В Новосибирске в Академгородке полиция ликвидировала стихийный мемориал ученого Дмитрия Колкера. Он умер 3 июля в московском следственном изоляторе "Лефортово", через три дня после ареста по делу о госизмене. По решению суда 30 июня ученого увезли в московское СИЗО прямо из частной клиники в Новосибирске – ранее у него была диагностирована последняя стадия рака поджелудочной железы. В квартире семьи прошли обыски, в ходе которых была изъята техника. Третьего июля родственникам Колкера прислали телеграмму с сообщением о его смерти.
Иван Павлов, адвокат, который защищал многих политзаключенных в России и занимался делами о госизмене, считает, что виноватыми в этой ситуации окажутся адвокат или врачи, а следователи выполняли свою задачу и претензий у руководства к ним не будет. Иван Павлов отмечает, что в принципе в России ученые находятся в группе риска. Об этом он рассказал в эфире Настоящего Времени.
– Вам понятна логика силовиков и судьи, которые арестовывают и срочно самолетом доставляют в Москву из Новосибирска человека с терминальной стадией рака?
– Понятна.
– Расскажите.
– Мне все понятно. Здесь ведь как: государственная безопасность превыше всего. Они поставили даже не саму государственную безопасность превыше всего, а их представление о государственной безопасности выше человеческой жизни и отработали этот кейс. Я понимаю следователя, у него была задача привезти любой ценой, совершить определенные следственные действия, провести обыски, задержание и доставить подозреваемого в Москву в следственное управление ФСБ. Он с этой задачей справился. И в принципе у руководства следствия к следователю никаких претензий быть не должно – скорее всего, вообще все спишут на стрелочников. Скажут, что виноваты те врачи, которые выписали подозреваемого из больницы, и именно это позволило следствию совершить с ним ряд следственных действий и доставить, этапировать его к месту производства предварительного расследования, в Москву, в следственное управление ФСБ. Как больница будет выкручиваться здесь, тем более частная, не знаю. Думаю, что как раз и скажут, что именно они и виноваты в смерти. То есть это будет не следователь ФСБ, это будет не прокурор, который в судебном заседании тоже просил избрать меру пресечения, это будет даже не судья, который принимал окончательное решение. Вот у него сидит больной человек и говорит: "Слушайте, вот меня с больничной койки сняли, у меня рак в последней стадии". Законодательство России предусматривает, так сказать, конкретный запрет на избрание в таких случаях меры пресечения. Но здесь же государственная безопасность, понимаете.
Следствие будет говорить о том, "что у нас", "мы что", "а мы как бы". Суд мог разобраться, вот он разобрался, так сказать, и принял решение. Это даже не следствие, это даже не ФСБ принимает решение. Судья скажет: "Виноват защитник, который не представил в суд документ о том, что у него все плохо". И крайних вам представят в виде либо адвоката, либо в виде врача, который поставил код над выпиской бедного Дмитрия Колкера.
– Колкера обвинили в том, что он в 2018 году, читая в Китае лекцию, раскрыл некую государственную тайну. По вашему опыту, как такие дела появляются? ФСБ просто следит за всеми заграничными лекциями всех российских ученых?
– В группе риска по статье 275, "Государственная измена", лица, которые отвечают двум критериям: они должны оперировать какой-то чувствительной информацией, а в наше-то военное время, как вы понимаете, рамки этой чувствительности расширены донельзя. Все что угодно может быть чувствительным для сегодняшней России.
Второй критерий – это общение с иностранцами. Вот ученые, которые участвуют в каких-то международных проектах, ездят читать лекции, либо выступают на международной конференции, либо участвуют в каком-то международном проекте, который – так или иначе вынужден его институт научный общаться с другими зарубежными институтами, – вот вам, пожалуйста, оба критерия налицо. И искать добычу в научной академической среде – это такая излюбленная забава для наших спецслужб, для чекистов. У них просто каждый год новый ученый, а то и несколько ученых.
У нас и раньше появлялись дела против ученых, но теперь их что-то особенно много. Чекистам настолько, наверное, понравился этот вкус человечины. Вот ученый ведь кто: это человек, который верой и правдой служил этому режиму всю жизнь в научно-исследовательском институте – государственный институт. Он доверяет этой власти. А тут эта власть берет и поворачивается к нему очень неожиданным местом, и человек оказывается в руках этого левиафана совершенно беспомощным. Он думал, что он часть этого всего. А получается, что его же система, которой он доверял, начинает пожирать.
Вот поэтому ученые – доступная, легкая добыча для наших спецслужб, и они этим пользуются, они добывают тем самым себе новые должности, повышение в званиях. Сами понимаете, карьерный рост – вот что ими движет. Но на сегодняшний день мы видим инцидент, который закончился смертью.
У нас тоже есть подзащитный, его зовут Валерий Голубкин, он тоже ученый, ему не 54 года, ему больше 70 лет, он находится также в "Лефортово", у него тоже рак. Давайте попробуем спасти хотя бы одного человека. Пусть эта система выпустит из своих лап, из своей пасти хотя бы одного ученого. Если общество как-то начнет реагировать на эти случаи, мне кажется, что одним спасенным станет больше.
