Против 45-летней преподавательницы английского языка из Пензы Ирины Ген возбудили уголовное дело по статье 207.3 УК России (публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных сил РФ) за разговор с восьмиклассницей, в котором она осудила российскую агрессию в Украине.
В эксклюзивном интервью "Idel.Реалии" Ирина Ген рассказала, не жалеет ли она о диалоге с ученицей, по какой причине аудиозапись могли "слить" в ФСБ и поддерживают ли ее близкие.
Ирине Ген – 45 лет. Последние 10 лет она преподавала английский язык в училище олимпийского резерва в Пензе. 18 марта она вступила в дискуссию с восьмиклассницей и осудила российское вторжение в Украину. Аудиозапись диалога опубликовали СМИ, после чего – спустя 10 дней – против Ген возбудили уголовное дело.
По словам Ирины, ей вменяют слова о бомбежке мариупольского роддома. Следствие считает, что раз Минобороны РФ опровергло информацию о нападении, значит, Ирина Ген распространила "заведомо ложную информацию".
— Давайте начнем с аудиозаписи, которую опубликовали в СМИ. Вы подтверждаете, что это ваш голос?
— Да, это мой голос. Я полностью подтверждаю то, что я говорила на этой аудиозаписи. Это было в пятницу, 18 марта.
— СМИ пишут, что 1 апреля вы уволились из училища. Так ли это?
— Я 1 апреля уволилась из училища, но не потому, что меня попросили уволиться. Это было мое спонтанное эмоциональное решение, потому что как-то не очень приятно продолжать работать в учебном заведении, где с тобой произошла такая неприятная история. Еще раз говорю: меня никто не просил уволиться, инициатива исходила с моей стороны.
— Судя по аудиозаписи, вы достаточно эмоционально говорили со школьницей. Вас переполняли эмоции от происходящего в Украине или этому диалогу что-то предшествовало?
— Ситуация, которая сейчас происходит в Украине, меня стала волновать буквально с самых первых минут вторжения нашей армии на территорию Украины. Я очень эмоционально и болезненно переживаю этот процесс. Почему я подошла к этой теме с детьми? Причина была в том, что многие дети стали интересоваться, почему мы превратились в страну-изгоя, [почему] весь мир от нас отвернулся, в чем дело, ведь мы, спортсмены, не поедем на международные соревнования, на которые мы так долго и упорно отбирались. Я стала им объяснять, в чем причины.
— Ваша собеседница, судя по аудиозаписи, говорит, что в ситуации с войной с Украиной "мы не знаем всех тонкостей". Такое мнение среди учеников – преобладающее в училище, на ваш взгляд?
— Я считаю, что в нашей стране преобладающее большинство населения – к моему великому удивлению – все-таки не владеет той информацией, которая распространяется в международных СМИ. То есть то, что реально происходит в Украине, большинство в нашей стране вообще не понимает. Общаясь с детьми, я поняла, что они поддерживают войну только благодаря тому, что в их семье родители поддерживают эту точку зрения. Но я хочу сказать, что была глубоко поражена, что основное количество людей из моего знакомства и близкого окружения поддерживает войну, находясь при этом в информационном вакууме, не понимая вообще, что на самом деле там происходит. Поэтому я так эмоционально на это реагирую.
— Про людей старшего поколения еще понятно, но дети ведь потребляют информацию не из телевизора, а из интернета. Почему у них, на ваш взгляд, такое мнение относительно войны?
— В таком вопросе они поддерживают именно точку зрения родителей, считая ее самой правильной. Будучи, например, в социальных сетях и имея доступ к различного рода информации, они все-таки данной темой не особо-то и интересуются – им хватает того, что в семье проговаривают родители. А информация в интернете для них – в основном развлекательного характера.
— Вас удивило, что ученики записали вашу беседу и тем более отправили ее в правоохранительные органы? Как вы считаете, почему они это сделали?
