На этой неделе в Мосгорсуде в Москве должен был начаться процесс по новому уголовному делу оппозиционера Алексея Навального. Известно, что в нем политика обвиняют по шести статьям:
- призывы к экстремизму (два эпизода, части 1 и 2 статьи 280 УК РФ),
- создание НКО, посягающей на права граждан (часть 2 статьи 239 УК РФ),
- финансирование экстремизма (часть 2 статьи 282.3 УК РФ),
- создание экстремистского сообщества (часть 3 статьи 282.1 УК РФ),
- вовлечение несовершеннолетних в совершение опасных действий (пункты "а", "б" и "в" части 2 статьи 151.2 УК РФ),
- реабилитация нацизма (часть 3 статьи 354.1 УК РФ).
Эксперты не исключают, что обвинение в рамках процесса будет добиваться пожизненного срока для оппозиционера. Однако в день заседания стало известно, что судебный процесс перенесли из Москвы в исправительную колонию № 6 во Владимирской области, где политик уже отбывает срок. Пока начало процесса отложено на 6 июня.
Мы поговорили с ближайшим соратником Навального Иваном Ждановым о новом деле Навального, акциях 4 июня, которые соратники политика призвали провести в день его рождения, а также о недавней атаке дронов на Москву и Подмосковье.
– В новом деле Алексея действительно 4 тысячи страниц? Что там?
Там наверняка экстремизм. Доказывается этот экстремизм совершенно непонятно как
– Ну конечно же, никто не видел эти 4 тысячи страниц. Алексею фактически дали дело на полчаса и потом забрали. И я не знаю, имели ли его адвокаты возможность с ним ознакомиться, потому что они требовали ознакомления в присутствии Алексея, и не знаю, получилось ли это у них. Скорее всего, тоже не получилось.
Что непосредственно и конкретно на этих четырех тысячах страниц – мы можем судить только по косвенным признакам. Во-первых, четыре тысячи страниц – это только обвинительное заключение, там есть все 200 томов. По какому принципу, как они делают: есть большое "дело ФБК", из него они берут, вытаскивают, условно, какую-то часть. Часть отправили в материалы дела против Лилии Чанышевой, какую-то часть взяли против Останина. И то же самое они сделали с Алексеем.
Из этих материалов какие выводы можно сделать: там наверняка экстремизм, организация экстремистского сообщества. Доказывается этот экстремизм совершенно непонятно как. То есть они берут скрины наших расследований, фейсбучных наших страничек и называют это "экстремизмом". Признали же ФБК экстремистским сообществом, значит, это тоже экстремизм. И плюс показания каких-то "мурзилок", типа Ильи Ремесло или нашего бывшего оператора Павла Зеленского, который сотрудничает со следствием (в 2021 году Зеленский получил два года колонии по делам о призывах к экстремизму – ред.)
Ну вот такие показания, и все, экстремизм. Это основное ядро этого дела, которое отправится сейчас в суд, предварительно он назначен на 6 июня на 11 часов.
Есть еще статья про реабилитацию нацизма
Вокруг этого экстремизма крутятся еще дополнительно статьи типа "руководство экстремистской организацией", "финансирование экстремизма", и все в этом духе. Есть экзотическая статья о создании юридического лица, посягающего на права граждан. Есть еще статья про реабилитацию нацизма. Что это за эпизод: наш координатор в Волгограде, когда Алексея облили зеленкой, тогда он "Родину-мать" тоже закрасил зеленкой. Это известное дело было.
Какое отношение к этому имеет Алексей – никакого, конечно. Но вот есть такое "экстремистское сообщество", а значит, Алексей отвечает за все абсолютно, в том числе за высказывания каких-то подставных и полуподставных людей где-то там в регионах. Наверняка там какие-то у Алексея есть специфические детали, но, опять же, мы о них не знаем, потому что адвокаты – под подпиской о неразглашении и ничего нам не говорят. А с Алексеем, естественно, дело невозможно обсудить. Поэтому, что там в деталях, наверное, мы узнаем уже на процессе или после процесса, потому что процесс тоже будет закрытым.
– Павел Зеленский, ваш бывший сотрудник, активно сотрудничает со следствием. Можете рассказать подробности?
Зеленский описывает это так: каждый четверг мы собирались в ФБК и обсуждали, как свергнуть Путина
– Это видно из материалов дела Чанышевой, и я думаю, что будет то же самое у Алексея. Он дает показания абсолютно в духе следователя: "Я участвовал. Я, будучи участником, членом экстремистского сообщества, свидетельствую, что Чанышева руководила ячейкой экстремистской организации". Но люди так не пишут в жизни и не говорят так в жизни. И его показания, пусть и не дословно, но даны примерно вот именно в такой же стилистике.
Там достаточно много подробностей, которые он знал действительно, находясь на нашей работе. Например, что, условно, в ФБК каждый четверг проходили "летучки". Он описывает это так: каждый четверг мы собирались в ФБК, Навальный руководил нашим сборищем, и на этих сборищах мы обсуждали то, как свергнуть Путина и как придумать экстремистский лозунг. Ну вот в этом духе. Это, конечно, печальная история, но тем не менее такой факт есть.
– Какой мотив у него, как думаете?
