Наталья Зубкова из кузбасского города Киселевска известна у себя в регионе как независимый журналист и гражданская активистка. Она освещает протесты местных жителей против работы угольных разрезов, открыто критикует власть. Недавно Зубковой пришлось срочно собрать вещи и уехать. Свое новое место жительства Наталья скрывает даже от мужа и старших детей, оставшихся в Киселевске. Перед отъездом на нее напал неизвестный – полиция не установила его личность. Кроме того, журналистке и ее детям поступали угрозы с требованием перестать писать.
В интервью Сибирь.Реалии Наталья Зубкова рассказала, из-за чего не чувствует себя в безопасности в родном городе и почему жить в Киселевске сегодня страшно не только независимым журналистам.
"Уронил на снег"
25 февраля во время обычной вечерней прогулки Натальи с собакой к ней сзади подошел неизвестный, схватил за капюшон и резко опустил на снег.
– Я оказалась на коленях и на руках, практически лицом в снег. По голосу это был немолодой мужчина, он угрожал физической расправой моим дочерям, если я "еще хоть раз открою рот". У меня трое детей. Старший сын служит в армии, средняя дочь выросла, а младшей всего 9. Конечно, я испугалась. За них. Нет, за себя в таких ситуациях в Киселевске уже никто не боится. Это обычное дело для города: вышел по темноте – сам виноват.
Старшая дочь, к примеру, вечером только со своим молодым человеком выходит на улицу. Опасно. Кузбасс даже на воле – та же самая зона. Там страха как такового уже нет: люди живут, понимая, что они все смертники, потому что понимают – из-за экологии они долго не проживут, что у них в любой момент могут обнаружить рак, что этот рак лечить будет некому и не на что. За детей – да, страшно, а за себя – не знаю, стоит ли вообще жить в такой стране.
По местным меркам со мной ничего экстраординарного и не произошло – после угроз он отпустил меня и быстро ушел во дворы. Никаких травм у меня и не было, кроме страха за детей.
– Угрозы стали основной причиной вашего отъезда?
– Нет, я к моменту нападения уже планировала отъезд, решение было принято до этого события. Но это "происшествие" мои убеждения, что нужно уезжать, укрепило.
А решила я из-за того, что на Кузбассе стали очень странно относиться к журналистам, позволяющим себе критику губернатора, власти. У журналистов начались обыски. К примеру, был проведен обыск у Романа Куприянова (Фома Неверов, редактор кемеровского издания "Журнал Абажур"), в дом его больной матери ОМОН прямо через окно вломился. Причем они же прекрасно знали, что идут не к нему в дом, а в дом к его матери, что она недавно перенесла операцию на сердце. Этот "вход в окно" и унизительный обыск, во время которого они весь дом перевернули, в моем понимании были направлены на то, чтобы максимально повлиять на здоровье его матери, чтобы ей стало плохо, и таким образом максимально повлиять на Романа. Чтобы он в итоге отступился и перестал критиковать власти, позволять себе "лишнее".
Там же и повод-то был смехотворный: с декабря Роман начал публиковать небольшие ролики с выдержками из речи Цивилева (Сергей Цивилев, губернатор Кемеровской области), которую он произнес на встрече с предпринимателями. Возбудили уголовное дело о краже информационных материалов (статья 272 УК РФ) – якобы эти аудиозаписи были украдены с компьютера администрации области.
Это "расследование" продолжается, несмотря на то что предприниматель Вячеслав Чернов, участник той встречи, признался, что аудиозапись речи Цивилева сделал он, то есть никакого хищения не было. Чернов понимал, что чиновники на него будут давить, чтобы он продал, а, по сути, отдал свой земельный участок в курортном Шерегеше, где у него пункт по прокату горнолыжного оборудования.
