, что ей уже все равно. "Я уже тогда начала видеть разницу между уровнем жизни и думала: пусть лучше они думают, что я из России, что это в России люди живут так бедно, чем они так думают про Беларусь". Она вспоминает, что ее младшая сестра тоже ездила по чернобыльским программам в Италию, но в другой регион, на север. И когда там узнавали, что она из Беларуси, то думали, что это мир без цивилизации. "Например, показывали зеркало и спрашивали: "Знаешь, что это такое?"
Возвращаться домой было тяжело, адаптация длилась полторы-две недели, вспоминает Катя: не хватало солнца, фруктов, еда казалась не такой вкусной. И очень не хватало внимания и похвалы. "За месяц в Италии я быстро привыкла, что меня постоянно хвалили за всякие мелочи: что я доела, что я хорошо говорю по-итальянски, что я красивая, что у меня длинные волосы, что упал карандаш, а я его подняла. Каждый день я слышала: "Brava, Katia" ("Молодец, Катя"). У них принято постоянно хвалить детей, с искренним восхищением, за каждый шаг. И мне в Беларуси этого не хватало".
О том, чтобы остаться в Италии навсегда, Катя не думала. Оценивая сейчас эти поездки, девушка говорит, они дали ей как минимум спокойное отношение к другому, принятие непохожего: "Толерантное отношение ко всем проявлениям любви, гей – не гей, человек с одной ногой или с двумя, черного цвета или белого, когда человек выражает себя не так, как я. И понимание, что это нормально".
Почему дети ездили за границу, в те годы Катя не задумывалась. Она попала в Италию, потому что у отца есть удостоверение ликвидатора. Но ни осознания трагедии из-за аварии на ЧАЭС, ни страха радиации у нее тогда не было. Сегодня Катя говорит, что очень довольна своими поездками и рада, что получила такой опыт, – но лучше бы Чернобыля не случилось.
"Все равно рано или поздно появилась бы возможность куда-нибудь съездить, другая возможность. Поэтому я была бы готова отказаться от этих поездок, но лучше бы не было Чернобыля".
На страницах газеты Nuovo Dialogo (№ 27 от 1997 года, фото обложки выше) итальянка Тоня Липполис (Tonia Lippolis), принимающая ребенка из Беларуси в семью третий год подряд, рассказывает, как в 1994 году планировала пригласить погостить ребенка на месяц. Обсудив вопрос с мужем, они решили, что пока не готовы, к тому же их собственные дети, 10 и 14 лет, были против. В следующем году супруги стали ходить на тематические информационные встречи для принимающих семей. Среди тем этих мероприятий был белорусский язык, жестовая коммуникация – для того, чтобы облегчить общение с детьми на первых порах, там рассказывали, как создать комфортные условия и адаптировать детей младше 10 лет.
Наконец в семью Тони приехала Ирина. Дети поладили с маленькой белоруской. Женщина описывает, что Ира нуждалась во всем: ей нужны были и обувь, и купальник, и юбки, и майки. Их собственные дети увидели, что, несмотря на какие-то сложности в их жизни, есть люди, которые находятся в еще большей нужде. А ее пожилая мама, поделилась Тоня, перестала жаловаться на свою жизнь, хотя до этого часто любила поговорить о своем возрасте и болячках.
Итальянская семья часто созванивалась с родителями Иры, чтобы они убедились, что с девочкой все нормально. Тоня пишет, что это настоящее мужество – отправить своего ребенка к чужим людям, "опираясь только на доверие и веру в христианскую добродетель, и все это ради здоровья дочери, на котором отразилась чернобыльская катастрофа".
Газеты сохранила и перевела на русский язык Катя Яриванович.
Первый иностранный фонд помощи детям с загрязненных территорий появился в Ирландии в 1991 году. В январе Эди Роуч (Adi Roche), активистка и волонтер "Ирландской кампании по ядерному разоружению" (Irish Campaign for Nuclear Disarmament), получила факс со словами: "Сигнал SOS. Ради бога, помогите нам вывезти детей". Его отправили врачи Беларуси, Украины и России.
"Они рискнули разослать это факсимильное сообщение по всему миру, потому что больше не могли молчать. Они были готовы попасть в тюрьму, потерять работу, но в конце концов проявили храбрость и отвагу", – рассказывает Настоящему Времени Эди Роуч про начало своей большой истории. До этого она уже многое знала об аварии на Чернобыльской АЭС: с 1986 года Эди помогала ирландским семьям, информируя их о том, как можно обезопасить себя, если радиация вдруг попадет в их страну.
