Директор вещания на русском языке телеканала Russia Today Антон Красовский, сотрудничество с которым было приостановлено из-за его призывов в эфире "топить и жечь украинских детей", записал видеообращение, назвав его последним словом. В нем он говорит, что он дурак, который "не просто перешел границы, а ненамеренно их стер". Он говорит, что сидит в эфире десятки раз в месяц, и его раз от раза куда-то "заносит". Красовский просит его понять и извиняется перед своими друзьями и коллективом RT: "Я дурак, смешал добро со злом и облажался, скурвился".
После высказывания Красовского глава RT Маргарита Симоньян сообщила, что Russia Today "останавливает сотрудничество" с ним, а Следственный комитет России заявил, что проверит его высказывания об Украине.
Отстранение Красовского от работы за слишком жесткое высказывание об Украине – для российских государственных медиа случай уникальный. До сих пор за подобные призывы ведущих не наказывали, а некоторые авторы даже сделали себе на этом политическую карьеру. Почему это произошло, в эфире Настоящего Времени прокомментировал Максим Алюков, политический социолог, научный сотрудник Института исследований России (Королевский колледж Лондона) и сотрудник Лаборатории публичной социологии Санкт-Петербурга.
– Как вы думаете, такое, казалось бы, публичное осуждение Красовского, это все-таки правда или для отвода глаз?
– Я думаю, что в каком-то смысле для отвода глаз, потому что общая пропагандистская линия не меняется. Если посмотреть на общий характер того контента, который производится, он довольно агрессивный. Конечно, его [Красовского] высказывания про детей подняли это на ступеньку выше. Но в целом это то, что в последние восемь месяцев мы довольно часто видим. Поэтому это не очень выбивается, на самом деле, из общей канвы.
– Да, вы сами говорите, что Красовский действительно не единственный пропагандист, который призывает к насилию и убийству. Но все-таки почему решили наказать его? Есть ли у вас какое-то предположение?
– Я не думаю, что [наказали]. Ходят сейчас какие-то теории и гипотезы о том, почему именно его, много про это говорили раньше: это связано с тем, что он гей, еще с какими-то такими вещами.
– И переметнулся из либерального лагеря на сторону пропаганды, мол, не свой – не жалко?
– Я бы не строил такие гипотезы. То есть даже если там был какой-то внутренний конфликт или расклад, это общей картины не меняет.
– А что с другими? Они же тоже призывают ровно к тому же: к убийству, к насилию, атакам с вертолетов. Мы сейчас показывали фрагмент, в том числе призывают к атакам с дронов. Как думаете, поменяется ли как-то язык пропаганды?
– Я не думаю, что он поменяется. Мне кажется, что есть два типа пропаганды, которая производится: более мягкая и более жесткая, и она направлена на две разные аудитории. Есть какой-то такой нарратив, который телеканалы производили в последние восемь месяцев. Он связан с тем, что мы гуманны, то есть мы не бомбили гражданские объекты и так далее. И иногда мы видим гораздо более агрессивную риторику типа "разбомбить Вашингтон ядерным оружием".
И в последнее время мы видели сдвиг, особенно после взрыва Крымского моста, и, собственно, это месть Путина – бомбежки Украины, сдвиг в сторону гораздо более агрессивной риторики. На это был запрос. Есть какие-то более радикальные группы, эти самые блогеры в телеграме и так далее.
Эти два типа пропаганды, так или иначе, существуют. Мне кажется, что агрессивный стиль Красовского был просто больше направлен на вот эту радикальную аудиторию.
– Есть ли та грань, которую нельзя переходить пропагандистам? Потому что действительно, если сейчас посмотреть российские каналы, ощущение, что им можно все.
– Они долго говорили о том, что они превратят Киев или Лондон в ядерную пустыню. Это очень жестко, но это все-таки не "топить и жечь детей". Много шутили в социальных сетях, что его "даже из Гестапо за жестокость уволили". Красовский, конечно, мне кажется, перешел какую-то грань, которая даже для пропагандистов уже запретная. Потому что более спокойную аудиторию это может действительно просто напугать.
– Я знаю, что вы довольно долго следите за тем, как пропаганда развивалась в России. Вы можете проследить какие-то важные этапы этой пропаганды? С какого момента она началась, в какой момент она стала все больше-больше накручиваться и стала такой более радикальной и агрессивной?
– О каких промежутках времени мы говорим?
– Наверное, все-таки с 2014 года, я думаю, это, наверное, ключевой момент для пропаганды.
– Да, 2014 год, понятно, что начало украинского конфликта, они начали наращивать весь этот нарратив про внешнюю угрозу, НАТО и так далее. Постепенно она [пропаганда] как-то радикализовывалась в моменты, связанные с конфликтом на Донбассе. Но потом люди просто подустали, и эта тема немножко ушла из повестки, они начали менять это другими темами. Появился конфликт в Сирии и все остальное. И буквально перед началом вторжения, в конце 2021-2022 года, все вернулось на круги своя с гораздо большим градусом.
Мне кажется, да, 2014 год, потом немножко радикализация, потом усталость людей и попытка сменить фокус, выборы в Америке, Сирия и так далее. И сейчас новый огромный всплеск.
– Но язык, точнее крючки, за которые цепляет пропаганда, – это поиск врагов, – тоже остается.
– Да, это один из главных нарративов. То есть даже если мы делаем контент-анализ, чтобы посмотреть, как динамика пропаганды меняется во времени, что мы видим, что какие-то, например, нарративы, которые они попытались внедрить, потому что они были в речи Путина в начале войны, типа "денацификации", они не очень сработали и исчезли с телевидения. А вот идея про угрозу НАТО, во-первых, и, во-вторых, защиту людей на Донбассе – они с 2014 года достаточно резонируют, поэтому [пропагандисты] просто нещадно их эксплуатируют.
Судя по всему, "денацификация", "демилитаризация" исчезли, они не могут это ничем новым заменить и пытаются нещадно эксплуатировать эти два нарратива, которые хорошо резонируют еще с 2014 года: НАТО и Донбасс.