– Сложно сказать, я, честно говоря, не знаю. Тут могут быть разные мотивы – как изначальная какая-то вербовка, так и то, что он в тюрьме вот так просто сломался, или еще что-то.
Но тем не менее важный факт: после того, как его самого освободили из тюрьмы, он мог уехать, и такое предложение ему было, мол, уезжай, и ты не будешь в суде выступать. От этого предложения он отказался. Очевидно, он будет выступать и в суде по Алексею. Может, это часть чего-то: мы тебе угрожаем, мы тебя, условно, не убьем, а ты нам остаешься должен показания на Алексея, а потом – свободен. Понятия не имею, не знаю как. Я не знаю.
– Об акциях 4 июня, которые различные соратники Алексея призывали провести, в том числе в России. Расскажите: как вы намерены поддерживать россиян, которых призываете выходить внутри страны?
– Естественно, в России есть риски выходить на улицу. Естественно, это не самая безопасная штука. Но при этом наверняка есть люди, которые хотят это сделать. И они настоящие герои, кто может это сделать, кто, находясь в России, еще считает, что он может это сделать.
И поэтому, конечно, мы этим людям окажем финансовую помощь, если их привлекут к штрафам. Конечно, мы также постараемся помочь юридически им всеми силами, если нужен будет им юрист, адвокат, консультации и что-то в этом роде. Мы окажем всяческую помощь и в любом случае будем на связи. В общем, разные могут быть сценарии, как можно помогать. Тут уже все индивидуально, не буду раскрывать деталей: а то, может быть, я расскажу какие-то детали, которые не нужно раскрывать? Если человек к нам обратится, мы постараемся разные сценарии для него предусмотреть.
– Встает вопрос о вашей моральной ответственности за тех людей, которые выйдут на улицы: если они выйдут, то могут пострадать. Обсуждался ли этот вопрос у вас в команде?
Попробовать убедить бабушку, что Навальный сидит несправедливо, – это уже большое дело
– Человек выходит на митинг, и митинг получается хороший, когда человек не выходит по призыву кого-то там – Жданова, Волкова, Навального или Соболь, кого угодно. Это происходит, когда человек понимает, что он выходит за хорошее дело, и принимает сам решение.
Конечно же, в первую очередь мы призываем людей самим принять это решение для себя. Если вы считаете, в этих условиях, находясь сейчас в России, можно выйти на митинг – хорошо, мы вас поддержим. Считаете, что можете сделать что-то другое? Нарисовать граффити на заборе, или раздать листовки, или еще что-то сделать, ну, ряд активностей есть. Просто даже поговорить в этот день со своими знакомыми, друзьями, еще раз, в очередной раз попробовать убедить бабушку, что Навальный сидит несправедливо, – это уже большое дело. Это уже что-то сделано, и это тоже важно.
Еще раз: можно ничего не делать. Но мы считаем, что каждый из нас в ФБК, у меня ребята сидят, у кого там по два, по три, по пять уголовных дел. У каждого из нас, вот мы дела обсуждаем, много достаточно уголовных дел. Кто-то уехал, и люди уехали во многом в последний момент, уходя на подножке поезда или пытаясь найти какой-то обходной путь. Я считаю, что у этих ребят, у фэбэкашников, есть моральное право это делать! А кто-то и не уехал, а кто-то продолжает сидеть. Чанышева приняла решение не уезжать, и многие другие приняли решение не уезжать. И Алексей тоже сидит в тюрьме. И в этих условиях ну как рассуждать о моральном праве?
Мы российские политики. Мы вернемся в Россию, даже когда это будет еще небезопасно. Мы считаем, что мы делаем эффективные вещи, и мы остаемся на связи с нашими сторонниками, и у нас есть штабы. Там 20 тысяч человек, которые находятся в России, которые продолжают, несмотря на опасность, держать с нами связь.
Многие из них говорят: "Ну а давайте вы объявите митинг?" А я им говорю: "Выйдете?" Ну не знаю, кто-то выйдет, кто-то нет, посмотрим. Самое важное – что каждый принимает решение для себя самостоятельно. Все взрослые люди, это действительно не самая безопасная вещь. Но тем не менее с этой властью нужно что-то делать каждому из нас, каждому нужно сделать какой-то вклад.
– И неожиданный вопрос к вам. К вам лично – не к организации, а к вам, к Ивану Жданову. Как лично вы оцениваете недавние удары беспилотниками по Москве?
– Это война, и невозможно иначе оценивать удары, попадающие по жилому дому, от которых страдают люди. Невозможно иначе описывать это чем то, что это ужасно.
Но при этом источник этой войны – не украинцы, не те, кто сейчас сопротивляется на своей территории, в том числе и эта часть, конечно же, сопротивления и попытка какого-то ответа на те бесконечные дни бомбления Киева и не только какими-то там дронами, но и ракетами, и всем чем угодно. Конечно, это защита от того, что сделал Путин. Безусловно, и он источник войны, он главный враг, и из этого и нужно исходить.
Но то, что происходит, – это ужасно. К войне невозможно иначе относиться, к гибели людей, к взрывам, ко всем событиям, где бы это ни происходило – в Донецке, в Харькове, в Киеве или в Москве – к этому невозможно не относиться как к кошмару, который должен как можно скорее закончиться.
