Двадцать четыре года назад, 14 июня 1995 года, боевики во главе с полевым командиром Шамилем Басаевым захватили городскую больницу Буденновска. В заложниках оказались более полутора тысяч человек. Попытка освободить больницу провалилась, после переговоров боевиков с добровольными заложниками отпустили в Чечню. Настоящее Время поговорило с одной из немногих женщин, попавших в «колонну Басаева». За эти годы она ни разу подробно не рассказывала свою историю журналистам.
«Заедем в гости»
18 июня шел четвертый день после захвата больницы. Накануне провалился штурм, спецназ «Альфы» понес потери, российские власти пошли на переговоры с Басаевым. Одним из условий было — колонну боевиков обратно в Чечню должны сопровождать заложники.
Елене Бойченко (позже сменила фамилию — НВ) в 1995-м было 22 года. Она записалась в добровольные заложники, как и многие женщины, оказавшиеся в больнице. Составители списка приняли решение вычеркнуть женщин и раненых, но Елена осталась — ее приняли за мужчину, поскольку фамилия не склоняется. 20 июня колонна тронулась в сторону Чечни.
«Это были страшные сутки. Я сидела у окна автобуса, рядом сидел чеченец, между нами был гранатомет. На моих руках и ногах были написаны имя, адрес и телефон — так делали многие, чтобы родные могли опознать труп, — и боевик говорил: "Если что, заедем в гости". Мы до конца не верили, что выживем».
«Когда мы ехали, я спросила у него: "Зачем вы стреляли по мирным жителям города? Зачем столько ненужных смертей?" Чеченец мне ответил: "Мы были страшно напуганы и боялись больше, чем вы. Мы решили, что нас сейчас уничтожат, и тогда первыми открыли огонь"».
Захват
«Я приехала в роддом, чтобы навестить свою подругу и привезла ей килограмм галетного печенья, ничего другого я в магазине не нашла. Время приема передачек уже закончилось, я еле уговорила медсестру принять ее.
Пообщалась с подругой, потом пошла к другу, который лежал в травматологии. Там мы, сидя с ним на лавочке, увидели подъезжающие "скорые". Они были все в крови, оттуда выносили раненых людей. Я попыталась убежать из больницы, и мне навстречу выехала "восьмерка", полная людей с автоматами. Я развернулась и побежала обратно в больницу. Слышу выстрелы, бегу и думаю: раз бегу, значит еще жива.
В следующие дни мое галетное печенье делили между всем родильным отделением».
Утром 14 июня гаишники остановили на посту на въезде в Буденновск колонну из трех «КамАЗов», возглавляемую легковым автомобилем с мигалками и надписями «Милиция». Они хотели досмотреть груз, но получили отказ: в грузовиках якобы были тела военнослужащих, погибших в Чечне. Милиционеры решили сопроводить колонну через город. На выезде гаишники опять остановили колонну и попытались досмотреть — и вновь получили отказ. Сопровождающие сказали, что покажут груз только кому-то из начальства. Колонна развернулась и направилась к зданию РОВД.
В городе боевики убили сопровождавших их милиционеров. Вооруженные люди ворвались в здание РОВД. По пожарной лестнице они добрались до пятого этажа и начали вести огонь по всем кабинетам, постепенно спускаясь к первому этажу. Затем боевики рассредоточились по улицам города и двинулись по направлению к площади, расположенной перед зданием городской администрации, по пути захватывая заложников. По всем, кто сопротивлялся, убегал или просто пытался вести диалог, стреляли на поражение.
Боевики врывались в дома, останавливали и расстреливали проезжающие мимо автомобили. Одна из заложниц вспоминает, что она ехала со своей начальницей в «Сбербанк». Водителю удалось скрыться, начальницу расстреляли — это была косая автоматная очередь, а ее вытолкали из машины и поставили на колени на площади. Некоторое время спустя толпу заложников погнали в больницу.
Путь от центральной площади города до больницы — около трех километров. Женщина в шоке даже не поняла, что была сильно ранена в ногу: автоматная очередь, которая убила начальницу, задела и ее. Боль она почувствовала только в больнице.
