Страны Евросоюза и США 2 октября ввели санкции в отношении высшего руководства Беларуси из-за массовых фальсификаций на президентских выборах и применения насилия в отношении мирных протестующих.
Руководитель белорусского "Свободного театра" Николай Халезин, который участвовал в слушаниях по поводу введения санкций, рассказал в спецэфире Настоящего Времени о том, какие санкции ожидают нынешнюю белорусскую власть в будущем и как проходит сам процесс их введения.
– Мы начали этим заниматься еще за два месяца до выборов. Объяснить достаточно сложно, кто такие "мы", потому что это такой блокчейн МИД – это когда есть несколько групп, эти группы координируют между собой деятельность, находятся они в разных странах, в том числе работаем с самыми разными лоббистами: европейскими, американскими, британскими и так далее.
Мы этим заниматься начали за два месяца до выборов, когда развернулись первые репрессии. Мы предупреждали и просили правительство и руководство Евросоюза, чтобы они начали введение санкций еще до выборов, потому что репрессии шли еще тогда. Но сначала нам мягко отказывали из-за того, что COVID, потом мягко отказывали из-за того, что время летних отпусков, а потом начали из этих отпусков экстренно всех отзывать, потому что ситуация стала уже просто кошмарной в Беларуси. Да, мы сейчас этим занимаемся, мы участвовали во всех санкционных процессах и в ООН, и на уровне США разных ведомств – и Конгресса, и Госдепартамента, – и на уровне ЕС практически всего спектра организаций. Этот процесс идет, и мы завершили уже первый тур санкций.
– Насколько эффективными, на ваш взгляд, были эти санкции – новые санкции, принятые западными странами, – и будут ли они действительно ощутимыми для белорусских властей?
– Это сейчас постоянный разговор, когда говорят, что гора родила мышь, 40 человек в списке ЕС, 41 – в Америке, в Британии и в Канаде – 25 . Дело не в визах и дело не в том, что у этих людей арестуют какие-то финансы. Дело абсолютно не в этом. Дело в том, что нужно было пройти весь этот первый тур санкционный, чтобы страны продемонстрировали свою позицию. Полное неприятие режима Лукашенко и готовность работать дальше по санкциям. Поэтому я бы относился к этому скорее как к символу и к посланию, которое должны прочесть те, кто работает с Лукашенко. Во многом это уже сработало, потому что такая катастрофическая ситуация, которая сейчас происходит в белорусском МИДе, такого не было никогда. Просто нет дня, чтобы кто-то не увольнялся оттуда, и все это ключевые сотрудники.
– То есть вы хотите сказать, что граждане Беларуси увольняются из госслужбы?
– Да. Особенно первым это ощутил МИД, потому что там много людей, которые все-таки представляли Беларусь в демократических странах, и выглядеть таким пугалом желания нет. Но есть еще один важный момент. Очевидно, что режим не просуществует долго. Я не хочу говорить сейчас о сроках, но факт, что недолго. И каждый, кто работает в МИДе и хочет продолжать эту карьеру, конечно, ему следует уходить, иначе потом абсолютно никуда с этим [не денешься]. У нас нет трех МИДов, чтобы чиновник мог выбирать.
– Если вы сказали о первом туре санкций, который был скорее формальным и необходимым для того, чтобы продемонстрировать отношение к белорусским властям, каким должен быть второй тур?
– В первом туре был целый ряд проблем. Очень серьезная проблема была с Кипром, потому что Кипр не накладывал вето, но он блокировал голосование и связал нашу резолюцию с резолюцией по Турции, которая на сегодняшний день была бы принята в полном объеме, как хотел бы Кипр. Поэтому нам пришлось преодолевать этот очень серьезный казус. Очень хорошо сработали представительства Германии, еще ряда стран. И очень здорово сработали наши белорусы, которые живут в разных странах, которые включились, и давление на Кипр было достаточно серьезным – так, что те почувствовали угрозу для своего и туристического бизнеса, и для своего IT-бизнеса. Поэтому мы смогли это преодолеть. Но на это понадобилось время, к сожалению. Точно так же, как противостояние в ООН было достаточно серьезным.
В итоге первый тур пройден, и дальше будет второй тур, но он наступит не сразу, потому что сейчас время переговоров и время определения сценария развития власти. Поэтому если говорить про второй тур, то это должны быть уже большие списки сотрудников милиции – сейчас эти списки активно собираются, – глав и членов избирательных комиссий, судей, прокуроров, пропагандистов и т.д. Это уже могут быть большие списки.
И третье – если мы решим, что это необходимо, то можно говорить о секторальных санкциях. Когда под них попадет целый ряд бизнес-структур, предприятий, отраслей промышленности.
– Почему все-таки в европейском и американском санкционном списках первого тура, назовем его так, не оказалось фамилии Лукашенко, хотя ведь раньше западные страны вводили против него санкции?
– Это две разные истории. Дело в том, что в Америке не нужно было вводить санкции против Александра Лукашенко – они сохраняются с 2006 года. Дело в том, что сейчас было принято восемь человек через ведомство Министерства финансов (так это происходит в Америке), 16 через Госдепартамент и старый список из 16 человек оставался, в который были внесены раньше. Там и глава Центризбиркома, и Александр Лукашенко, и целый ряд людей, которые причастны к убийствам политических оппонентов.
В Европе же другая ситуация. Это был очень долгий спор насчет введения туда фамилии Лукашенко, но поскольку все стороны сейчас хотят, чтобы все закончилось без крови и чтобы закончилось все через переговоры, единственный вариант, который сейчас наиболее прозрачен, – это введение так называемого московского механизма через структуру ОБСЕ. ОБСЕ хотела бы, чтобы Лукашенко на момент переговоров не находился под европейскими санкциями. Но если он от переговоров откажется и откажется от ухода, он, безусловно, попадет в этот список.
– Если Европа оставляет для Лукашенко возможности для ведения диалога, не вводит против него санкции, как вы считаете, собирается ли он сам воспользоваться этим шансом? Ведь пока он не выглядел человеком, который действительно готов к компромиссу.
– Он не выглядит, потому что еще не окончательно упала экономика, поэтому он будет пытаться оттягивать этот момент максимально. Но ему на это пойти придется: либо просто улететь, либо идти через переговоры. И общество не позволит ему ту процедуру, которую он запланировал, – через два-три года конституционная реформа, потом еще одни выборы и так далее. Нет, этого категорически не будет, и ни одна страна к этому не готова. И уже сейчас поздно ему выдвигать подобные проекты, поскольку человек не признан всем цивилизованным миром. Поэтому это бессмысленный разговор. А почему сейчас нужно с ним договариваться о чем-то? С ним можно договариваться об одном: о бескровном уходе.
