С начала оккупации – с 25 февраля 2022 года – Мелитополь Запорожской области превратился в самую большую тюрьму в Европе, где российские оккупационные войска похищают и пытают сотни местных жителей. Об этом в своей статье пишут журналисты издания "Важные истории" на основе интервью с людьми, которым удалось выбраться из пыточных тюрем живыми. Из разговоров с пережившими пытки журналисты смогли установить адреса пяти зданий в Мелитополе, где содержат похищенных.
Подробности в эфире Настоящего Времени рассказала автор этого материала Полина Ужвак.
– В вашем тексте написано, что по этим пяти адресам российские оккупационные войска обустроили пыточные. Это именно пыточные?
– Это места, где содержат людей и пытают их. Да, я думаю, их можно назвать пыточными.
– Что там происходит?
– Туда привозят людей, которых похитили, потому что их подозревают в том, что они партизаны, потому, что они просто шли и сказали что-то грубое российским военным, или просто потому, что решили устроить облаву на людей, которые вышли ловить связь на улицу после комендантского часа, а также по огромному количеству других причин.
Происходит с ними разное. Это может зависеть от того, какая конкретно смена находится в комендатуре, и от того, за что задержали человека. Кто-то может просто просидеть там несколько дней или недель в ужасных условиях, практически без еды и воды. От кого-то пытаются добиться показаний: выдать людей с проукраинскими взглядами или выдать людей, которые сотрудничают с СБУ. Если этих людей не выдают, начинают применять избиения, пытки и моральное давление, угрожать тем, что сделают плохо родственникам и семье. Довольно часто пытают током. Практически с утра до вечера там очень громко играет жесткая музыка. Как нам говорили герои, наверное, ее цель в том, чтобы, во-первых, морально давить на человека, во-вторых, чтобы попытаться заглушить звук пыток. Хотя, мне кажется, это [заглушить звук пыток] невозможно.
– В вашем тексте есть чудовищные детали этих пыток. То есть музыка – это атрибут вообще всех этих тюрем, которые вы описали?
– В гаражах под Новым Мелитополем мне говорили про музыку. Там, мне кажется, это было просто место, как мы поняли из рассказа героев, куда привозили людей сразу после задержания и очень сильно избивали в течение нескольких дней, чтобы довести их до критического состояния. А потом уже привозили в другие места, где проводили допросы и дальше с ними как-то взаимодействовали.
В здании бывшего ПТУ, как нам известно только от одного героя, с осени прошлого года держали людей, но про музыку не было понятно, так как этот герой пробыл там всего день. И не было понятно, что происходит дальше с остальными людьми.
А в остальных местах, где содержат, говорили про эту музыку, про ужасные условия содержания в плане в том числе температуры. Это же не тюрьмы – они [тюрьмы] хотя бы предназначены для того, чтобы там находились люди. Это либо здания бывшей ГАИ, либо здания отдела полиции, где находили просто какие-то помещения, куда помещали людей, где они спали на полу, где их практически не кормили. Один из героев рассказывал, что могли несколько ложек каши дать на день и стакан воды.
– Поражает чудовищная деталь, что пытают в том числе под Газманова и под гимн России. Вообще из российских военных никто и не скрывает, что они собираются пытать людей? Привозя людей в эти упомянутые места, им даже проводят экскурсии по этим пыточным?
– Это один эпизод. Я думаю, что это все-таки ненормальная практика. Был эпизод с человеком, которого пытались склонить к сотрудничеству. Это был бизнесмен, которого похитили осенью. Он перестал заниматься бизнесом, как только город попал в оккупацию, потому что он не хотел сотрудничать с оккупационными властями. Ему сначала мягко пытались намекнуть, что нужно сотрудничать, а когда он все-таки отказался, утром его похитили и привезли в здание, где на тот момент обосновалась Росгвардия, и провели по подвалам, чтобы показать, в каком состоянии там находятся люди. Но в итоге его, слава богу, не стали задерживать. От него потребовали выкуп в шесть тысяч долларов и сказали уехать из города, и он смог выехать.
С остальными все-таки происходит иначе. Чаще людей похищают, и они не знают, что с ними будет происходить и как вообще все повернется.
Очень часто сценарий такой: человека могут похитить на улице или дома, провести обыск, забрать все вещи, которые покажутся им интересными, потом человека привозят на какой-то допрос. Если они подозревают, что человек – партизан, то пытаются узнать, с кем он и как связывался, платили ли ему деньги, как вообще устроена эта система, когда люди могут давать координаты российской техники в боты. Чаще всего те, с кем мы общались, отказывались это говорить, после чего начинались избиения, пытки.
Но самое страшное – об этом вообще не знают родственники. Для них это выглядит так, что человек либо просто вышел в магазин и пропал, либо его забрали из дома. И потом начинается этот обход: родственники идут в полицию, в комендатуру, в Следственный комитет. И везде говорят: "Мы про этого человека ничего не знаем, мы вообще не знаем, где он. Давайте мы заведем дело о том, что он якобы пропал". У нас такая история с Леонидом Поповым, который до сих пор находится в плену, и Следственный комитет делает вид, что он ведет расследование о его якобы исчезновении, хотя его похитили на глазах его отца в очередной раз. Но при этом ведется дело о пропаже человека без вести. И любимая фраза российских военных и силовиков: "У нас все цивилизованно. Слово офицера, что с вашим родным все будет хорошо". А потом мы видим, что на самом деле происходит.
– Получается, там на оккупированных территориях работают какие-то российские органы типа Следственного комитета?
– Это бывший мелитопольский Следственный комитет. Мы до конца не знаем, какие сейчас там работают сотрудники, но очень многие бывшие украинские сотрудники пошли на коллаборацию. Плюс там, конечно, есть российские спецслужбы: про фээсбэшников говорили очень многие герои.
