Журналист из Херсонской области Олег Батурин больше недели провел в плену российских военных. По просьбе знакомого 12 марта он пришел на вокзал в Каховке – это город в Херсонской области, его контролирует армия РФ, – и там его похитили. Отпустили журналиста через восемь дней.
В эфире Настоящего Времени Олег Батурин рассказал, как все произошло.
— Я пришел на автовокзал около пяти часов вечера на одну условленную встречу. Мне был звонок от одного моего знакомого из соседнего города – от Сергея Цигипы, который позвонил и попросил о встрече. Он был готов приехать ко мне в Каховку, и мы договорились о том, где и во сколько встретимся. На тот момент я не знал, что во время этого разговора Сергей Цигипа, очевидно, был уже похищен и говорил, по всей видимости, не по своей воле.
— Вы знаете сейчас его местонахождение?
— До сих пор его местонахождение неизвестно. Потом я убедился в том, что его действительно похитили 12 марта, в субботу, утром – в первой половине дня. Он мне звонил где-то после обеда. Очевидно, что уже в это время он был не на свободе.
Я пришел на условленное место. Там стоял небольшой гражданский микроавтобус. Я посмотрел, увидел его и пошел себе спокойно. Из этой машины выскочили хорошо экипированные военные, "зеленые человечки" – они ассоциируются у меня с тем, что мы в свое время видели в Крыму. Они набросились на меня, начали кричать: "Падай на колени! Как тебя зовут? Доставай документы, телефон!" Начали заламывать руки, таскать по асфальту. Потащили меня в этот микроавтобус, кинули на пол. Поставили мне ноги на спину, подбивали ногами и прикладами своих автоматов. Потом меня привезли, и дальше уже пошли допросы.
Все это время, когда я находился в плену, – и с самого начала, и в процессе всех допросов, и в процессе всего каждодневного многоразового общения – ни разу ко мне не звучало никаких конкретных претензий, конкретных замечаний, что конкретно они от меня хотели, что стало причиной моего задержания. Но они четко знали, что они задержали журналиста, они говорили разные вещи: "Теперь ты дописался". Говорили в форме такого психологического давления.
А что касается конкретных причин – конкретная статья или какой-то поступок, или озвучили бы какие-то претензии, что я нарушил какой-то закон Российской Федерации, планеты Марс или чего угодно, – ничего этого не было.
— То есть большую часть времени вы находились в помещении. Вы знаете, что это за помещение? Кормили ли вас? Давали ли вам воду? В каком положении вы находились? Я так понимаю, что вас били и в это время в вашу сторону звучали угрозы – и ни единого раза чего-то конкретного, что от вас хотели?
— Самое страшное время для меня во время похищения – это были первые сутки, потому что тогда звучало очень много угроз. Меня угрожали убить. Первую ночь и первый вечер я провел в Новой Каховке, а последующее время я находился в Херсоне. Во второй день, когда меня вывозили из города Новая Каховка в Херсон, у меня утром было абсолютно стойкое ощущение, что меня везут в поле, расстреляют, закопают, и все. Потом, когда я понял, что везут слишком долго, появилась надежда на то, что все-таки едут не убивать, а для чего-то другого.
Пить дали в первый вечер маленький стаканчик воды. На следующий день чуть-чуть дали попить. А поесть дали только в понедельник – уже двое суток после моего ареста прошло. Тогда же у меня появился неограниченный доступ к воде. Но ничего горячего не давали, никакого чая, никакой горячей еды. Первые сутки не давали сходить в туалет.
Меня привезли в Херсон, там продолжались допросы. Основное время моего пребывания – это был изолятор в городе Херсон. Меня в воскресенье вечером, 13 марта, уже после нескольких допросов в Новой Каховке и Херсонской областной государственной администрации привезли в изолятор, и постепенно этот изолятор наполнялся другими задержанными. Уже из этого изолятора меня потом и освободили.
— Каким образом и чем вас били в то время, как вы находились в изоляторе?
— В изоляторе меня не били. Физическое насилие ко мне применяли во время задержания и во время первых допросов. Просто били прикладами автоматов и били ногами.
— Вас били по голове?
— Нет, по голове меня, к счастью, не били. Меня били по бокам, в основном били по ногам. Меня спасло то, что у меня была толстая теплая куртка, которая сглаживала удары по бокам. И очень сильно затягивали наручники. Первую ночь я провел прикованным к батарее в промерзлом помещении сидя на стуле. После полутора суток пребывания в наручниках у меня очень сильно отекли руки. Где-то дней пять эта отечность сходила.
— Вы упомянули, что слышали, что привозили в Херсон других людей. Что вы слышали? Сколько, по вашим оценкам, могло быть людей, которых привозили? Возможно, вы слышали, что кого-то пытали?
— Со мной уже изначально задержали несколько человек. По тому, что я слышал, со мной находилось три-четыре человека в первую ночь прикованными в разных соседних помещениях. Нашу небольшую группу из Новой Каховки потом привезли в Херсон. Там тоже допрашивали нашу группу. Там, кстати, я услышал фамилию Цигипы, я услышал его голос. И на следующий день я понял в Херсоне, что он среди задержанных точно так же, как и я.
После того как в Херсоне провели очередные допросы и нас привезли в следственный изолятор, разместили в камерах по одному. И постепенно в течение недели этот изолятор наполнялся людьми. Мне показалось, что там были разные люди. Возможно, там были какие-то мародеры, которых задержали россияне. Но преимущественно там были ветераны АТО. С ними были более жесткие разговоры. Я не хотел бы в своей жизни больше слышать то, что я слышал, что происходило в это время в соседних камерах.
— Их били?
— Их били, да.
— Вы слышали крики?
— Да.
— Вы думаете, их пытали?
— Да.
— Как вы считаете, почему вас задержали?
— У меня осталось четкое ощущение, что я был задержан по наводке каких-то моих недоброжелателей из числа каких-то местных коллаборантов, которые примкнули к так называемым освободителям. Они сделали все для того, чтобы препроводить меня в руки российских фээсбэшников, военных, с которыми я потом имел дело. Естественно, за мою журналистскую деятельность, потому что они [это] абсолютно четко давали понять. Когда проводили допросы, то, конечно, они спрашивали место моей работы, род моей деятельности. Они упоминали о том, что они знали, кто перед ними находится. Была такая фраза даже: "Дописался".
— Как вы сейчас?
— Мне было тяжело первые два дня после освобождения, потому что я не мог заснуть первую ночь. Но сейчас мое равновесие уже стало улучшаться. И во время заточения, и во время возвращения меня очень вдохновляла одна мысль о родных, о коллегах, о людях, которых я знал. Даже о которых я не знал, но которые меня поддерживали. И это единственное, наверное, что мне давало надежду на то, что все будет хорошо. Поэтому я очень благодарен всем за ту поддержку, которая была оказана.