— Я думаю, что это исходит от родителей. То есть кто-то из детей в каком-то разговоре, может быть, когда-то упомянул, что у преподавателя по английскому языку на этот счет совершенно другая точка зрения. Я могу вам сказать, что у одного из учеников этого класса родитель представляет органы ФСБ. Я думаю, что посыл записать меня на аудио был именно от него: что когда-то нужно меня записать и вот эту запись "слить" в правоохранительные органы.
— То есть вы ранее когда-то высказывали свою позицию…
— Когда-то ранее я по поводу Украины позволяла себе говорить в каких-то других классах. Скорее всего, дети делились этой информацией с родителями – я так предполагаю. И кто-то из родителей, скорее всего, решил отомстить мне таким образом, подловив момент – сделать запись и отдать ее в правоохранительные органы. Это моя версия, но я уверена в ней на 100 процентов.
— Получается, это элементарный донос.
— Да, мы сейчас к пришли к доносам, мы это прекрасно видим.
— Как вы думаете, мы уже вернулись в те времена сталинских репрессий, где донос был обычным явлением?
— Почему-то именно эта ситуация, которая сложилась в мире по поводу Украины, оказалась очень болезненной для нашего общества в плане страха проиграть эту войну – ужасную, чудовищную и несправедливую, с моей точки зрения. Какой-то имперский, территориальный ген доминирует в головах большинства людей – нам нужно расширяться-расширяться-расширяться, не понимая, что за этим стоит, для чего мы это делаем, зачем нам это надо.
— Не жалеете, что решили вступить в этот диалог с восьмиклассницей?
— Наверное, восьмиклассники – это не та публика, с которой нужно вести разговор. Но с другой стороны, они тоже многое понимают, они тоже участники нашего информационного процесса, который происходит вокруг нас. Я попыталась донести до них другую точку зрения. Может быть, я это сделала зря. Может быть, действительно, восьмиклассницы – это не та публика, с которой нужно разговаривать на эти темы, но я все-таки доходчиво, популярно, может быть, эмоционально пыталась доказать, что не все так просто – что мы слышим с экранов телевизоров.
— Этично ли и верно ли с педагогической точки зрения общаться на политические темы с учениками?
— Я считаю, что я сделала правильно. Я не жалею об этом. Единственная проблема в том, что я все равно не достучалась до умов наших школьников.
— После того как против вас возбудили уголовное дело, об этом наверняка узнали ваши ученики. Они как-то высказывались в вашу поддержку?
— После разговора с сотрудником ФСБ (состоялся 23 марта) 25 марта я пришла на работу. У нас как раз был последний день четверти – начинались каникулы. И я зашла в класс, где произошла вот эта ситуация со мной, и вы не поверите – по их глазам я поняла, что они все знают, что случилось со мной. Тогда еще не было возбуждено уголовное дело, но они уже знали, что у меня был разговор с сотрудником ФСБ. Глаза у них были испуганные, где-то даже заискивающие. Я поняла, что они знают, что со мной случилось, но где-то, может быть, они даже сочувствовали мне.
— Но напрямую не говорили?
— Нет. У нас начались каникулы, поэтому я их не видела, но по глазам я поняла, что они в курсе, что со мной произошло – что будут возбуждать уголовное дело. По выражению глаз, по тому, как они заискивали со мной, я поняла, что они знают. И как будто даже сочувствуют. Больше я их не видела – они ушли на каникулы, а затем я уволилась.
— Давайте перейдем к первому вниманию по отношению к вам со стороны ФСБ. Вы сказали, что первый разговор, первая встреча была 23 марта. Не могли бы вы рассказать, как это было, кто вас вызвал, какие вопросы вам задавали?
— Я была на работе, это была вторая половина дня, ко мне на работу приехали два сотрудника ФСБ и предложили мне немедленно проехать к ним в офис на Московскую, 72 в Пензе. Я спросила, по какому вопросу, они сказали, что это серьезный разговор, поэтому он должен состояться именно в офисе. Я проехала – и там мне сказали, что у них есть на меня запись, в которой я разговариваю с детьми-восьмиклассниками 18 марта на различные запрещенные сейчас темы. Самое интересное, что меня сначала пристыдили, зачем я вообще с детьми разговаривала на эту тему.
