Сергей Михальчук на сегодня – самый титулованный украинский кинооператор. Среди его призов – "Лучший оператор" на фестивале в Сан-Себастьяне (2002) и "Серебряный медведь" "за выдающийся художественный вклад" Берлинале (2015).

Сергей родился в 1972 году в Луцке. В 1995-м окончил Киевский театральный институт имени Карпенко-Карого. Среди его работ картины "Любовник" (реж. Валерий Тодоровский), "Мой сводный брат Франкенштейн" (реж. Валерий Тодоровский), "Иллюзия страха" (Александр Кириенко), "Поводырь" (реж. Олесь Санин), "Под электрическими облаками" (реж. Алексей Герман-младший), "Дикое поле" (реж. Ярослав Лодыгин), "Экс" (реж. Сергей Лысенко).

Мы поговорили с Сергеем о его старте в профессии, о режиссерах-вампирах, о страхах и мечтах кинооператора.

— Для начала – как ты стал тем, кем стал?

— Всегда хотел путешествовать, даже собрался поступать в мореходное училище. Потом понял, что, снимая разные экспедиции, получу больше возможностей для познания мира. А соответствующее образование давали только на кинофакультете. Тем более что кино я снимал с 11 лет, на 8-мм камеру.

— Помнишь свой первый фильм?

— Это было неосмысленно… А вот первое фото помню – снимок любимой собаки Рекса в 1979 году.

— Кто был твоим учителем?

— Мой педагог в Карпенко-Карого – Алексей Прокопенко.

— Легендарное имя.

— Он научил меня ответственности за профессию: нажимать на кнопку стоит, только когда ты полностью уверен. Когда знаешь, что попадешь и следующего выстрела нет. Можешь чувствовать себя плохо, иметь проблемы в быту, но если вышел на съемку – отвечаешь за все.

— А как ты достигаешь уверенности?

— Смотрю на объект, анализирую его эмоцию, взаимодействие с передним и задним планами, понимаю, какой выставить фокус, и нажимаю.

— Что же такое идеальный кадр?

— Он цепляет тебя. Причем это необязательно идеальная композиция. Каждый раз иначе. Но должна быть мощная энергия, которая тебя захватывает.

— Вот на столе лежат наши телефоны, оба с камерами. Многие сейчас снимают на свои гаджеты. Ты не думал попробовать этот инструмент?

— Я принципиально не фотографирую на смартфон. Мне интересно работать сознательно. Тебя не удивляло, что ты камерой снимаешь в темной комнате и выходит треш, а берешь телефон – и все ок?

— Удивляло.

— (Смеется.) Потому что это дополненная виртуальная реальность и в целом отношения к искусству не имеет. Мне интересны инструменты, с которыми я действительно могу строить кадр. Я не воспринимаю результат на мониторе, мне обязательно надо смотреть в визор.

— Ты диктатор на площадке?

— Если надо, могу нажать авторитетом – без этого невозможно любое руководство. Но, кажется, моя команда хорошо ко мне относится. С режиссерами ссор тоже не было. И это не потому, что я на все согласен. Если руководитель операторской группы в себе не уверен, то ни к чему хорошему это не приведет.

— Какой самый большой страх оператора?

— Сделать неправильно. Страх пересъемки, хотя у меня никогда не случалось такого. Я как хирург или сапер – права на ошибку не имею. Если ты выставил кадр и снимаешь – поздно что-то доделывать.

— Какие съемки были для тебя особенно сложными?

— Было несколько очень тяжелых картин, но я не хотел бы уточнять какие, потому что за этим стоят реальные люди.

Съемочный период сам по себе тяжел. Например, сейчас я пашу с 30 января без перерыва; к счастью, есть понимание с продюсерами и режиссером. А оно не всегда так. Иногда я просто маниакально переживал, чтобы не подвести, в других случаях режиссер был хороший, но вампир по сути. Или проблемы с главным актером, от которого все страдают.

— С режиссером ты подчиненный или партнер?

— Это как в патриархальной семье — режиссер как муж, оператор как жена, независимо от пола. Ты можешь апеллировать к кому угодно, но единственный, чье мнение беспрекословно, — это режиссер. Можешь советовать, но не имеешь права тянуть одеяло на себя.