По этой 272-й статье еще ни одного уголовного дела не было в Российской Федерации заведено. И сама ситуация – фарс, но тем не менее у Романа забрали технику, все телефоны, забрали даже ноутбук матери. Думаю, с него начали, потому как он максимально со всеми журналистами области общается. В его технике они нарыли переписки практически со всеми журналистами, активистами. И в этой личной переписке, тайну которой наш закон почему-то никак не охраняет, хотя должен, нашли наши с ним диалоги, затрагивающие в том числе и губернатора. Выложили скриншоты этой переписки на одном ресурсе, который, как я считаю, ведут сотрудники МВД. И, по моему мнению, возбудить на основании этих публикаций какое-нибудь уголовное дело о якобы клевете на неугодную им журналистку для них не представляет никакой сложности.
В моем понимании правоохранительные органы Кузбасса – это люди, которые служат не для того, чтобы бороться с преступностью, а для того, чтобы изымать телефоны у независимых журналистов, публиковать личные переписки на своих анонимных ресурсах, заниматься шантажом и запугиванием. До этого я подавала больше двух десятков заявлений за год по поводу угроз в мой адрес, когда мне на телефон и в соцсети приходили сообщения о том, что сожгут меня (в марте 2021 года) или что моим детям "недолго осталось" (это было в августе 2020 года).
Следственный комитет дело остановил, мол, не считаем данные слова угрозой. Или когда председатель совета предпринимателей города Киселевска при свидетелях и под запись меня дважды по лицу ударил – ничего. По этой причине я и заявление о нападении никуда не писала. Но почему-то именно после моего отъезда полиция и прокуратура (так сообщают мне мои родные, соседи) ходят ко мне домой по пять раз на день – пугают не только моего мужа, не только мою среднюю дочь, они пугают всех соседей долбежкой в двери. Вдруг почему-то засуетились именно после моего отъезда. С чего вдруг так?
Я не хочу с ними сейчас общаться, потому что последние события показали, что они представляют угрозу для моей семьи, для моего ребенка, – я сейчас не только про взлом и обыски у Куприянова, не только про обыск у другого журналиста и предпринимателя, на чье имя зарегистрирован домен журнала "Абажур". Тем, кто не живет в Кузбассе, трудно предположить, насколько здесь менты отмороженные. И самое первое, что они делают, желая кого-то проучить, – начинают отбирать детей.
Наверное, слышали про недавний случай гибели ребенка после принудительного изъятия из семьи. И это для Кузбасса дело нередкое – подобные "изъятия". В октябре пытались мою дочь забрать. Мы были на изоляции, так как у мужа был положительный тест на COVID-19. В это время мне звонит сотрудник ПДН (отдела по делам несовершеннолетних МВД) и говорит: "Нам тут заявление пришло через электронную форму, чтобы мы провели проверку. Пишут, что, мол, ты плохая мать, пьешь, орешь, детей обижаешь, не занимаешься ими, ведешь себя неадекватно". Я говорю: "Какая прелесть. Я бы приехала, но я на изоляции, не могу ни к вам прийти, ни вас пустить".
"Мне нужно с вас взять каким-то образом объяснительную. Пишите, в ПДФ отправляйте". Хорошо, написала, отправила. На следующий день звонят уже со Следственного комитета: "Нам тоже такое заявление пришло". Я говорю: "Я объяснительную в МВД уже отправила, можете пойти, почитать". Их дело развалилось только благодаря нашему педиатру, который на их просьбы дать некую экспертную оценку категорично заявил, что все это бред собачий и без матери ребенок долго и счастливо жить точно не будет. Сказал им, что никаких проблем у детей с матерью он ни разу не замечал, тем более что у меня не один больной ребенок, а два хроника (и один, и другой ребенок были на инвалидности в свое время). И мы из-за этого регулярно общаемся с врачом уже на протяжении 16 лет.
– Болезни детей с чем связаны? Не с экологией?
– Считаю, что да. Но ни один врач Российской Федерации никогда, ни при каких обстоятельствах, даже если ребенок задохнется от угольной пыли, не напишет, что это было связано с качеством воздуха.
