Когда 84-летнюю бабушку Сергея из Томска госпитализировали с пневмонией, он попросил ее соседку по палате звонить и рассказывать, как дела. Соседка позвонила на следующий день и рассказала, что уход в больнице не очень: бабушке Сергея якобы не меняли повязки и плохо кормили.
Тогда 26-летний программист купил защитный костюм, изучил, как врачи и санитары попадают в больницу, проник в ковидное отделение и начал ухаживать за бабушкой сам. Три дня он кормил ее, менял повязки и подгузники, раздавал указания санитарным работникам и медсестрам, а когда оказался близок к разоблачению, сбежал из больницы.
Он собрал деньги, написал заявления в Следственный комитет и выложил снятые в больнице видео в интернет. Хотя Следственный комитет по Томску и начал проверку по его заявлению, Сергей все еще опасается, что его бабушке не помогут, а больница всех убедит, что все делала правильно.
Сергей рассказал Настоящему Времени, опасается ли он последствий из-за поднятого им скандала и как ему удалось целых три дня ходить незамеченным.
— Скажите, в каком состоянии сейчас ваша бабушка?
— Я не знаю, я дозвониться до медсанчасти не могу. Вчера жена сама дозвонилась туда. Температура у нее хорошая, всем якобы обеспечивают. И потом они сбросили, и дозвониться она больше не смогла. Оттуда позвонили и сказали, чтобы я приехал забрал бабушку и написал отказную.
— Отказную на госпитализацию?
— Отказную, что мы собираемся ее лечить дома.
— То есть бабушка продолжает болеть, а вам предлагают ее забрать домой?
— Да.
— После того как было опубликовано это видео в интернете и вы обратились в Следственный комитет, стали ли ухаживать за пациентами лучше или хуже, или все осталось так, как было? Может, что-то говорят соседи по палате?
— У них телефоны недоступны. Такое ощущение, что у них, может, телефоны забрали или просто попросили не разговаривать со мной. Я не знаю.
— То есть после того как вы покинули больницу, фактически со всеми пациентами, соседями по палате, нет никакой связи?
— Нет. Связь была, но со вторника я не могу ни до кого дозвониться.
— Расскажите весь процесс. Как вам в целом удалось пробраться в больницу? Это было настолько легко и просто?
— Да, это было легко и просто, потому что санитары в этих же костюмах выходят на улицу курить. Они выходят в соседнее здание, заходят в этих же бахилах. Магнитные кодовые замки там не работают. Где пытались корреспонденты с телевидения попасть в больницу, там дверь постоянно открыта – туда беспрепятственно можно попасть.
— На том видео вы прямо давали указания медсестрам: поставить жаропонижающее. Вас действительно принимали за врача и слушались?
— Да. У меня бабушка просто очень умный человек, у нее есть много энциклопедий. Я прочитал Советскую медицинскую энциклопедию – несколько тысяч страниц. Из-за того, что я ухаживаю за бабушкой, мне приходилось это все читать, узнавать особенности людей с такими заболеваниями. Поэтому мне не составила труда выучить эту филькину грамоту и быть понастойчивее. Я сам общался с докторами, они сами с пациентами так общаются. Я просто попытался скопировать поведение.
— У вас есть объяснение, почему такое плохое отношение врачей к пациентам? Они, возможно, устали, они перегружены, или просто халатное отношение? Возможно, врачи требовали денег за уход?
— Конечно, они могли устать. Я не могу за них сказать, потому что я там не работаю. Но судя по тому, что санитары в последней палате вообще спали, мне кажется, там не все устают. Самая большая проблема, "опухоль" на нашей второй медсанчасти – это Холопов. Он развалил четвертый роддом, у нас был скандал с моргом, где он тоже главным был. Он был в областном департаменте здравоохранения – там тоже, как я понял, у него были проблемы.
А против нашего губернатора я ничего плохого не имею, но, как выяснилось, Холопов – это губернаторский ставленник. Губернатор по приказу назначил его на одно место, потом уволил после скандала, потом назначил на другое место, потом опять уволил после скандала. И назначил его на вторую медсанчасть. Я понимаю, что они взаимосвязаны. И "опухоль" – это Холопов, потому что он разваливает больницу. Там петицию собирали работники. Я работникам добросовестным выражаю огромную благодарность.
— Вам удалось написать заявление в Следственный комитет в Москве. На какую реакцию вы рассчитываете?
— Я в прокуратуру написал заявление, в администрацию президента тоже написал заявление. Я планирую, что у нас наконец-то эту "раковую опухоль" нашей второй медсанчасти как-то реорганизуют, где к персоналу будет достойное отношение, где будет достойное отношение к пациентам этой больницы.
— Вас кто-то уже допрашивал из сотрудников правоохранительных органов?
— Нет, я остался, к большому сожалению, в Москве – мне сказали здесь остаться. Я хотел уехать, потому что у меня бабушка там, я боюсь за нее. Против меня такая информационная война в Томске началась, кошмар.
— Что за информационная война, расскажите подробнее?
— Там есть государственный канал "Россия 1" или "Вести-Томск", я не помню, там выкатили сюжет, что я – это не я, что я мошенник, что все ради хайпа и ради денег, что я неоднократно сидевший. Да, у меня была условная судимость 11 лет назад. Статья легкая – не в отношении ничьей жизни, ни здоровья, ни наркотиков, ни общественно опасных деяний. Просто по глупости.
— Вы сообщили, что после всей этой истории вас еще и уволили с вашей работы.
— Меня не уволили. Я работаю неофициально. Мне просто сказали, чтобы я не появлялся там. Я спросил: "Почему?" Мне ответили: "Нам такая яркая личность здесь не нужна".
— А сейчас вас попросили остаться в Москве, потому что вы боитесь за свою жизнь в Томске? Кто просил остаться в Москве?
— Я боюсь за жизнь своей жены, брата и сестры, потому что меня-то они не достанут – я здесь под защитой организации, а вот у моих родных могут быть проблемы. Они вчера по моему указу все покинули свои квартиры – кто куда уехал.
— То есть фактически сейчас ваши родственники скрываются? Появились какие-то угрозы в вашу сторону?
— Да.
— Что за угрозы? От кого? Что вам говорят?
— Я не знаю, как это называется, номер не высветился вообще, было написано: "Номер скрыт". Мне сказали, что если я пойду дальше, то мне горло перережут. Я не боюсь. Если придется умереть, я готов. Просто я не хочу, чтобы моих родственников это как-то задело.