"Когда мои дочери вырастут, они спросят меня: "Что ты сделал, чтобы остановить это безумие?" Этот вопрос – ключевой в монологе, который ведет за кадром автор "20 дней в Мариуполе" – украинский фотограф и документалист Мстислав Чернов.
Чернов и его коллега Евгений Малолетка приехали в составе команды Associated Press в Мариуполь 24 февраля 2022 года. Они продолжали снимать и передавать информацию даже после того, как город покинули все иностранные журналисты. Благодаря работе Евгения и Мстислава мир узнал о военных преступлениях и многочисленных жертвах среди мирного населения. Именно Мстислав снял разбомбленный российскими войсками роддом № 3. Авторы фильма покинули город 15 марта через гуманитарный коридор.
Чернов смонтировал фильм на основе видеоматериалов, вывезенных из Мариуполя. Режиссер не отводит камеру от самых тяжелых и страшных моментов, от смерти детей, от крайних проявлений отчаяния. Война у него предстает как кровавая бездна, пожирающая невиновных. "20 дней" – это не только военная хроника и обвинительный документ. Режиссер также ввел лирического героя, начитав текст за кадром, оставив место для рефлексий и поэтических образов, напрямую не связанных с событиями в Мариуполе. Эта художественная часть не менее важна для фильма, чем шокирующие кадры.
Мстислав Чернов начал карьеру фотографа в 2005 году в Харькове. Всеукраинское признание пришло к нему в 2013 году. На сегодня Мстислав – один из самых известных украинских военных корреспондентов. Он снимал в Сирии, Ливии, Афганистане, Нагорном Карабахе. Его репортажи неоднократно получали международные премии.
"20 дней в Мариуполе" – режиссерский дебют Чернова.
Мы поговорили с Мстиславом о роли фотографа на войне, об этических границах в работе репортера и о силе свидетельства. Разговор шел на украинском языке.
– Мстислав, поздравляю вас с наградой "Сандэнса". Удивил ли вас этот приз?
– Меня скорее удивило то, что это приз именно от зрителей. Ведь "20 дней" – тяжелая картина. Но эта награда значит, что международный зритель считает фильм важным, хочет, чтобы его увидели. И я воспринимаю это как честь, а также как возможность рассказать миру о разрушении Мариуполя, о страданиях украинцев.
– А как реагировала профессиональная аудитория?
– Наверное, ни один фильм на "Сандэнсе" не получил столько откликов от профессионального сообщества – кинематографистов и критиков. Большинство откликов – позитивные. Главной мыслью было то, что фильм попал в нерв времени и исторически важен. То есть в нем есть не только кинематографическая ценность.
– Вы родились в Харькове, и, конечно, тут сложно удержаться от вопроса – считаете ли вы себя причастным к знаменитой Харьковской школе фотографии?
– Да, причастность есть. Многие представители нового поколения Харьковской школы – мои близкие друзья. Я это направление уважаю, хотя сам работаю в иной стилистике. Это все-таки более художественный подход, а я документалист, но для меня честь – быть харьковчанином, быть причастным к истории украинской фотографии.
– У вас в биографии указана работа в Стамбуле во время событий на площади Таксим в 2013 году как переломный момент. Именно тогда вы перешли к тематике конфликтов и войн?
– Формально это произошло в Стамбуле, но на самом деле журналистика конфликта для меня началась с Украины. Как и многие украинские журналисты и фотографы, я, когда началась война, автоматически стал военкором.
– Вы с тех пор побывали уже не в одной горячей точке. Чем отличается наша война от других виденных вами?
– Она – наихудшая и наиболее жестокая. Самая страшная война. Особенно то, что происходило в Мариуполе. И самая болезненная война для моего сердца, потому что я – украинец и она идет у меня дома. Но если посмотреть шире, то все люди одинаково страдают во время войн. И все люди заслуживают того, чтобы об их страданиях рассказывали. И еще у меня есть ощущение, что все конфликты в мире так или иначе связаны. Сирия, Карабах, Афганистан – все они части одного информационного и политического пространства.