В итоге я у ПДН попросила прислать мне итоги их проверки, а в ответ получила: "Нет, мы вам ничего присылать не будем, мы не обязаны вам ничего присылать". Замолчали. Но интересно, что заявление в ПДН и СК было подписано Мариной Кашириной, полной тезкой моего оппонента по выборам в думу соседнего Прокопьевска. Да, она была моим конкурентом, но отношения у нас хорошие, дружественные, можно даже сказать. И понятное дело, ничего она не писала на меня – даже дала показания Следственному комитету и МВД по этому поводу.
Моего ребенка в любой момент могли забрать из школы ПДН вместе с полицией, с органами опеки. Как это было с Максимом Атамановым – его просто вытащили с уроков за руки и поместили в приют сразу после того, как мы с ним пришли в администрацию города с заявлением, что он остался без квартиры вместе с братом. В приюте он пробыл только 8 дней, потому что помогла линия одного московского НКО по психологической помощи детям, со временем ее благополучно закрыли, как и все хорошее. Потом барышню, которая присвоила себе эту квартиру, осудили, но первые двое суток за Максима было очень тревожно. Мама – инвалид по психзаболеванию, от нее как от законного представителя ждать настойчивых адекватных действий не приходилось, у Максима были опекуны, но школа об этом ничего якобы не знала.
По поводу моего ребенка дело завели тоже очень быстро – буквально два-три дня между подачей заявления прошло и тем, как они меня начали прессовать. Почему-то по моим заявлениям такой молниеносной реакции не было. Все это и привело меня к мысли, что тот человек, который подошел ко мне сзади перед моим отъездом, связан именно с правоохранительными органами. Поскольку произошло это сразу после моего разговора с местной жительницей, которая пожаловалась на попытки отнять у нее квартиру другой жительницей Киселевска, подозрительно дружественной с некоторыми ведомственными сотрудниками.
– Нападение на вас, предполагаете, связано с этой жалобой? Или личной перепиской о губернаторе?
– Там накопительный эффект. Возьмем, к примеру, разрез "Кузнецкий Южный". В последний месяц моего пребывания в Киселевске от руководства разреза я в понедельник и пятницу, два раза в неделю, получала судебные иски (о защите чести и достоинства, деловой репутации). Причем писала о разрезе "Кузнецкий Южный" не только я, писали очень многие СМИ, но выбрали именно меня.
И Тимур Франк (бенефициар предприятия "Кузнецкий Южный") подает, и сам разрез "Кузнецкий Южный" подает. Заявили в суд, что якобы это я лагерь протестующих жителей под Черемзой организовала. (В июне жители кузбасского поселка Черемза встали живым щитом перед тяжелой техникой, протестуя против строительства углепогрузочной станции рядом с их домами и требуя, чтобы владельцы разреза "Кузнецкий Южный" доказали законность стройки. Тогда работы удалось остановить, но позже лагерь разогнали, а на участников протестов завели десятки административных дел и оштрафовали на крупные суммы.)
И стоянку я там якобы организовала для машин, и лагерь организовала, и детский праздник провела. Я потом уже говорю: "Ребята, вы совсем?! Меня на этом празднике даже не было". Потом этот иск оставили без рассмотрения, но не остальные.
По Черемзе они пытались и продолжают запугивать всех: и участников, и журналистов, кто освещал акции. Для угольщиков наши с Кречетовым материалы были опасны тем, что мы делали акцент не только на том, что добыча угля открытым способом – это плохая экология, а на том, что угледобытчики нарушают права коренного населения, малочисленного народа – шорцев, у которых не осталось тайги в Кузбассе, и они не могут заниматься исконным промыслом, охотой.
"Уезжать из Кузбасса людям не на что"
– Возвращаться когда-нибудь планируете?
– Пока ничего не могу сказать. На сегодня вообще не уверена, что моему ребенку младшему в Киселевске будет безопасно.
– А независимая журналистика в регионе осталась?
