Афганский регион Панджшер стал самой большой к этому дню точкой сопротивления талибам, которые захватили власть в стране. Панджшер расположен севернее Кабула, сейчас в этой провинции сосредотачивают свои военные силы сторонники полевого командира Ахмада Масуда и вице-президента Афганистана Амруллы Салеха, который объявил себя легитимным главой государства и призвал сопротивляться талибам.
Директор украинского Центра ближневосточных исследований Игорь Семиволос рассказал Настоящему Времени о том, способно ли вооруженное противостояние отбить территории у талибов и может ли это привести к масштабной гражданской войне.
– По вашим оценкам, каковы шансы на победу у тех сил, которые сейчас собираются на севере страны, в этом регионе?
– По моему убеждению, шансов не очень много. На самом деле, ситуация складывается таким образом, я абсолютно согласен с утверждениями эксперта, что в лучшем случае Панджшер – это территория, которая будет вне контроля талибов. Но наступать с теми силами, которые сейчас имеются, практически невозможно.
Более того, насколько мы понимаем, основной контингент людей, которые находятся там, – это таджики, то есть, по сути, проблема таджикско-пуштунская возникает, и она не может быть решена, то есть захват Кабула не может быть решен в рамках такого противостояния.
– А может начаться, по вашим оценкам, гражданская война?
– Я могу отметить, что талибы сейчас действуют очень осторожно, они пытаются снизить уровень агрессии, уровень того напряжения, неопределенности, который возник в связи с их захватом страны. И это в значительной степени направлено на то, чтобы большая часть военнослужащих приняла решение сдать оружие и отказаться от борьбы. В этих условиях, к сожалению, эта группа людей, которая провозглашает готовность бороться дальше с талибами, будет в меньшинстве.
– Игорь, вы говорите, что таджики в основном собираются в той части страны, в этом регионе, который бунтует или еще не сдался "Талибану". Можно говорить тогда, что таджики их поддерживают, а пуштуны – "Талибан", или нет, это ложное утверждение?
– Если мы отбросим какие-то нюансы, то можно, наверное, так утверждать. Потому что все-таки в "Талибане" есть большая доля пуштунского национализма, то есть пуштуны видят возможность через "Талибан" реализовать контроль над страной. Если говорить о таджикском аспекте, то мы видим, что таджики поднимают уже, скажем, другие флаги. То есть опять больше разговоров идет о том, что немного отделиться: или создать свое государство на севере страны, или уже в общем как бы возникают эти сепаратистские настроения, которые были характерны в 90-х и начале 2000-х годов.
И кроме того, в чем еще одна большая проблема. Этот проект Северного альянса закончился в 2001 году. По сути, с этого времени никаких особых усилий не предпринималось для того, чтобы его поддерживать, поэтому институционально сам проект Северного альянса сейчас выглядит достаточно слабо.
– А какую сторону скорее поддерживает местное население? Или оно тоже разделено?
– Нет, если мы говорим о северных территориях, то, конечно же, талибов там не поддерживают. Я не буду приводить сейчас данные опросов, когда порядка 75% населения Афганистана выступало против власти талибов.
– Это опросы, простите, какого года?
– По-моему, прошлого года, это было последнее, на него ссылаются. И оно проводилось, конечно же, на подконтрольных правительству территориях. Если исходить из этого, то, конечно же, на севере Афганистана поддержка талибов минимальная.
– Масуд уже попросил помощь у западных правительств. Как вы думаете, окажут?
– Сложный вопрос, потому что западные правительства точно так же на растяжке. Мы уже слышали утверждения европейцев о том, что нужно не допустить поглощение Афганистана Китаем и Россией. И, соответственно, многие лидеры ставят условия признания правительства "Талибана" поведением внутри страны.
И сейчас обострять ситуацию, когда шансов у Масуда и у Салеха достаточно мало, – это опрометчиво. Но тем не менее, вероятно, контакты с ними будут установлены, и мониторинг несомненно будет осуществлен. Все будет зависеть от того, насколько им удастся мобилизовать людей и насколько их призывы возымеют какое-то действие на этих территориях.
– Игорь, как вы объясняете поведение России, российских официальных представителей, когда у них в стране эта организация признана террористической, но при этом местный посол говорит, что при талибах лучше, чем при Гани, что российское посольство охраняют талибы и так далее. Чем вы это объясняете?
– Мне кажется, что это, в общем, вполне понятно, потому что Россия сейчас начинает заигрывать с "Талибаном", то есть они пытаются получить максимальные выгоды в той ситуаций, которая возникла. Естественно, Россия видит себя тоже в какой-то степени победителем, поскольку американцы ушли из страны, и, соответственно, нет уже такого ощущения, что с юга американцы каким-то образом пытаются создать сложные проблемы или проблемы для России.
Но если посмотреть вообще на динамику отношений, то она начала изменяться в 2018 году, когда Россия начала достаточно тесные контакты по линии разведки, а затем, собственно, не прячась, уже по политической линии также были осуществлены.
И последнее, конечно же, финальное – это визит делегации "Талибана" весной, встреча с Лавровым, которая, по сути дела, расставила точки над i и обозначила modus operandi россиян и "Талибана".