Затем мне было сказано, что против меня будет возбуждено уголовное дело в связи с тем, что я в своем разговоре с детьми распространила "фейк" о Вооруженных силах Российской Федерации, то есть в своем разговоре я затронула тему бомбежки мирных городов, а именно роддома в Мариуполе. И мне было предъявлено обвинение в том, что я как бы сознательно знала, что есть опровержение Министерства обороны о том, что Вооруженные силы РФ непричастны к этому событию, а я это сделала специально. На это я ответила, что специально я ничего не делала, просто просматриваю альтернативные источники информации, а эти кадры облетели все информационные агентства всех стран мира, поэтому сомневаться в достоверности данной информации, данных источников мне не приходилось. Мне сказали, что разговор с детьми состоялся 18 марта, а опровержение было 15 марта, поэтому я автоматически попала под статью об уголовном преследовании за распространение "фейков" о Вооруженных силах Российской Федерации. В уголовном деле мне инкриминируют единственный вот этот эпизод из моего разговора с детьми.
— Именно в части бомбежки Мариуполя?
— Да, бомбежка Мариуполя, а именно мариупольского роддома – в моем уголовном деле фигурирует именно этот эпизод разговора, что я распространила заведомо ложную информацию. Я сказала, что об этом ничего не знала. Сотрудник ФСБ сказал мне, что об этом уже было заявлено Министерством обороны. Я ответила, что не смотрю наше российское пропагандистское телевидение, но мне было сказано, что незнание не освобождает меня от ответственности, против меня будет возбуждено уголовное дело по статье 207.3 УК РФ. Больше мне ничего не инкриминируют из того, что было в разговоре с детьми.
— Получается, в тот день, 23 марта, вы побеседовали с сотрудником ФСБ и вас отпустили?
— Меня отпустили, меня никто не задерживал. Затем уже в понедельник, 28 марта, сотрудник ФСБ позвонил и пригласил меня вместе с ним проехать в Следственный комитет по Железнодорожному району Пензы, где он передаст вот эту запись и где будет возбуждено против меня уголовное дело.
— То есть 28 марта и было возбуждено дело?
— Да, 28 марта было возбуждено уголовное дело против меня.
— И именно Следственным комитетом, а не ФСБ?
— Не ФСБ – они [только] передали запись. И потом вот эта запись стала основанием для возбуждения против меня уголовного дела.
— Следственный комитет не выходил в суд с ходатайством о мере пресечения, у вас подписка о невыезде?
— У меня подписка о невыезде, да.
— С вами проводят какие-либо следственные действия?
— Я была один раз в Следственном комитете, это было 28 марта, больше мне никто оттуда не звонил, меня больше не вызывали ни на допрос, ни на пояснения какие-то.
— После того как вас 23 марта вызвали в ФСБ, руководство училища что-то с вами обсуждало?
— Вы знаете, я как-то особо с ними не разговаривала на эту тему. Когда я написала заявление на увольнение, когда уже увольнялась, то директор, завуч отнеслись ко мне с пониманием, добротой, теплотой, сказали, чтобы я наняла хорошего адвоката, пожелали мне удачи. Мы расстались на этом. Никто меня не ругал, никто не призывал меня уволиться, никто не читал мне нотации, морали, как же так случилось. Единственное – мне сказали "удачи", [пожелали] выиграть это дело, снять все обвинения и так далее.
— Есть ли у вас родственники или друзья в Украине?
— Есть, у меня вообще папа родом из Украины. У меня есть родственники по маминой линии, которые в свое время переехали жить в Украину, но в силу того, что у меня мама сейчас в достаточно преклонном возрасте, то общения тесного нет, потому что разрыв поколений произошел. Те, кто уехали жить в Украину ее возраста, уже умерли, а с более молодым поколением, которое живет в Киеве, Харькове, контакты уже утеряны.
— Мне бы хотелось понять, как у вас обстоят дела с близкими, как они относятся к тому, что с вами происходит — и что они вообще по этому поводу думают?
