Утром 21 апреля из колонии в Карелии вышел на свободу фигурант дела "Сети" и антифашист Юлий Бояршинов. В 2020 году 28-летнего промышленного альпиниста приговорили к пяти с половиной годам колонии общего режима и внесли в список террористов и экстремистов.
По версии следствия, "Сеть" якобы была террористической группировкой, большинство участников которой были антифашистами и анархистами и планировали вооруженный захват власти в России. По версии ФСБ, в "Сети" находилось несколько групп: две в Пензе, "5.11" и "Восход", одна в Беларуси и две в Санкт-Петербурге – "Марсово Поле" и "СПБ1". При этом из материалов дела и показаний фигурантов следует, что в группы были собраны люди хотя и пересекавшиеся в реальной жизни в общих компаниях, но не всегда хорошо знакомые друг с другом. Многие из них заявляли о пытках, которыми силовики выбивали из них признательные показания.
В отличие от многих других фигурантов дела, Бояршинов в итоге признал вину в участии в террористическом сообществе, проведя месяцы в пыточных условиях в камерах следственного изолятора №6, где его несколько раз избивали. Однако он не дал показания против других обвиняемых по делу "Сети". После выхода из колонии он рассказал Настоящему Времени, как к нему в колонии постоянно был приставлен "смотрящий", который фиксировал, с кем он общается, а также заявил, что руководство колонии сделало все, чтобы он не вышел досрочно по УДО.
– Вы вышли из колонии с отрицательной характеристикой. Как это произошло?
– У меня было четыре взыскания. Они примерно раз в квартал начинали охоту и ловили меня на каком-нибудь нарушении, за которое я получал взыскание в виде бумажки в личном деле, которые отсвечиваются при подаче на УДО или каких-то там судах. При этом характеристика у меня такая, что типа коммуникабельный, не вступает в конфликтные ситуации, вежлив с сотрудниками, то есть все хорошо-хорошо-хорошо, везде участвует, классный парень. Но при этом негативная характеристика, четыре взыскания.
– С чем вы это связываете?
– Это было необходимо, чтобы у меня не было возможности выйти по УДО (условно-досрочное освобождение). И чтобы, если я подам документы и все-таки каким-то образом они попадут на суд, суд увидел, что у меня негативная характеристика, и не выпустил точно. Я думаю, что в этом дело.
– А зачем это нужно было, если вы и так частично признали вину? Уже дело как бы закрыто, уже невозможны никакие апелляции в России?
– Это политика такая в целом по 205-м статьям (террористический акт) – не выпускать никого никогда. И конкретно в Карелии у них есть такое понятие, как "статейник", это осужденный по статьям 205, 318 (применение насилия в отношении представителя власти), 319 (оскорбление представителя власти). Они стараются никаким образом не давать им даже шанса, чтоб человек мог выйти на УДО или какие-то другие поблажки.
– По своему ли опыту или, может быть, у вас есть какая-то связь с ребятами, которые отбывают наказание в рамках "пензенского дела" в других колониях: можно ли сказать, что отношение к фигурантам дела "Сети" совершенно особенное, если сравнивать с другими заключенными?
– Я последние полтора года провел в колонии, у меня источник информации минимален, и что происходит с ребятами – я не могу сказать или сравнить с ними. Я могу рассказать про свою ситуацию.
– Для наших зрителей, которые не следили за делом с самого начала, можете сказать, кого из ребят вы знали вообще до того, как вас объединили в общее дело?
– Нескольких ребят из них я знал – Диму Пчелинцева, мне кажется, еще кого-то, ну нескольких ребят, далеко не всех. Немножко мы были знакомы.
– Как к вам лично относились в ИК-7?
– Эта колония в Карелии. Она отличается тем, что она так называемая красная колония, то есть тут нет всей этой воровской криминальной культуры, тут все строго по распорядку. И они сейчас именно в таком ключе действуют, все, как у них прописано по бумажкам, все строго так: никаких телефонов, вообще никаких вещей, которых не должно было быть. Не было какого-то насилия, тут нет взяток, нет таких вещей каких-то.
– Но тем не менее мы знаем, что, например, другой заключенный, политический, Андрей Пивоваров там сидит и чуть ли не от раза к разу его все время отправляют в ШИЗО (штрафной изолятор).
– Опять же, к сожалению, не знаю его конкретно ситуацию. Могу сказать, что если попытаться искать информацию, то в этих колониях была кошмарная ситуация до 2016 года: тут избивали заключенных, тут творился конкретно ужас.
