Спустя год после начала полномасштабного вторжения России в Украину точное количество потерь российской армии остается неизвестным. Последний раз Министерство обороны РФ раскрывало эти данные в сентябре прошлого года – тогда ведомство сообщило о гибели 5937 человек. Также Минобороны признало гибель 89 военных при обстреле в Макеевке, который произошел в ночь на 1 января. Таким образом, количество погибших, по официальным данным ведомства, превысило 6 тысяч человек.
Журналистам Русской службы BBC и "Медиазоны" на основе открытых источников удалось установить имена 14 709 погибших на войне в Украине российских военных. Отмечается, что подтвержденные потери начали существенно расти еще с середины декабря. На протяжении всего 2022 года российские источники каждую неделю обычно сообщали примерно о 250-300 погибших, в январе эти цифры удвоились.
По наиболее консервативной оценке, в ходе вторжения в Украину Россия могла потерять более 29 500 человек погибшими. Общие безвозвратные потери России (то есть число тех, кто выбыл из строя по причине ранения, смерти или пропал без вести) могут составлять по меньшей мере 133 тысячи человек. Эта цифра получена на основе наблюдений Центра военно-морского анализа США, отмечают журналисты.
Официальные лица США и других западных стран оценивают потери российской армии в Украине ранеными и убитыми приблизительно в 200 тысяч человек.
Основатель Conflict Intelligence Team Руслан Левиев рассказал в интервью Настоящему Времени, что, по оценке их команды, потери России в Украине составляют как минимум от 130 до 270 тысяч убитых и раненых. "И это только военные", – уточняет аналитик.
– Почему информация о потерях российской армии является социально значимой? Почему об этом нужно говорить?
– Потери – самая жестокая цена, которую наша страна платит за политические авантюры Владимира Путина. Одно дело деньги. Их мы теряем на санкциях, на падении курса рубля, но деньги можно в будущем заработать, а вот жизни погибших и убитых вы уже никогда не вернете. И это же не только погибшие, это еще и разрушенные семьи, дети, которые остаются без отцов. Поэтому это, конечно, крайне важный момент.
– Я понимаю, насколько сложно говорить о цифре в контексте потерь, которые скрывают. По оценкам вашей команды, за год войны сколько Россия потеряла военных, учитывая всех – и кадровых военных, и добровольцев, и мобилизованных, и членов группировки "Вагнера", убитыми?
– Группировку "Вагнера" мы отдельно не считаем. Она не входит в состав Министерства обороны России, и у нас нет возможности отслеживать их потери, потому что там в основном заключенные.
Сделаю ремарку. Поскольку способов добывать информацию, на которую можно опираться, совсем ограниченное количество и информация тщательно фильтруется, диапазонные допущения с каждым разом будут становиться все больше и больше. Мы будем говорить прямо диапазоном: сколько, по нашим оценкам, прикидкам, раненых и погибших есть прямо сейчас. Как я говорил, мы считаем только военных, по группировке "Вагнера" мы не считаем, поэтому только можем процитировать другие источники, такие как Ольга Романова из проекта "Русь сидящая", как данные западной разведки, которые на днях говорили, что за все время войны группировка "Вагнера" потеряла убитыми и ранеными 30 тысяч человек, а отдельно за битву за Бахмут группировка потеряла девять тысяч человек убитыми, из которых 90% – заключенные. Мы это перепроверить никоим образом, к сожалению, не можем, но цифра по группировке "Вагнер" звучит правдоподобно.
По военным у нас методика следующая: мы берем данные, которые публикуют "Медиазона", Русская служба BBC, которые собирают некрологи, опубликованные в интернете, верифицируют их, подтверждают, что это военные, что погибли именно на войне. Последнюю оценку, которую мы делали, была на начало февраля, на тот момент цифра этих некрологов была 13 300 человек, убитых на войне. Дальше мы исходим из того, что эти некрологи – это примерно от 40 до 60% от всех похороненных. Откуда мы берем такой процент? Дело в том, что один или два раза волонтеры "Медиазоны" и BBC сходили на кладбище, где хоронят военных, и подсчитали, сколько они обнаружили новых имен, по которым не было некрологов. Получалось, что еще примерно столько же.
Да, цифра очень неточная. По одному кейсу брать и экстраполировать на ситуацию не совсем корректно, не совсем правильно, поэтому я говорю, что у нас огромные рамки допущения и информация очень неточная. Но тем не менее, если мы берем, что некрологи – это только 40-60% от всех похороненных, то (можем для среднего числа просто взять 50%) 13 300 человек, которые были известны по некрологам, умножаем на два, получается чуть больше 26 тысяч. Похороненные – это не все погибшие, есть те, чьи тела находятся еще где-нибудь в морге, или их не забрали с поля боя, или они просто пропали без вести и непонятна вообще их судьба. Поэтому это тоже значимое количество.