— А если оператор гораздо опытнее и авторитетнее режиссера?

— Тем более опытный оператор будет вести себя коллегиально. Даже если хорошо сделаешь свое дело, раскол уничтожит общий результат. Мне неинтересна картина, о которой скажут: "Снято супер, а кино – так себе".

— Такое часто случается. Фильмы даже получают серьезные призы только благодаря вкладу оператора.

— Да, хорошая обертка, но все равно нет целостной вещи. Это не кино, с моей точки зрения.

— Что ты можешь сказать о сегодняшнем украинском кинематографе?

— Приятно, что оно есть. Тот же "Домой" Наримана Алиева очень понравился. Неплохо снята картина "Изи" (реж. Андреа Маньяни, Украина-Италия, 2017 – НВ). Тем более что это довольно сложный жанр черной комедии. Вообще смотрю мало, потому что не синефил.

— Кто твои авторитеты в профессии?

— Витторио Стораро (оператор Копполы и Бертолуччи, обладатель трех "Оскаров" – НВ), конечно. Эммануэль Любецки (первый в истории оператор, получивший три "Оскара" подряд – НВ) тоже очень интересен, хотя злоупотребляет широкими углами. Мне у него нравится динамичная камера. "Выживший" хорош, но есть нюансы. Очень нравится "Последний потомок Земли".

— А как тебе "1917"? Роджер Дикинс там проделал колоссальную работу.

— Классно, что вы можете одним кадром сымитировать весь фильм, но это для меня аттракцион – как Диснейленд. Если бы сняли классически, фильм был бы целостнее. Их прием мне как специалисту через полчаса надоедает.

— С каким режиссером ты хотел бы работать?

— Не думаю об именах. То, что надо, приходит само. Что мне хотелось бы снимать – знаю.

— А что бы хотелось?

— Историческое кино с массой деталей. Фильмы с экстремальными ситуациями. Но это нечасто предлагают, потому что нужны серьезные бюджеты.

А более глобально – хочу продолжать делать то, что нравится. Кино у нас достаточно жесткое, это профессия для молодых, забег, где нравственное здоровье нужно не менее, чем физическое. Интересный, но изнурительный процесс. У меня есть еще 10 лет хорошей формы. Так что хочу снять еще несколько вещей, которыми смогу гордиться.

— Помнишь, как ты получал "Серебряного медведя" в Берлине?

— Я тогда работал над новой картиной, поэтому до Берлина не доехал. Так же как и до Сан-Себастьяна – болел малярией после Африки. Никогда не забирал приз сам, даже когда звали приехать. У меня эти рецепторы тщеславия не развиты. Тот "Медведь" так и остался в Москве, я его даже в руках не держал.

— Можешь рассказать какую-то смешную ситуацию со съемок?

— Их так много, что я улыбаюсь всегда, но ничего толком не помню. (Смеется.) Вот не со съемок: звание заслуженного деятеля искусств мне вручал Порошенко, а премию Довженко – Янукович, но руки я ему не подал. Смешно было, на фото видно, как я левой рукой беру премию, а правую прячу.

— Что снимаешь сейчас?

— Драму "Я, Нина", режиссер – Марыся Никитюк. Искренне надеюсь, что это будет событие по крайней мере в нашем кино.

В Зоне отчуждения ЧАЭС — фотопроект для друзей-дизайнеров. Снимал самосела, живущего полностью автономно. Современный Маугли. Ушел в Зону после окончания Киевского университета в 21 год, сейчас уже 38. Редко идет на контакт. Многие в Зоне его боятся. Как он выжил – полная загадка. Говорят, что он даже потерял человеческий запах, поэтому может охотиться почти голыми руками на лося, на кабана. Я два дня с ним провел, вернусь уже весной. Этот проект меня очень вдохновляет.

— Какие увлечения имеешь вне камеры?

— Не могу вспомнить ничего такого. Люблю плавать. Хотя тоже плаваю под водой с камерой. Все приходит к одному. Природа, как говорится, берет свое.