– Ею невозможно заниматься. Независимой журналистикой еще можно было заниматься при Тулееве, но как только пришел Цивилев – все. Начались анонимные телеграм-каналы, публикация личных переписок, прослушек в домах, угрозы, вбросы. Это же какая мерзость, просто я не знаю. Получается, это уровень тех людей, которые работают в МВД. Потому что вскрыть изъятую технику Романа или поставить прослушку кроме них никто не мог. Отдел "Э" и ФСБ – это одна нога правая, другая левая.
– То есть вы реально боитесь, что после административных дел против журналистов начнут и уголовные возбуждать?
– Конечно. У Романа и обыск провели ради этой цели, чтобы накопать на всех материал. Роман ведь и с навальнятами общался. Со всеми, кого им выгодно подтянуть, был на короткой ноге. Потому что повод с цитатами губернатора – это просто смешно. Цивилев, к примеру, сам недавно заявил: "Я никакого заявления не писал по этим аудиозаписям". И непонятно, кто заявитель – ознакомиться с его личностью общественности не дали.
– С июня 2019 года, когда жители Киселевска из-за ухудшения экологии обратились за убежищем к правительству Канады, что-то изменилось?
– Только к худшему. Сейчас в Киселевске готовят к запуску обогатительную фабрику 12-й шахты – она находится прямо посреди города. Во-первых, на ней будут обогащать порядка семи миллионов тонн угля в год – это и выбросы, и загрязнения при погрузке вагонов, и шум, она воет очень сильно. Это все плюсом к девяти открытым угольным разрезам в черте города. Вот запустят эту фабрику, и можно будет окончательно переименовать Киселевск в город-ад.
Публичные слушания по станции угольной погрузки провели с необъективной выборкой – 80% их участников оказались действующими или будущими работниками этой станции. А по самой фабрике я ни о каких слушаниях вообще ничего не слышала. Да и руководство 12-й шахты заявляло, что слушания не требуются, так как на этом месте уже была старая фабрика – мол, это же реконструкция, а не строительство нового производства. Но по закону, если реконструкция ведется с увеличением мощности (примерные цифры: если раньше фабрика обогащала три миллиона тонн, сейчас планирует семь), обязательно должны проводиться публичные обсуждения.
– Вы упомянули, что выехать из города для вас было довольно сложно.
– Да, мне помогло НКО "Открытое пространство", в том числе финансово – оплатили часть дороги. И вообще они разработали маршрут – я сама точно не знала, в каком регионе, городе окажусь.
По этой же причине, кстати, из Киселевска не уезжают многие. Людям просто не на что ехать. Жилье ничего не стоит. Я думаю, лет через пять Киселевск подойдет к той же самой стадии, к которой подошла Воркута, где квартиры просто дарят, дарит администрация, чтобы начисляли квартплату.
Перед новым годом по электронной почте мне местный парень прислал письмо: "Захотите – пишите, захотите – не пишите. Дело ваше". В 2014 году взял ипотеку, купил квартиру трехкомнатную, большую, красивую, на Красном камне (район Киселевска), стоимость – 2 миллиона 700 тысяч рублей. Они отдали за нее маткапитал, взяли ипотеку, он очень много лет платил эту ипотеку – до 2020 года точно. А в 2020 году он продал эту квартиру с горем пополам за 1 миллион 300 тысяч рублей. И еще остался банку должен почти 200 тысяч рублей. При этом он каждый месяц выплачивал по 27 тысяч рублей. Для примера наша квартира – огромная – хорошо, если за 300 тысяч рублей продадим, да и то вряд ли.
У кого-то финансы, у кого-то предпенсионный возраст, у кого-то профессия с угледобычей связана. Поверьте, иначе жители Киселевска все без исключения давным-давно уехали бы.
Молодежь – единицы, и те копят на переезд. Если ребенок поступает где-то учиться, неважно – в Новосибирск, Томск, Красноярск, – они просто не возвращаются назад. Там не к чему возвращаться, там кругом одни ямы, горы и руины.
Интервью впервые было опубликовано на сайте проекта Сибирь.Реалии