По дороге боевики захватывали все большее количество людей: прохожих, жителей близлежащих домов, пассажиров автомобилей. В заложники попали люди в домашних тапочках, которые вышли на шум на улицу. Попытки к бегству жестоко пресекались. Если кто-то отставал — их били прикладами автоматов. В тот день погибли около ста человек.
В осаде
«Когда я забежала в травматологическое отделение, меня спрятали в подсобке, а потом дали медицинский халат. В первый же вечер нас всех перевели в центральное здание. Посередине несли раненого, а мы шли по краям. Мы переходили через подвалы, через первый этаж на второй.
Шесть дней для заложников и боевиков я была медсестрой. Мыла больничные коридоры, помогала врачам. Больница продолжала работать. Это многим помогло не сойти с ума, работы хватало всем.
Среди больных, находящихся в больнице, был задержанный по уголовному делу, его охранял милиционер в форме. Милиционера тоже переодели в медицинский халат. И когда боевики потребовали сообщить, есть ли среди пленников работники прокуратуры, милиции, военнослужащие, его никто не выдал. Все знали, что боевики таких заложников расстреливают».
В городе никто не знал, сколько людей оказалось в заложниках в больнице. На момент нападения там находилось около 1100 человек, еще не менее четырех сотен боевики согнали со всего города. Нескольким удалось сбежать — через старые корпуса и постройки, оставшиеся от разрушенного монастыря. До начала переговоров только могли рассказать, что на самом деле происходит в больнице.
«Когда нас перевели в центральное отделение, нам даже дали возможность позвонить домой, то есть очень многие могли предупредить, что они здесь находятся. Но я просто не смогла дозвониться — телефонные номера моего района на тот момент были просто отрезаны (во время боев в городе частично вышла из строя телефонная станция — НВ), я через подружку передала.
В первый вечер на все отделение привезли ведро лапши. По разным палатам раздавали остатки пищи, но было слишком много людей — дети, подростки. Помню, мне досталось четыре десертные ложки. Больше нас не кормили. На третьи сутки выяснилось, что одной бабушке передали банку домашней сметаны и она ее спрятала. Сметана на жаре, конечно, скисла и не досталась никому.
Вода в больнице была, но ее особо и не хотелось. Не помню, на какие сутки у одной из женщин упала сумка, полная бульонных кубиков. Мы развели их в холодной воде и пытались есть. Я до сих пор помню ощущение прилипшего бульона к зубам и деснам.
Все время было очень страшно. Чеченцы хохотали, слушали свою музыку и обращались ко мне "Дэвушка!" Это было очень неприятно.
По больнице ходили слухи, что Басаев лично расстрелял одного из членов банды, у которого нашли доллары, предназначенные для подкупа работников ГАИ».
Попытка штурма
«Мы проснулись [17 июня] от криков "Ура!" и звуков стрельбы. Кричали штурмующие. Во время боя мы прятали детей в проемах между окнами — это было самое безопасное место. Много лет после этого, когда я заходила в новое помещение, интуитивно я сразу искала место, где можно спрятаться от пуль в случае обстрела».
Штурм с применением тяжелого вооружения начался около пяти утра, стрельба продолжалась около четырех часов. Боевики вели огонь, прикрываясь заложниками. Погибли около 30 мирных жителей.
«Часа через два после начала штурма боевики поставили женщин в окна с кусками белых простыней и заставили кричать "Не стреляйте!" Позже к окнам отправили и мужчин — чтобы кричали громче.
Ранило девочку лет девятнадцати. Она упала, а наши медсестры ей не помогли, они прятались. Перевязала ее чеченка. Она же и показала, как сделать повязку на лицо, чтобы защититься от угарного газа. Больница горела».
В тот день спецподразделение «Альфа» понесло самые большие потери за время своего существования: погибли трое и были ранены пятнадцать сотрудников. Как выяснилось позже, потери боевиков составили семь человек.
«Рядом с больницей тогда был цех по производству шампанского. Вечером после штурма военные страшно напились. А для нас, смотревших на них из окон больницы, это казалось пиром во время чумы».
Добровольные заложники, чуть не ставшие смертниками
На следующее утро после штурма премьер-министр Виктор Черномырдин начал телефонные переговоры с Шамилем Басаевым. Удалось освободить небольшую часть заложников.