Вскоре после получения факса Эди Роуч прямо у себя дома открыла организацию Chernobyl Children International (CCI) и нашла семьи, готовые принять детей с загрязненной территории. Уже следующим летом в Ирландию приехала первая группа "чернобыльских" детей из 60 человек. С тех пор благодаря CCI более 25 тысяч детей из Беларуси, Украины и западной части России смогли попасть на оздоровление и лечение в Ирландию.
Сначала целью фонда было вывезти детей с загрязненной территории хоть на какое-то время, "чтобы они не спали, не ели, не дышали на зараженной земле", говорит Эди Роуч. Она отмечает, что и профессор Василий Нестеренко, с которым также сотрудничал CCI, смог доказать пользу и ценность перемещения детей в чистую, нерадиоактивную среду.
Но вскоре создатели программы и ее участники поняли, что знакомство с другой культурой, образом жизни не менее важно, особенно для детей из детских домов, говорит Эди. "Для каждого [ребенка, оставшегося без родителей], это возможность впервые в жизни почувствовать, что его любят, ценят, что он хороший человек. Он может получить лучшее образование. Может стать врачом, учителем, ученым – кем угодно, потому что видит, как устроен мир". Детей даже водили в ирландский парламент – просто посмотреть, как в этой стране принимаются решения. "Многие из наших детей были гостями президента Ирландии, и к ним относились с уважением, как к равным".
Есть у Эди Роуч и личная счастливая история. Однажды в приюте в Минске она увидела четырехмесячного ребенка, которому нужна была жизненно важная операция. Мальчик был болен, на левой стороне лица образовалась большая опухоль. "Было Рождество. Я всегда буду помнить тот день 25 лет назад. Я приехала в Ирландию с этим маленьким свертком с младенцем в руках – и его жизнь спасли в Дублине. Мы не ожидали, что он выживет, – но он выжил. Моя сестра и ее муж сказали мне: "Мы не можем отправить его обратно. Может быть, мы могли бы его усыновить?" – рассказывает Эди Настоящему Времени. В те годы между Ирландией и Беларусью не было соглашения об усыновлении, но она смогла добиться заключения такого соглашения. Сейчас Алексей, коренной белорус, подчеркивает Эди с гордостью, – ее племянник и крестник.
На вопрос, сложно ли было наладить отношения с властями постсоветских стран, Эди Роуч отвечает уклончиво: "Мы очень старались, чтобы все получилось. Я бы сказала, что у нас было много приключений, которые включали в себя множество сложностей и проблем". "Я имела честь встретиться с бывшим президентом Советского Союза Михаилом Горбачевым, когда он приезжал в Ирландию. Я спросила его о событиях 1986 года, и я всегда буду помнить, что он сказал: "Я слушал КГБ. Я, к сожалению, слушал власть имущих. С тех пор в моей жизни нет большего сожаления. Я вижу себя до и после Чернобыля. Я проведу остаток своей жизни, чувствуя вину за то, что было сделано в 1986 году", – пересказывает ответ Горбачева Эди Роуч в интервью Настоящему Времени.
Chernobyl Children International – до сих пор один из самых крупных фондов помощи детям, пострадавшим от аварии на Чернобыльской АЭС. За время своей деятельности фонд оказал помощь на более чем 100 млн евро. На оздоровлении в Ирландии побывали 26,5 тысячи детей с загрязненных территорий Беларуси и Украины. При участии CCI проведено 3,5 тысячи операций детям с опасными для жизни пороками сердца, вызванными ядерной катастрофой.
Фонд Эди Роуч способствовал созданию многих благотворительных организаций. Одна из них – Chernobyl Lifeline – также привозила на оздоровление в Ирландию белорусских детей. В 1996 году в составе группы приехала 14-летняя Светлана Тихановская, известная сейчас всему миру как лидер демократической оппозиции Беларуси.
Светлана родом из небольшого городка Микашевичи (Брестская область). Он оказался в числе населенных пунктов, пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС, и до сих пор относится к зоне проживания с периодическим радиационным контролем. "Я не знаю, почему я попала под эту программу. Наверное, потому что хорошо училась", – говорит Светлана в интервью Настоящему Времени.