Мы полагаем, что большинство из пропавших без вести, если они пропали без вести давно (то есть не вчера пропали), явно погибшие. Наверное, какие-то из них впоследствии найдутся в плену или сбежавшими, но все же большинство – это все-таки погибшие, просто их тела не были найдены. Как понять, сколько таких пропавших без вести в целом может быть?
Опять же у нас для того, чтобы как-то на это опереться, есть только буквально один документ для примера. Это документ, который захватила украинская разведка весной прошлого года, документ 1-й танковой армии, где приводились потери соединения на момент, если не ошибаюсь, 15 марта. И там приводилось конкретное количество – сколько погибших, сколько пропавших без вести. Там было, по-моему, 61 погибший и 44 пропавших без вести. Кажется, примерно вот такая цифра. Исходя из этого, мы прикидываем, что пропавшие без вести – это еще примерно от ⅓ до такого же количества, которое нам известно по похороненным: вот 6 тысяч человек есть, от трети до такого же количества почти 6 тысяч человек всего убиты. И так мы считаем, что всего погибших на момент начала февраля было от 30 до 80-90 тысяч человек.
Дальше мы считаем раненых, опять же закладываем большую погрешность, потому что исходных данных, на которые можно было опираться, не так много. Мы берем нижний предел, умножаем на три, то есть на одного погибшего приходится трое раненых, верхний предел умножаем на четыре – на одного погибшего приходится четверо раненых, так мы получаем, что раненых от 100 до 200 тысяч человек. Складываем обе цифры (раненые и убитые) вместе и получаем по состоянию на начало февраля, не на сегодняшний день, от 130 до 270 тысяч человек – это и убитые, и раненые. И это только военные. Сюда не входят Росгвардия, группировка "Вагнера", но сюда входят мобилизованные и всякие добровольческие батальоны, которые формировались еще летом прошлого года до начала мобилизации, потому что формально они все-таки являются военнослужащими Министерства обороны России.
Безусловно, эта цифра сильно больше и того, что было в обеих чеченских кампаниях, и это уже больше того, что было в войне в Афганистане. Это самые крупные потери в истории современной России.
– Какая есть информация о родах войск российской армии, которые понесли наибольшие потери за этот год?
– Если говорить в проценте от общего числа конкретного рода войск, то там, наверное, будут впереди всех десантники. Я к чему веду, десантников вообще в армии не так много, но в проценте от всех десантников их погибло гигантское количество, как и морпехов. Почему? Потому что и десантников, и морпехов использовали как штурмовую пехоту, то есть они первыми заходили в населенные пункты, они первые атаковали линии обороны украинских сил, поэтому они несли самые тяжелые потери, их больше всего погибало. Но, поскольку их в армии не так много в целом, потому это типа элита, то и получается…
Если смотреть цифру погибших десантников и цифру погибших пехотинцев или мотострелков, то как будто бы примерно равное количество, а может быть, мотострелков больше, но это потому, что мотострелков вообще в армии очень много. Я бы сказал, что правильнее оценивать в процентном соотношении от общего числа именно конкретного рода войск.
– Если говорить о причинах таких высоких потерь среди российской армии, по вашей оценке, из чего все это складывается?
– Здесь можно очень долго перечислять огромное количество причин. Но, безусловно, самый корень всех проблем лежит в том, что все эти десятилетия в армии работал режим отрицательной селекции, и он сработал сильно лучше в негативную сторону, чем даже какие-нибудь сталинские чистки. То есть чем ты менее профессионален, чем ты менее опытен, тем, как правило, у тебя выше должность в российской армии. Люди не обучались в армии, люди там занимались только всякими фотоотчетами, они плохо подготовлены, не умеют воевать, не умеют заниматься разведкой, не умеют готовить технику, ничего этого не умеют. Когда их бросили в настоящую войну, они сразу начали массово погибать.
Мы видим проблемы, во-первых, с разведкой, когда не знают, где противник находится, и посылают. Самую знаменитую метафору, которую вы можете услышать от тех, кто за вами следит в контексте вот этого полномасштабного вторжения, она звучит как: "Идите туда – там никого нет". Что имеется в виду? Находится какая-то линия фронта, на этой линии фронта стоят какие-нибудь российские артиллеристы, им дают задание отработать по такому-то квадрату, где находятся украинские войска. Они выпускают там сотни-тысячи снарядов, дальше говорят пехотинцам: "Все, мы отработали, задачу выполнили, идите туда – там никого нет".
Пехотинцы идут, приходят, а оказывается, все украинцы живые, все украинские военные в целом в порядке. И просто их всех убивают – наступающую пехоту, потому что нет разведки, которая бы скорректировала артиллерийские удары, проверила бы, где какие позиции противника. Плюс проблемы со связью, когда нет нормальной координации на поле боя между разными подразделениями, между командованием и тем, кто находится на линии фронта, отсутствие нормальных командиров в подразделениях, опытных, подготовленных.