– Кто такой фотограф на войне? В чем его роль?
– Каждый человек на войне решает сам, какова его роль. Но для журналиста важно до того, как он попадет в критическую ситуацию, решить, как и что именно он будет делать, когда окажется свидетелем трагедии. Я для себя решил: если человеку нужна помощь и ее некому оказать, я брошу камеру и буду помогать. А если есть те, кто может помочь компетентно и быстро, продолжу снимать. Свидетель, с камерой или без, все равно является участником событий.
– Тогда возникает вопрос этической границы. Что вы никогда не стали бы снимать?
–Такой границы нет в том смысле, что снимать надо все. Другой вопрос – публиковать это или нет. Когда человек просит не снимать, то здесь все ясно, но когда речь идет о каких-то событиях, то я снимаю все, а потом уже как автор решаю, что публиковать. Есть события, которые надо зафиксировать даже не для публикации, а для того, чтобы это было доказательством преступлений, нарушений прав человека. У фотографии много иных функций, нежели просто информирование.
– Что такое удачный снимок?
– Не думаю, что вообще можно говорить в таких категориях о военкорах. Опять же, если видео и фото могут как-то изобличить преступников или помочь человеку в кадре, сберечь важный момент для истории – тогда это удача. Но формулировка все равно некорректная.
– Почему вы решили материал, снятый в Мариуполе, организовать именно в форме фильма?
– Когда мы вырвались из окружения, то чувствовали себя виноватыми. Из снятого нами было опубликовано не более 10%. Хотелось сделать больше. Хотелось, чтобы люди не просто посмотрели новости и забыли про Мариуполь, а чтобы страдания, через которые прошли горожане, чтобы эти масштабные разрушения были понятны миру и остались в истории. Показать масштаб, показать контекст очень важно. Мы же не видим контекста в новостях, когда смотрим сюжет на одну минуту. Для этого и сделали фильм.
– "20 дней в Мариуполе" – не просто хроника событий. Это именно режиссерская работа, с повествователем, с лирическим героем, то есть с элементами художественности. Кардинально иное ремесло, чем фотографирование. Как вам дался такой профессиональный переход?
– Дался нелегко. Но я рад, что получилось рассказать о том, что там творилось, а еще помочь зрителю поставить себе вопросы: "Что это значит? Почему это произошло?" Именно для того и нужны моменты тишины в фильме, чтобы зритель имел возможность остановиться, выдохнуть и подумать.
– Закадровый комментарий – это обычно стандартный прием в документалистике, но здесь он волнует, начинаешь смотреть на события глазами героя.
– Потому что мы все люди. Я не могу даже передать, насколько это важно – во время войны оставаться человеком. И сколько человечности было в жителях Мариуполя. Вопреки всему.
– Вообще, конечно, сложно представить, что вы там пережили. Что вы делали, когда становилось страшно?
– (Смеется.) Шел и снимал дальше. Я не знаю, как еще справиться со страхом. Просто снимать, и все. Не то чтобы миссия… Журналист берет на себя обязанность – информировать людей о происходящем. Люди в Мариуполе подходили к нам и просили: "Пожалуйста, снимайте. Покажите это миру" или: "Снимите меня, потому что не могу связаться со своими близкими, а так они меня хотя бы увидят". Врачи говорили: "Снимите это и покажите Путину". Это все помогало продолжать работать, даже когда было страшно.
– Какой фильм вы хотите сделать сейчас?
– Хочу снять фильм о Мариуполе, когда мы будем возвращаться в освобожденный город. Это я хочу сделать как режиссер.
– Есть ли у вас увлечения вне съемки?
– Конечно. Я писатель. Люблю читать и люблю писать. У меня вышла книга в Украине два года назад – психологический роман "Времена сновидений". Он уже переведен на английский. И я продолжаю писать.
– Это может стать еще одной профессией.
– Не хочу воспринимать это как профессию. Я на самом деле и камеру не воспринимаю как профессию. Это часть моей жизни.