Сейчас все-таки ситуация несколько поменялась. Ну не знаю, по крайней мере у меня получилось отсидеть достаточно спокойно, то есть я старался не нарушать, не ввязываться в конфликты, и в принципе ко мне тоже не было никаких претензий. Сел я, конечно, по-особому, это отличалось от других осужденных, но я достаточно спокойно отсидел.
– А в чем было ваше отличие от остальных заключенных?
– Например, Карелия отличается тем, что здесь всех заставляют работать, практически 100% осужденных работают. Всех выгоняют работать, при этом платят какие-то копейки или вообще ничего не платят.
В моем случае все было наоборот: я всегда был закрыт в отряде, все время в нем находился, у меня выход только в столовую, на какие-то еще режимные мероприятия, в баню – и все. На работу мне нельзя было ни под каким соусом. Вообще все какие-то мои передвижения всегда сопровождались либо сотрудником, либо кем-то из осужденных активистов. Был все время как бы дополнительный такой контроль: с кем я общаюсь, чем занимаюсь, – все они подробно знали.
– По мне, это пытка, пытка отсутствием человеческого общения...
– Нет, в моем отряде было 100 человек, я с ними со всеми мог общаться, взаимодействовать, я не в камере находился, не как в СИЗО. Общение было: хотя контингент там достаточно специфический, но были какие-то ребята, с которыми можно было пообщаться.
Минус в целом в том, что, например, я не мог пойти на работу и поэтому мне сложнее было получить прощение. А прощение необходимо, чтобы подать на УДО, или перейти на более мягкий режим, или на ПТР (принудительные трудовые работы или исправительные работы - НВ) уйти. Все это было поэтому невозможно.
– А были вам доступны свидания, общение с супругой, доступность медицины, прививки? Вы коронавирус в СИЗО перенесли...
– По поводу прививок. Тут прививают всех, тут положение такое, что это как бы вольно, по желанию, но стараются прививать всех каждые полгода. Если человек отказывается – на него по-всякому пытаются давить по мелочи, но, в принципе, были люди, которые говорили: "Я ни в какую не хочу прививаться", и их в принципе не прививали. Я хотел прививаться, и меня прививали соответственно графику.
Медицина, как и во всех колониях, не идеальна. Но если заболеешь, можно было прийти к врачу и получить каких-то таблеток, парацетамола. У кого-то получалось даже зубы вылечить. Я, например, вылечил несколько зубов. Но, конечно, все сложно, очень мало медикаментов. Мне кажется, примерно одинаковая ситуация со здравоохранением во всех колониях.
– А вообще то, что ты отбываешь срок именно на Русском Севере, это насколько сложнее, чем на юге? Вы были в разных условиях.
– В Карелии немножко холоднее, чем в Питере, на самом деле, но это не сильно севернее. Наверное, классно где-нибудь на юге сидеть. С другой стороны, тут нет возможности, например, позагорать, мы все время одеты в одну и ту же униформу, и ее нельзя снимать. Это не "черный" (контролируемый уголовниками) лагерь, где ты ходишь как хочешь. Там за расстегнутую пуговицу ты можешь получить взыскание или уехать в ШИЗО. Но летом здесь полегче, чем зимой.
– Вы понимаете, насколько сейчас все эти характеристики, которые вам дали в колонии, и вообще статья, по которой вы были осуждены, вам испортили будущее в России, каких прав вы лишены?
– Мне это еще предстоит в полной мере почувствовать.
– Что-то вам уже объяснили: может быть, счет вы не сможете открыть в банке легко, на работу устроиться?
– Да, конечно, у меня будут проблемы, если я захочу официально устроиться на работу, они будут смотреть, был ли я когда-либо осужден, по каким статьям. Да, я не смогу карточку завести, с этим у меня будут большие проблемы. Это я понимаю.
– Мы можем говорить о том, что вы предпринимаете, что будете делать дальше?
– На данный момент я просто хочу немножко отдохнуть, восстановиться, понять, что происходит, потому что все это время мне было достаточно тяжело. Да, я просто хотел бы восстановиться, может быть, пару недель, пару месяцев, потом уже строить более сложные, какие-то долгосрочные планы.
– Вы попали в СИЗО в совсем другой стране и вышли на свободу – страна изменилась. Первое, что вам бросилось в глаза, что вы продолжаете замечать сейчас в Карелии?
– Я вышел пару часов назад, поэтому сейчас заметить, наверное, еще не так много успел, кроме каких-нибудь плакатов о призыве в армию, что-то в таком духе, наклеек на машину, и все. Но это все было и в колонии, потому что мы смотрели каждый день новости по Первому каналу, РТР. Я видел реакцию ребят, которые все это слушают и верят целиком, слышал, что они говорят. Здесь примерно то же самое.