— У меня есть мама и папа, которые, конечно, переживают за меня, очень переживают. Они единственные близкие люди. Хотя, в общем-то, я не могу сказать, что мой папа разделяет мою точку зрения по поводу Украины. Но при этом, конечно, как близкий и родной мне человек он очень сильно переживает за меня и поддерживает, и мама поддерживает. Я не могу сказать, что мои родители на 100 процентов разделяют мою точку зрения по поводу Украины, скажем так. При этом они меня поддерживают, потому что я оказалась в сложной для меня ситуации. Как родители они всегда будут со мной и за меня.
— Про родителей мы проговорили, а ваши друзья, близкие как относятся и к вашей позиции по отношению к войне и к тому, что происходит сейчас с вами?
— Мою позицию по поводу Украины из моего окружения – близкого или далекого – практически никто не поддерживает. Но при этом родственники, конечно, переживают за меня по причине того, что возбуждено уголовное дело, это очень выматывает эмоционально.
— Те друзья и подруги, которые негативно относятся к вашей позиции по поводу войны с Украиной, одновременно с этим пытаются поддержать вас, зная в какой ситуации вы оказались сейчас?
— Мы сейчас пришли к такому пониманию, что, если у нас расходятся точки зрения по теме Украины, мы вообще не поднимаем эту тему – мы сразу начинаем ругаться. Мы вообще тему Украины стараемся не поднимать. Если рядом с тобой нет единомышленников, то какой смысл пытаться доносить свою точку зрения другому человеку? У него свое мировоззрение, свои источники получения информации – соответственно, своя позиция по этому вопросу.
Просто настолько народ прозомбирован пропагандой, напичкан вот этими лживыми источниками информации, что я не знаю… Может быть, будущее как-то их все-таки надоумит и позволит как-то на эту ситуацию по-другому посмотреть. Но в данный момент большая часть населения требует абсолютной победы над Украиной – и это ужасно. Ужасно осознавать, что русские поддерживают войну в Украине – страшно.
— У вас изначально была такая позиция по войне с Украиной?
— Она было еще до начала военных действий со стороны Российской Федерации в Украине. Моя позиция с 2014 года остается неизменной. Я считаю, что Крым не наш, я считаю, что брать чужое – плохо, что по договору 1994 года Россия отдала Крым на определенных условиях Украине, поэтому таким способом, как мы его, скажем так, вернули назад, – это вероломно и нецивилизованно в современном мире. Затем начались процессы по сепарации "ЛНР" и "ДНР" – все мы понимаем, откуда росли ноги, я тоже эту ситуацию крайне болезненно воспринимала, не поддерживала, но все-таки до конца верила, что Россия не нападет на Украину. Для меня 24 февраля было большим шоком, узнать, что мы вероломным образом нарушили территориальный суверенитет Украины и начали блицкриг по завоеванию всех украинских земель. Это вообще безумие какое-то для меня по сей день.
— Правильно ли я понимаю, что вы, находясь в такой ситуации, не готовы отказываться от своих идеалов? Вам не страшно сейчас?
— Как любому нормальному человеку мне страшно. Мне очень страшно, да.
— Что вы ждете от судебного процесса?
— Ничего хорошего я не ожидаю. Единственное – я, конечно, надеюсь на юридические способности [адвоката от "Агоры"] Александра Федулова, чтобы хоть как-то смягчить приговор, который, естественно, будет мне 100 процентов вынесен. Вы же понимаете, что репрессии в нашей стране сейчас на полной катушке, говорить свободно то, что ты думаешь, – страшно и невозможно. Ты моментально попадаешь под репрессии. Я рассчитываю, что Александр поможет мне получить более-менее мягкий приговор.
Разумеется, дело было возбуждено для устрашения в обществе. Когда пишут сообщения, что мне 10 лет грозит, это людей пугает. Это показательная публичная порка, показательный публичный процесс. Делается он для того, чтобы запугать наше общество еще дальше. Я понимаю это так.
— До суда вы намерены искать работу?
— Я пока частно преподаю английский, занимаюсь репетиторством. На работу пока устраиваться не собираюсь, потому что мне нужно понять, какое решение будет вынесено по моему вопросу.