"Нас все время в Беларуси, в родном городке, возили на проверки: приезжали какие-то выездные команды проверять щитовидку. Но тогда это не воспринималось такой глубокой болью. Чернобыль, радиация – все время это было на слуху, но глубину проблемы в таком возрасте не осознавали. Уже потом приходило осознание, что это. Сам тему изучал, появился интернет – и ты мог сам об этом больше знать. До этого все знания основывались на каких-то слухах, на разговорах родителей, которые, в свою очередь, тоже не особо много знали об этом. А тогда, знаете, как дети [это воспринимали]: радовались грязной зоне, потому что это возможность выехать за границу", – рассказывает Светлана Тихановская.
В Ирландию она приезжала трижды: первый раз – как ребенок, а позже – уже когда была студенткой, в качестве помощника переводчика и переводчика и оставалась там на все лето.
Ирландия для Светланы была первой заграницей. Все было очень необычно, вспоминает она. "Больше всего меня поразила какая-то интересная еда, которой у нас не было: чипсы, картошка фри, бургеры. Может быть, в столице Беларуси это уже и было, но так как мы особенно никуда не выезжали с родителями, для меня это было незнакомо. Кетчуп я там попробовала первый раз – не наш соус томатный, а именно кетчуп, – вспоминает Светлана. – Естественно, поразили сами люди: открытые, дружелюбные, улыбаются, говорят "спасибо", "пожалуйста". У нас было как-то хмуро, по крайней мере, в моем городке. А тут ты приезжаешь к чужим людям, а они к тебе как к родной относятся – море ласки, море любви. Всех деток пытались максимально развлечь".
Вспоминает она и походы к дантисту – очень многие дети из Беларуси приезжали с проблемными зубами. "Вы же знаете, как у нас тогда лечили зубы: чуть ли не к креслу привязывали, было больно и страшно. А там была заморозка, и в Ирландии я научилась не бояться дантиста. После Ирландии мне очень долго не понадобилась помощь дантиста в Беларуси".
Во время первой поездки 14-летняя Света жила в семье организатора программы Хенри Дина (Henry Deane) и потом продолжала общаться с ним и его родными. Через несколько лет он пригласил ее приехать в качестве сопровождающей.
"В мою задачу входило оформление документов, перелет, распределение по семьям. Это тоже брала на себя принимающая сторона, ты должен быть вовлечен. Вызывали сопровождающего, когда возникали какие-то проблемы. Если ребенку грустно, скучает по дому, звонят мне – и я приезжала либо по телефону с ребенком разговаривала. Сопровождение детей к тому же стоматологу, либо если нужна консультация врачей, то тебя как переводчика приглашали с детьми, – рассказывает Тихановская. – Но я не помню, чтобы каждый день были какие-то вызовы – нет. Все скоординированно, централизованно, и в конце каждого месяца ты группу детей везешь в аэропорт, сменный переводчик перевозит их – и прилетает новая группа детей. Вот так за три месяца – три группы детей. С последней группой я улетела сама".
Возможность остаться в Европе либо потом перебраться туда жить была, говорит Светлана, и многие ей пользовались, но она не смогла. "Я настолько была и сейчас привязана к родителям, к дому, к этим семейным узам, что мне казалось, [Ирландия] – это так далеко. Это сейчас границы немного расширились, ты получаешь шенгенскую визу и можешь путешествовать в любой момент и вернуться домой. А тогда был ряд сложностей, и на тот момент я выбрала семью, родителей, родину".
Тем не менее эти поездки оказали свое влияние: расширили кругозор и понимание того, что есть другие страны, где у людей другой образ мышления и отношение друг к другу. "У нас в Беларуси ценность семьи очень высокая – в Ирландии то же самое, но как-то все равно по-другому, – отмечает Светлана. – Конечно, в 14 лет ты не строил никаких планов, что у тебя в стране точно так же будет. Жил и жил – вернулся к родителям, счастлив. Но понимание того, что есть другие страны, с другим уровнем жизни, уже установилось".
Светлана Тихановская до сих пор на связи со своей "ирландской семьей". Они знают, что происходит в Беларуси, поддерживают ее, переживают. Недавно к этой семье приезжал министр иностранных дел Ирландии, и они все вместе пообщались со Светланой через Zoom прямо из того дома, где она когда-то жила.