После мобилизации эта ситуация еще больше ухудшилась. Встречаются целые подразделения, которые полностью сформированы из мобилизованных, у которых даже командир является мобилизованным офицером. И конечно же, все это приводит к высоким потерям. Отсутствие высокоточных боеприпасов. Артиллерия стреляет в примерный квадрат, а дальше там попадет не попадет, выпустит сотню снарядов и может вообще никуда не попасть, в итоге дальше все равно посылают пехотинцев наступать. В общем и целом, комплекс факторов приводит к тому, что потери громадные. Плюс проблемы с техникой, которая ломается, нет нормального снабжения, нет подвоза топлива.
В последние дни Евгений Пригожин заявляет, что Министерство обороны России "ЧВК Вагнера" не дает снаряды, из-за чего, как он сам говорит, у них потери в два-три раза выше, чем могло бы быть, если бы все снаряды были на месте. Вопрос снабжения тоже очень критичен, и в контексте вопроса снабжения критичен еще и вопрос логистики, потому что когда у Украины появились комплексы HIMARS, пришлось склады, где находятся все боеприпасы, отвозить сильно дальше от линии фронта, чем они были раньше, а это сильно усложнило логистику. Снаряды для тех, кто находится на передней линии фронта, прибывают гораздо позже, поэтому часто бывают ситуации, что нечем воевать, нечем стрелять, и они банально погибают в боях.
– Есть какая-то цифра потерь, которая для российской армии может стать катастрофической, по вашим ощущениям?
– Если говорить в плане того, что армии придется после этого годами или десятилетиями оправляться, то эта цифра уже достигнута. Практически все боеспособные подразделения, особенно среди сухопутных войск, которые могут быть как-то задействованы в войне, уже задействованы. ВДВ, морпехи понесли громадные потери, и сейчас они восполняются в основном за счет мобилизованных, которые плохо обучены, не мотивированы. Потеряно огромное количество техники российской армии. Все это восстанавливать в будущем когда-то нужно будет, на это уйдет десятилетия и огромное количество денег.
Если говорить в плане того, что сколько должно погибнуть с российской стороны людей, чтобы война закончилась, чтобы Россия проиграла и чтобы Путин сказал: "Все, мы дальше не можем", то, мне кажется, такая цифра еще крайне далеко. Мобилизационный потенциал российский огромный, то есть могут мобилизовать и миллион человек. Да, потери резко возрастут, потому что там будут мобилизованные, плохо обученные, немотивированные, но, как я считаю, российская власть в принципе готова на такие потери. А на какую цифру российские власти не готовы – это уже скорее вопрос к политологам.
– Насколько информация о потерях, которую независимые журналисты пытаются собрать, чувствительна для российского министерства обороны и для власти российской в целом?
– Безусловно, чувствительно, поэтому, например, Кадыров требует от чиновников прекратить сообщать о потерях. Мы видим и от военных комиссаров, которые жалуются местным властям и требуют удалить информацию с конкретными именами погибших. Например, первого января в Макеевке, когда нанесли удары по ПТУ №19 и там погибло больше ста мобилизованных. Это самая крупная единовременная потеря российской армии в этом полномасштабном вторжении. Даже несмотря на это, казалось бы, такой огромный, гигантский случай, который в любом случае надо освещать, даже в этом случае говорят: "Нет, мы запрещаем публиковать имена, молчите об этом, ни о чем не говорите". Они воспринимают очень болезненно такую информацию.
Российская сторона всегда очень хотела, чтобы все ее боевые действия, где она участвует, выглядели как успешные. Даже если вернуться к вопросу от 2015 года в Сирии. Изначально почему начали задействовать там группировку "Вагнера"? Можно было спокойно говорить: "Мы воюем в Сирии успешно, из российских солдат никто не погибает, и вообще мы задействуем только авиацию". И всегда можно было отрицать, что там есть какие-то россияне в какой-то группировке "Вагнера", от которой погибают там в огромном количестве. Для этого "ЧВК Вагнера" и нужна была, чтобы со стороны официальных документов, со стороны погибших российских солдат было все хорошо, все успешно.
То же самое сейчас происходит и в этом полномасштабном вторжении, поэтому цифры замалчиваются, они крайне редко сообщаются даже на официальном уровне и, конечно же, всегда занижены, чтобы это выглядело именно так: "Мы воюем успешно, а у украинцев погибает сотни тысяч человек, и вообще мы вот-вот их прямо сейчас разгромим". Поэтому СМИ максимально в России задавливаются, чтобы они не могли сообщать такую информацию для местного населения. У местного населения все меньше и меньше доступа к такой объективной информации.