«После штурма принесли еду. Давали печенье, тушенку. Люди вставали в очередь по нескольку раз. Некоторые рассчитывали взять продукты домой. Потом отпустили детей с мамами. С нами была совсем маленькая девочка без родителей, от шока она не разговаривала. Ее схватила какая-то тетка и потащила, чтобы поскорее выйти отсюда. Мы ей говорим: "Ты как выйдешь — ребенка не бросай, помоги ей найти родню или передай хотя бы в добрые руки”».
К вечеру Басаев потребовал несколько пассажирских автобусов, чтобы вернуться в Чечню под прикрытием заложников.
«Списки добровольных заложников собирали два раза. Мы ставили свои фамилии и не читали, под чем подписываемся, — не до того было. А потом выяснилось, что наверху листка было написано: "Мы, нижеподписавшиеся, добровольно вступаем в банду Шамиля Басаева"».
Бывший прокурор Буденновска Сергей Гамаюнов:
«В это время появился провокационный документ, предложенный якобы министром внутренних дел В[иктором] Ериным, чуть было не погубивший результат всего переговорного процесса. Был подготовлен бланк расписки, смысл которого состоял в том, что покидающие согласно договоренности больницу боевики, сопровождающие их заложники, депутаты и журналисты добровольно входят в преступную группировку Шамиля Басаева. Фактически, в случае непредвиденного развития ситуации, это означало самоотстрел, смертный приговор каждому подписавшему этот документ.
Из разговоров в штабе стало известно, что по дороге в Чечню планировалась очередная силовая операция по захвату боевиков. Обо всем этом [чеченский общественный деятель Ихван] Гериханов сообщил по телефону Виктору Черномырдину, который тут же аннулировал провокационную расписку. Переговоры вновь продолжились». (цитата из книги «Буденновск. 10 лет спустя. Воспоминания прокурора»)
В Чечню и обратно
«Медсестра из отделения дала мне феназепам, я выпила его, и прежде чем заснуть, испугалась: вдруг чеченцы будут недовольны, что их заложник спит. В автобусе была еда: помню колбасу и печенье. На закате чеченцы оставили все оружие в автобусе и ушли молиться, можно было убежать. В автобусе из боевиков никого не осталось.
Нас продержали пять часов в Хасавюрте, уже на территории Чечни. Сломался один из автобусов — полетел кардан. Нас пересадили в "пазики". Чеченец, который сидел рядом со мной, сказал мне: "Стой со мной, ни с кем не разговаривай". Они ждали атаки. Когда мы приехали в Зандак, к нам бросились бабуси со словами: "Спасибо, что привезли назад наших мальчиков". А я стояла и думала о том, что стало с "нашими мальчиками".
На обратной дороге нас встречали как героев. Я не знаю, откуда об этом знали местные жители, но на трассу нам выносили еду: ящик черешни, жареная курица, шампанское.
В Буденновске нас встречали на центральной площади родные и близкие. А позже были допросы — выясняли, не террористы ли мы».
Двадцать четыре года спустя
«Долгие годы мне было страшно открывать дверь своего дома и брать трубку телефона. Никакую реабилитацию я не проходила, под материальную помощь я не попала, меня только один раз отправили в санаторий в Кисловодск».
Бойченко, как и почти две тысячи жителей Буденновска, признали пострадавшей от теракта. По официальным данным, погибли 129 человек, 415 были ранены.
В рейде на Буденновск участвовали от 160 до 195 боевиков. Первая оценка приводится в материалах уголовного дела, которое не закрыто до сих пор. Вторую цифру называл заместитель генпрокурора Николай Шепель в 2005 году. Тогда же он сказал, что в ходе второй чеченской войны погибли не менее 30 участников и организаторов теракта.
Непосредственно во время событий в Буденновске были убиты 16 боевиков.
В 2006 году погиб главный организатор нападения на город — Шамиль Басаев. Около двух десятков участников захвата больницы до сих пор находятся в федеральном розыске. Время от времени фигурантов этого дела задерживают и судят: так, 19 апреля Северо-Кавказский окружной военный суд приговорил к 11 годам колонии Руслана Исламова.
«Мне до сих пор не дают забыть эти страшные дни — периодически вызывают в суд на опознание очередных захваченных чеченцев».