В августе 2020 года ирландская пресса много писала о Тихановской. В многочисленных интервью принимавший ее в Ирландии Хенри Дин очень тепло отзывался о "Свете", отмечал ее хороший английский, ум, скромность и сострадание, сравнивал ее с Жанной д’Арк, "потому что она многим пожертвовала ради своей семьи и страны".
"Что такое Чернобыль, я не понимал тогда. Десятилетнему ребенку было не до этого. Я знал о Чернобыле только потому, что у отца была медаль ликвидатора. А так – ну был и был". Евгений Гончаров из деревни Романовичи, что в Гомельской области, по чернобыльской программе ездил в Германию, в город Гельзенкирхен. Первый раз – в 1997 году. Всего удалось съездить четыре раза.
"Ехали двое суток на автобусе. Тяжело было, маленькие дети, 10-летние. Телефонов не было, бутылка воды и поесть что-то. Помню, проезжали ночью Варшаву, очень красиво было", – вспоминает Женя свою первую поездку. Тогда он как будто попал в другой мир.
Мальчик оказался в семье, в которой было трое детей: его ровесник Томас, Питер, лет на пять младше, и старшая дочь Барбара. Жили они в двухэтажном коттедже, у каждого из родителей был свой автомобиль. Мать занималась домом, отец работал врачом.
Для белорусских детей постоянно организовывали экскурсии: в полицейский участок, в парки развлечений, аквапарки. "Семья меня возила на рыбалку, ездили на клубничные поля собирать ягоды – это когда платишь и собираешь в корзинку. Я тогда не знал, что там есть нельзя, можно только собирать. Помню, что мне за это сделали замечание".
"Возили в Кельн. Собор тот помню до сих пор, его высоту нескончаемую. Страшно было [рядом] стоять: он огромный, в небо, а ты стоишь и чувствуешь себя совсем маленьким".
Немецкий язык Женя не знал, взял с собой словарь, но, говорит, в отношениях было легко: "Мы понимали друг друга хорошо как-то. Если что, жесты помогали, что-то сложное искал в словаре и что-то додумывал уже логически".
"Семья относилась ко мне замечательно. Ну и мы поехали с подарками: везли корзинки плетеные, досточки резные, пиво белорусское, бутылку водки родители тоже дали, – рассказывает Женя. – Хотя все это было зря: когда я приехал в следующем году, увидел, что и пиво, и водка стояли в кладовке: моя немецкая семья оказалась непьющей". Домой он тоже приезжал не с пустыми руками: "Давали в деньгах какую-то сумму, магнитофон подарили, на то время – большой подарок. Кучу сладостей всегда, эти киндеры – то, чего у нас не было".
В эту же семью он ездил еще четыре раза. "Знаю, что потом взяли какую-то девочку. У них был четвертый ребенок, дочка, и она умерла маленькой. Когда я приезжал, спал на ее месте".
Несколько лет после поездок Евгений переписывался со своей немецкой семьей: писал на русском, а они переводили – и отвечали так же. "Потом связь оборвалась, и уже сейчас не могу их найти. Очень-очень жаль".
После этих поездок появилась привычка сравнивать, как здесь и как там, говорит Евгений. "Даже сейчас могу сказать, что у людей в Германии 20 лет назад качество жизни было лучше, чем тут сейчас. Я родился и вырос в деревне, ходил тут по улицам, ел конфеты – бросал на землю бумажки. После того как съездил в Германию, перестал разбрасывать бумажки и друзей заставлял подбирать".
Но уехать насовсем и остаться в Германии ему не хотелось: "Если бы мне сказали: "Оставайся" – то я бы согласился только в случае, если бы забрали тоже моих родителей, всех моих родных и друзей. А так, на постоянно – нет".
Не все истории были такими радужными. В Беларуси помнят как минимум два случая, когда дети, уехавшие на лето за границу, отказались возвращаться.
История Вики Мороз хорошо известна и в Беларуси, и в Италии. Воспитанница Вилейской школы-интерната, она несколько лет приезжала в гости к итальянцам Алессандро Джусто и Марие-Кьяра Борначин. В 2006 году "итальянские родители" отказалась возвращать 10-летнюю девочку в Беларусь: они утверждали, что в интернате она подвергалась "физическому и моральному насилию", и 20 дней прятали ее в монастыре на севере Италии. Полиция нашла Вику по видео, которое записали ее итальянские "бабушки". Девочку спецрейсом отправили домой и вскоре отдали в семью из города Жодино, где уже воспитывался старший брат Вики. (До этого брат и сестра не общались. Найти друг друга им помогли Викины "итальянские родители": они разыскали итальянскую пару, у которой гостил брат девочки.)
Алессандро Джусто и Мария-Кьяра Борначин рассказывали журналистам, что еще в 2005 году подали документы на удочерение Вики, они также были готовы усыновить ее брата Сашу, но никакого продвижения процесса не было.
В сентябре 2007 года в Генуе начался суд над супругами Джусто и Борначин, их пожилыми матерями, а также пастором и настоятелем монастыря. Разбирательство инициировало посольство Беларуси в Италии. В феврале 2009 года суд оправдал итальянскую пару, признав, что в их действиях нет состава преступления, так как они "действовали в обстоятельствах крайней необходимости". Но через год в ответ на апелляцию суд изменил приговор: супруги Джусто-Борначин, их матери и двое священников получили по восемь месяцев тюрьмы.
В апреле 2008 года в Италии показали художественный фильм "Во имя Марии", снятый по мотивам истории с Викой Мороз.
В 2014 году журналисты TUT.BY нашли уже совершеннолетнюю Вику: она училась в колледже на швею, жила в общежитии, а по выходным приезжала к своим опекунам в Жодино.
Девушка рассказала, что все это время продолжает общаться со своей "итальянской семьей", историю в Италии помнит плохо, но говорит, что там было намного лучше: "Там были родители".
В 2008 году история повторилась, но уже в США. Из города Петалума (штат Калифорния) отказалась возвращаться 16-летняя Татьяна Козыро из Борисова. Ее воспитывала бабушка – мать лишили родительских прав. И в 2002 году как сироту из зараженной зоны Таню отправили в США на оздоровление. С тех пор девочка каждый год приезжала в "свою" американскую семью. 2008-й должен был стать последним: программа была рассчитана на детей до 16 лет. Как позже рассказывала Татьяна, тогда ее "американская мама" спросила у нее, не хочет ли она остаться. Девочка позвонила бабушке, та испугалась: "Будет скандал". Но Таня решилась.
Скандал действительно начался. Белорусские власти требовали ее возвращения, американская семья наняла адвоката и подала документы в иммиграционную службу для продления гостевой визы, чтобы дождаться решения властей. Депортировать девочку было нельзя, так как бабушка согласилась, чтобы внучка осталась в Америке. Но через полгода, когда уже все было почти готово для легализации белорусской девочки в США, Таня Козыро заявила, что хочет домой. "Американцы, услышав мое решение вернуться, были в шоке. Они потратили на адвокатов почти все свои сбережения, привыкли ко мне, надеялись", – рассказывала Татьяна TUT.BY.
Со своей американской семьей Таня Козыро больше не виделась, но они продолжают общаться в интернете. Девушка отучилась на продавца, вышла замуж, родила дочку. Ее американцы помогают ей материально. В интервью изданию Onliner в 2018 году девушка призналась, что если бы можно было вернуть время назад, то она, скорее всего, осталась бы в США. "Наверное, решение уехать было очень эмоциональное. В тот момент я скучала больше по бабушке, чем по самой стране. Если бы ее сразу забрали туда, то и я свыклась бы. Возможно, все сложилось бы совершенно по-другому".
После случая с Татьяной Козыро программы по оздоровлению детей в США были на какое-то время приостановлены, а Александр Лукашенко подписал указ, согласно которому вывозить детей на оздоровление за границу стало возможным только в те страны, с которыми есть международные договоры и которые гарантируют, что дети вернутся на родину.
***
Пять лет назад создательница программы помощи детям с пострадавших от чернобыльской катастрофы территорий Эди Роуч говорила с трибуны специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Впервые женщина – не политик и не дипломат – выступала вместо целой страны: делегация Беларуси в знак благодарности уступила ей свое место. Эди предложила провозгласить 26 апреля Международным днем памяти о чернобыльской катастрофе, призвала помогать ликвидаторам и не забывать о пострадавших от аварии.
"Чернобыль – это не прошлое событие: это разворачивающаяся трагедия, Чернобыль навсегда", – сказала тогда Эди Роуч.
По официальным данным на апрель 2020 года, в Беларуси на загрязненных после аварии на Чернобыльской АЭС территориях проживают более 1 млн человек, в том числе 217 тысяч детей младше 18 лет.